— О, первая госпожа Хэ покинула поместье ранним утром и до сих пор не вернулась. Этот слуга не знает точно, куда она отправилась, но из разговоров этот услышал, что она вместе с главой Юэлань сейчас на аудиенции у его величества, — заговорщически сказал Су Эр, к концу своих слов переходя на шепот.

Юн Шэнь вдруг кое-что понял.

— Так... А может, ты слышал что-то еще? Расскажи мне все.

Иметь личного слугу, а особенно такого пронырливого, как Су Эр, оказалось удобно. Юн Шэнь остался почти в полной уверенности, что если Хэ Циюй и занимался плетением интриг в прошлом, то и слугу явно взял в оборот. Слишком уж хорошо тот знал, какая информация важна, а какая — пустой треп.

За время утренней трапезы Су Эр успел поведать Юн Шэню, что заклинателей в целом-то в поместье Хэ остановилось не так уж много — всего несколько человек. Все они были размещены в южном павильоне[20], и этому поспособствовала Хэ Цисинь. Остальные заклинатели остались в городе.

Впечатления Су Эра о гостях поместья позабавили Юн Шэня. Тот не преминул упомянуть их надменный внешний вид и не менее надменное поведение. Было странно слышать подобные высказывания от человека, который долгие годы служил не менее чванливому господину.

Из чужих разговоров Су Эр также услышал, что Си Ин был вызван его величеством дважды. В первый раз он отправился во дворец со стражей прямо с улицы и пробыл там долго, оттого прибыл в поместье Хэ лишь глубокой ночью. Сейчас, во второй раз, он взял с собой Хэ Цимин. Ушли они еще до того, как небо начало светлеть, и с тех пор не вернулись. Помимо них, во дворце находился и второй господин Хэ, но он был там со вчерашнего дня, и вряд ли ему удастся вернуться в ближайшее время. Ему, как командиру отряда императорской гвардии, предстояло хорошенько поработать. Похоже, дело было серьезным, а император оказался крайне недоволен происходящим.

Юн Шэнь все же не верил в слова лекаря Суна о том, что заклинатели Юэлань могли повесить вину за произошедшее на первого, кто попался под руку, но... Если император разгневан, ничего хорошего это не сулит. Зачинщика нападения необходимо отыскать в кратчайшие сроки. Юн Шэню стоило поторопиться, если он желал сохранить голову на плечах.

Он пригубил лекарственный отвар, что принес ему Су Эр, и не сдержался от того, чтобы сморщить нос. Мерзкое лекарство. Пусть оно и заставляло тело крепнуть, но на разум никак не влияло, и тот по-прежнему оставался в смятении. Юн Шэню нужно было сосредоточиться. К тому времени, как заклинатели вернутся из дворца, он уже должен начать действовать.

Порой, чтобы привести мысли в порядок и настроиться на нужный лад, он прибегал к искусствам. Для своего совершенствования он использовал каллиграфию, расписывая объемные узоры печатей и чар. Юн Шэнь уже пробовал заниматься ею, будучи в теле Хэ Циюя, и результат поверг его в глубокое разочарование: этот почерк можно было описать как след весеннего червя и осенней змеи[21]. Руки Хэ Циюя не были приспособлены к изящному письму, и, как бы Юн Шэнь ни старался, у него выходили лишь с трудом читаемые каракули.

Следующим, чем Юн Шэнь занимался в бытность бессмертным для успокоения тела и души, была музыка. Стоило мысли зацепиться за это, как в голове вспыхнул недавний сон с поразительно знакомой мелодией. Невольно Юн Шэнь сжал пальцы. В этом доме тоже должен был найтись гуцинь. Может, у него получится сыграть? Странно, но из того сна он не мог вспомнить ничего, кроме музыки. Было ли это чем-то давно позабытым? Юн Шэнь не знал и предпочел не сильно задумываться: даже если это и были воспоминания, то не слишком важные. Его больше волновало, что предшествовало его переселению в тело Хэ Циюя, но пока ничего из этого временного отрезка он припомнить не мог.

Он вновь задумался об Обители Бессмертных и своем тихом месте там, под снежной сосной. На вершине пика Шугуан плывущие облака, холодный солнечный свет и прозрачный морозный воздух умиротворяли. Если выражаться как смертные, то это место он мог бы с уверенностью назвать своим домом. Мысли о том, что его уголок спокойствия остался где-то далеко, вызывали в Юн Шэне тоску.

Сможет ли он когда-нибудь вернуться туда?

Когда Юн Шэнь попросил Су Эра принести гуцинь, тот взглянул на него с сомнением, но все же не стал противиться и послушно покинул покои, направившись на поиски инструмента. Отсутствовал он недолго и в этот раз беспрепятственно вошел в покои вместе с завернутым в плотную белую ткань инструментом наперевес. Видимо, заклинатели, до этого дежурившие у дверей комнаты Хэ Циюя, решили уйти. Он неуклюже открыл дверь ногой и так же ее закрыл. Юн Шэнь с интересом наблюдал за его потугами. Гуцинь не весил много и не был массивным, если сравнивать, допустим, с гучжэном, но создавалось впечатление, что Су Эру тяжело. Он крепко обхватывал гуцинь, прижимая его к груди, будто боясь, что тот в любой момент может выпасть из рук. Он держал его как великую драгоценность. Юн Шэнь приготовил место для инструмента на низком столе и ожидал, что сейчас слуга поставит его, но вместо того Су Эр замер в нерешительности.

— Господин, простите наглость этого слуги, но, может, не стоит навлекать на себя гнев третьего господина?

Юн Шэнь поднял на него удивленный взгляд. Тот так и стоял, прижимая гуцинь к груди, не двигаясь ни на цунь.

О чем он говорит? При чем тут третий сын Хэ?

— Этот ничтожный думает... может быть... — Су Эр замялся. — Не подумайте! Этот слуга не пытается указывать вам, но этот инструмент принадлежит вашему старшему брату. Если вы снова подпилите его струны...

— Что за вздор! — вырвалось у Юн Шэня.

Он закрыл лицо ладонью и шумно вздохнул. Похоже, Хэ Циюй был еще хуже, чем он предполагал. Стоило догадаться, что если в этом доме и есть музыкальные инструменты, то наверняка во владении ученого, третьего господина семьи Хэ. Получается, Хэ Циюй в прошлом насолил и ему. Оставалось лишь гадать, откуда у четвертого Хэ настолько отвратительный и подлый характер и скольким людям в прошлом он уже вот так навредил. Испортить струны столь изящного и дорогого инструмента... Додуматься ведь надо!

— Нет! — ответил он резче, чем планировал. — Я хочу сыграть на нем.

Су Эр на мгновение умолк, уставившись так, будто у его господина только что выросла вторая голова. Когда Юн Шэнь устало махнул рукой в сторону стола, он медленно подошел, освобождая инструмент из ткани.

Юн Шэнь установил гуцинь так, чтобы пятый лад был напротив сердца. Обычно полагалось воскуривать благовония, но он слишком резко воспринимал многие запахи, и даже от самых нежных ароматов у него начинала болеть голова, поэтому пришлось пренебречь этим маленьким ритуалом. Он уже обмыл руки, поэтому мог спокойно приступать к игре. Но стоило его ладоням опуститься над шелковыми струнами, как Су Эр подал голос:

— Может, вы позволите мне сыграть для вас? — осторожно спросил он.

Как раб мог владеть одним из шести искусств?![22]

— Вы ведь... — Он запнулся. — Когда мастер Ли занимался вашим обучением, вы всегда отправляли этого слугу вместо себя на уроки. Старый мастер был слеп, тогда вы, кажется, говорили что-то... «Старый слепой козел не заметит разницы», вот так.

Юн Шэню казалось, что его разочарование в Хэ Циюе достигло крайней точки и падать дальше некуда, но нет. Поразительно. Отправлять слугу на занятия вместо себя... Может, Су Эр еще и каллиграфией владел в совершенстве, раз почерк Хэ Циюя настолько отвратителен?

Его руки так и зависли над струнами, он с сомнением перевел взгляд на Су Эра. Не могло же все быть настолько плохо? В Юн Шэне оставалась толика надежды, и поэтому он приступил к игре.

Очень зря.

Пальцы неуклюже цеплялись за шелковые нити струн и не слушались. Не удавалось выполнить ни одной, даже простой техники игры. Поначалу он решил сыграть примитивную короткую мелодию, которую обычно использовал для разминки, но даже ее оказалось трудно воспроизвести.