Солнышко? Я была уверена, что он сказал это насмешливо, но бабочки в моем животе все равно зашевелились, сгоняя гнев. Предатели.

— Спасибо. Ты можешь одолжить их. Они нужны тебе больше, чем мне, — сказала я с укором.

Из его горла вырвался негромкий смешок, и я чуть не упала на пол от шока. Сегодняшний вечер был ночью открытий.

Рука Алекса проследовала вверх по моему позвоночнику, пока не легла на заднюю часть шеи, оставляя за собой каскад мурашек.

— Я чувствую, как оно капает на меня.

Он не… что? Мое тело поглотил ад.

— Ты… ты… нет, не я! — прошипела я, отталкивая его и сползая с него. Мой клитор пульсировал. О Боже, что, если это так? Я не могла смотреть, боясь увидеть мокрое пятно на его джинсах.

Мне пришлось бы переехать в Антарктиду. Построить себе ледяную пещеру и научиться говорить на пингвиньем языке, потому что я никогда не смогу показаться в Хейзелбурге, Вашингтоне или любом другом городе, где я могла бы снова столкнуться с Алексом Волковым.

Его усмешка переросла в полноценный смех. Эффект от его настоящей улыбки был настолько разрушительным, даже несмотря на мое потрясение, что я могла только смотреть на то, как засветилось его лицо, и на блеск, который превратил его глаза из красивых в захватывающие.

Святое дерьмо. Возможно, я должна быть благодарна ему за то, что он никогда не улыбался, потому что если бы он так выглядел, когда делал это… у женщин не было бы ни единого шанса.

— Я говорю о твоем кровоточащем сердце, — проворчал он. — О чем, по-твоему, я говорю?

— Я… ты… — Забудьте про Антарктиду. Я должна переехать на Марс.

Смех Алекса утих, но блеск в его глазах остался.

— Какой следующий фильм?

— Прости?

Он наклонил подбородок к DVD на столе.

— Ты принесла два фильма. Какой второй?

Внезапная смена темы заставила меня вздрогнуть, но я не жаловалась. Я не хотела говорить о том, что у нас с Алексом что-то произошло. Никогда.

Мои бедра сжались, и я выдавила из себя:

— "Марли и я".

— Вставляй.

Вставляй… о, DVD.

Мне нужно было вытащить свои мысли из сточной канавы.

Пока шли вступительные титры, я села как можно дальше от Алекса и "случайно" положила между нами две подушки. Он ничего не сказал, но краем глаза я заметила его ухмылку.

Я была так сосредоточена на том, чтобы не смотреть на него, что почти не обращала внимания на фильм, но час спустя, когда мои глаза опустились и меня потянуло в сон, я все еще думала о его улыбке.

Алекс

Я тихо проклинал Джоша, пока нес Аву наверх. Этот засранец всегда ставил меня в ситуации, в которые я не хотел попадать.

Например: спать в одной комнате с его сестрой.

Я уверен, что он был бы рад этому еще меньше, чем я, но я не обустроил комнату для гостей — у меня никогда не было гостей, а на улице шел ливень, и я не мог отнести ее домой, чтобы мы оба не промокли. Я мог бы оставить ее на диване, но ей было бы чертовски неудобно.

Я открыл дверь в свою комнату и положил ее на кровать. Она не шелохнулась.

Мой взгляд задержался на ее фигуре, подмечая детали, которые я не должен был замечать. Ее темные волосы рассыпались под ней, как одеяло из черного шелка, достаточно длинные, чтобы я мог обхватить их кулаком, а юбка задралась вверх, обнажив на дюйм больше бедер, чем нужно. Ее кожа выглядела более гладкой, чем шелк, и мне пришлось сжать руки, чтобы не прикоснуться к ней.

Мои мысли вернулись к тому, что было ранее ночью. Ее кожа приобрела самый красивый оттенок красного, когда я сделал свой комментарий "капает", и пока я шутил о ее кровоточащем сердце, но часть меня — очень большая часть — хотела перегнуть ее через мое колено, задрать ее юбку и узнать, насколько она мокрая. Потому что я видел похоть в этих больших карих глазах, она была возбуждена. И если бы она не отодвинулась…

Я отвел взгляд, стиснув челюсть от непрошеных мыслей, заполнивших мой мозг.

Я не должен был думать о сестре своего лучшего друга таким образом, но что-то изменилось. Я не знал точно, когда и как, но я начал воспринимать Аву меньше как младшую сестру Джоша и больше как женщину. Красивую, чистую сердцем, но вздорную женщину, которая в один прекрасный день может стать моей смертью.

Я не должен был приглашать ее. Мне следовало пойти на свидание с Мэделин, как я и планировал, но, по правде говоря, я не мог выносить компанию Мэделин вне спальни. Она была великолепна, богата, утонченна и понимала, что получит от меня не более чем физические отношения, но она настаивала на том, чтобы перед каждым нашим сексом ее угощали ужином. Я соглашался только потому, что эта женщина трахалась как порнозвезда.

Ночь с Авой, какой бы плохой идеей она ни оказалась, звучала гораздо привлекательнее, чем еще один утомительный ужин в обычном модном ресторане, где Мэделин прихорашивалась и притворялась, что мы пара перед влиятельными людьми Вашингтона.

Она не ожидала от нашего соглашения никаких ухаживаний, но ей нравилось положение в обществе, а я — один из самых богатых и подходящих холостяков в районе Мэриленда, согласно последнему выпуску журнала Mode de Vie "Power Issue" — был статусным.

Мне было все равно. Я использовал ее, она использовала меня. Мы получали от этого оргазм. Это были взаимовыгодные отношения, но моя договоренность с Мэделин исчерпала себя. Ее не слишком довольная реакция, когда я позвонил и сказал, что не смогу прийти сегодня, закрепила мое решение.

Мэделин не имела права предъявлять претензии, и если она думала, что несколько ужинов и минетов изменят мое мнение, она сильно ошибалась.

Я проподнял Аву, чтобы уложить ее под одеяло. Я ожидал, что она будет спать с мечтательной улыбкой, как та, которую она всегда носила, когда бодрствовала. Вместо этого ее брови были нахмурены, рот плотно сжат, дыхание поверхностное.

Я почти провел рукой по ее лбу, прежде чем поймал себя.

Вместо этого я переоделся в черные спортивки, выключил свет и забрался на другую сторону кровати. Джентльмен спал бы на диване или на полу, но из всех оскорблений, которые люди бросали в мою сторону на протяжении многих лет, "джентльмен" не было одним из них.

Я заложил руки за голову, стараясь не обращать внимания на приятное женское присутствие рядом со мной. Сон, как обычно, не шел, но вместо того, чтобы перелистывать конкретный день в своем мысленном альбоме, я позволил своему разуму блуждать, как ему вздумается.

27 ноября 2013 года.

— Поверь мне, чувак, мой папа будет в восторге от того, что есть с кем поговорить о футболе. — Джош выскочил из машины. — То, что я играю в НБА, а не в НФЛ, — его самое большое разочарование.

Я ухмыльнулся, следуя за ним по подъездной дорожке к внушительному кирпичному дому его семьи в пригороде Мэриленда. Он был не таким большим, как мой особняк на окраине Филадельфии, где я жил с дядей, но, должно быть, стоил не меньше миллиона или двух. Густые живые изгороди окаймляли каменную дорожку, ведущую к массивной входной двери из красного дерева, а над дверным звонком висел венок из цветов на осеннюю тематику, украшенный шелковистым бантом.

— Скорее всего, моя сестра сделала это, — сказал Джош, заметив мой взгляд. — Мой отец ненавидит все это дерьмо, но Ава его любит.

Я мало знал о его сестре, кроме того, что она была на несколько лет младше нас и любила фотографировать. Джош купил ей б/у зеркальную камеру на eBay на Рождество, потому что она постоянно намекала на это, когда они разговаривали по телефону.

Сначала я познакомился с отцом Джоша. Он сидел в гостиной и смотрел матч "Ковбои" против "Львов", как и предсказывал Джош. Майкл был ниже своего сына, но его точеное лицо и проницательные глаза заставляли его казаться выше своих пяти футов восьми дюймов.