— Я желаю спасти одну безвинную душу...

Не успел Юн Шэнь довершить мысль, как зверь оскалился пуще прежнего и издал громкий грохочущий рык. Его хвост вновь взвился и с силой врезался в каменный пол темницы. Удар был такой силы, что цепи под потолком задрожали, издавая тихий переливающийся звон.

«И тебе хватает наглости просить о таком?!» — громко проскрежетал биань.

У Юн Шэня всего на один миг перехватило дыхание, но он смог взять себя в руки и сохранить прежнюю невозмутимость. Нельзя показывать слабости. И как только одна-единственная фраза смогла так сильно задеть стража ада и вывести его из себя? Юн Шэнь был немного озадачен.

— Уважаемый страж меня не дослушал, — он продолжил гнуть свою линию. — Невинная душа приговорена к смерти, а та, что погубила немало людей и принесла в мир зло, останется жить. Разве уважаемый страж может закрыть глаза на подобный вопиющий случай несправедливости? Уважаемый страж — покровитель правосудия, и только он сможет помочь в этом деле.

Юн Шэнь откровенно не любил лизоблюдство. За это он презирал Цао Сяошэ. Но других способов склонить бианя на свою сторону, кроме как настойчивой, подчеркнуто вежливой беседой, он не знал. Он всеми силами пытался держать голос ровным, но к концу тот уже задрожал и осип. Слишком холодно. Слишком много демонической ци вокруг. Юн Шэнь чувствовал, как начинают невольно стучать зубы, а руки, да и все тело, сковывает неприятная дрожь.

Биань все еще раскатисто рычал, а хвост его свирепо метался из стороны в сторону. Похоже, он и правда серьезно вышел из себя. Юн Шэнь не понимал, где прокололся и что сказал не так. Все ведь... Это ведь все была правда! У него нет скрытых намерений, а главные его цели — разобраться во всей этой путанице с демонами и вернуть свое тело — вполне благие. Не несут никому вреда.

Наконец спустя десяток ускоренных и беспокойных ударов сердца Юн Шэня зверь вновь заговорил:

«В каждом воплощении ты просил у меня что-то ради другого. В этот раз ты просишь в первую очередь для себя», — слова доносились из глотки бианя с глухим рокотом, отдававшимся тихим эхом. Юн Шэнь невольно сжал кулаки.

«Так уж и быть, я окажу тебе услугу. Ради справедливости. Но этого ли ты хочешь на самом деле?»

Неожиданно даже для себя Юн Шэнь растерялся.

«Если это и правда то, чего ты желаешь, я помогу тебе. Но просить меня об услуге дозволено лишь раз», — резко предупредил биань.

Какие могут быть колебания? Он четко знал, чего хочет, — освободиться от слабого тела и вернуться в прежнее, сильное и бессмертное, вернуться в Обитель, изничтожить демоническую мерзость, как и полагается. Но внутри Юн Шэнь все равно чувствовал глубокую неуверенность. Что-то было не так. Здесь таился подвох.

Биань выжидающе глядел на него. Пронизывающий насквозь взгляд магического зверя нагонял доселе неведомые страх и тревогу.

Ноги начинали слабеть.

Чего он хотел на самом деле? Чего он желал?

Такой шанс давался лишь раз. Нужно принять правильное решение.

— Да, — коротко ответил Юн Шэнь.

Глупые сомнения задурили ему голову. Ответ изначально прост. И все же, озвучив его, он ощутил, что собственноручно затянул в груди тугой узел, от которого растеклась лишь тупая ноющая боль.

Биань, похоже, удовлетворился таким ответом и ударил лапой об пол. Чешуя на его теле, казалось, засветилась ярче, а кончик драконьего хвоста вспыхнул сине-зеленым призрачным огнем.

«Так тому и быть».

Взмах хвоста — и вся темница озарилась ярким светом.

Сила.

Его переполняла сила, сокрушительная и неукротимая, она грозила сжечь его изнутри, поглотить, сделать частью себя.

Духовные меридианы пылали. Ци кипела и беспокойно бурлила в них. Ему казалось, что все тело обратилось божественным огнем, который никак не получалось обуздать.

Единственная мысль, суетливо бившаяся в голове, была о том, что ни в коем случае нельзя позволить этому огню вырваться наружу. Сгореть самому, но сдержать пламя.

Шаг за шагом Бессмертный спускался к Облачной платформе, постепенно удаляясь от Небесных врат. Ноги вели его сами собой, он даже не раскрывал глаз — крепко жмурился. От вспышки светлой энергии, озарившей недавно все три мира, в глазах назойливо плясали разноцветные кляксы. Хотелось их стереть.

Небесный барьер запечатан. Теперь среди густых темных облаков виднелась лишь тонкая полоса, слегка светящаяся золотом. Она была как уродливый шрам на светлом небесном лике. Неудачный росчерк туши на чистом шелковом холсте. Единственное свидетельство, что небеса, врата между мирами, некогда были разорваны.

Остальное без следа поглотил ненасытный божественный огонь.

Бессмертный протянул руку к лицу, и пальцы проехались по гладкой и чуть прохладной костяной поверхности без единого изъяна.

Он был в маске.

Одно только это осознание вызвало поток спутанных мыслей, воспоминаний о том, как совсем недавно слышался грохот и сотрясалось небо, как рвался шов между мирами от столкновения вихрей светлой и темной ци, как эти вихри взрывались столпами сияющих искр. Как кто-то говорил с ним торопливо, обеспокоенно, как кто-то крепко сжимал его руки. Как этот человек...

Как этот человек впустил пламя, что теперь сжигало изнутри.

Едва преодолев последнюю ступень, Бессмертный споткнулся и, пошатнувшись, едва не рухнул на колени. Не без труда ему удалось устоять.

В обрывках воспоминаний, которые еще не были поглощены разгорающимся внутри божественным огнем, Бессмертный услышал голос, близкий и знакомый, непривычно дрожащий. Отчего-то ему это казалось неправильным.

«Все так или иначе должно идти своим чередом, поэтому...»

Говорящий запнулся. Бессмертный знал, видел как наяву, что он скривился в выражении крайнего неудобства, словно каждое слово причиняло ему боль, которую он старательно пытался скрыть.

«Ты, как послушный ученик, не станешь противиться воле своего учителя. Нужно — значит, нужно. К чему лишние вопросы? Только голову морочить почем зря».

Бессмертный видел, как губы говорящего расплылись в кроткой, вымученной улыбке. Он пытался утешить. Странно, но лицо этого человека, весь его образ состоял из разрозненных частей, не подходящих друг другу. Он был как отражение неба на водной глади, неосторожно тронутое рябью.

«Я был неправ. Я гордый глупец, что не рассчитал силы и не смог дать отпор. Теперь бремя моих ошибок, моих попыток исправить все лежит на тебе. Я хотел быть лучшим учителем для вас... Для тебя. Но не стал».

Человек продолжал говорить. Его слова переполняла трепещущая горечь. Бессмертный хотел бы услышать их все. Вспомнить все, что ему тогда говорили, увидеть этого говорящего, взглянуть в его глаза. Но чем больше было слов, тем глуше они становились, обращаясь смазанным, неразборчивым гулом.

Бессмертный сжал руки в кулаки. Он чувствовал, как все его мысли, воспоминания и чувства обращаются пеплом. Он не желал этой силы, не желал держать в себе этот огонь, пожиравший изнутри, пожиравший все, чем он был. Еще немного — и он угодит в искажение, окончательно потеряв себя.

На зыбкой границе между реальностью и погружением в хаотичное небытие, словно последний проблеск света, он смог услышать неразборчивый оклик. Затем еще один. И еще.

Кто-то настойчиво звал его... Нет, все же не его.

«Цзин Янь!»

Имя ложилось на слух привычно, тянуло в обыденном узнавании. Заставляло вскинуть голову и обернуться к тому, кто так отчаянно звал. Как странно...

Бессмертный слышал, как чужой голос звучал все ближе.

— Цзин Янь, ты...

На другом конце Облачной платформы показался силуэт. Он то и дело расплывался и походил на мутное пятно, но Бессмертный чувствовал, что перед ним сильный заклинатель.