Юн Шэню предстояло обдумать многое.

Минуло некоторое время, прежде чем Юн Шэнь смог прийти в себя. Помешательство, что заставило его выбежать на улицу чуть ли не нагим... Какой же позор. Думая об этом, Юн Шэнь не испытывал ничего, кроме жгучего стыда. Он так и не понял, что на него вдруг нашло.

Оказавшись наконец наедине с собой, он смог привести мысли в порядок. Присутствие других людей для него было в тягость. Он привык быть один. Будучи в Обители Бессмертных, он практически все свободное время посвящал медитациям или музицированию в уединенном месте снежного пика горы Шугуан. По какой-то причине там ему было спокойнее всего, мысли текли плавнее, а разум обретал безмятежность. О Небо, как ему хотелось снова оказаться там! Смертные слишком эмоциональные, слишком шумные, их вокруг... слишком много. Даже если это всего лишь два человека, Юн Шэню от их общества становилось неуютно.

Когда мокрое нижнее одеяние стало ощутимо неприятно липнуть к телу, Юн Шэнь решил переодеться. Из обширного вычурного и безвкусного гардероба Хэ Циюя он выбрал простое белое одеяние. Отдаленно оно напоминало то, что он носил, когда был еще бессмертным мастером. Пусть ткань была добротной, плотной, а испещряющие рукава и лацканы узоры, вышитые серебристой нитью, искусны, ему все равно было далеко до прежних одежд. Приведя себя в порядок, Юн Шэнь замер у небольшого медного зеркала в углу комнаты и вдруг кое-что осознал.

Он понятия не имел, как обычно одевался Хэ Циюй.

Судя по его гардеробу — как павлин, всеми силами выпячивая достаток своей семьи. Но как укладывал волосы? Скорее всего, как-нибудь сложно. Носил ли украшения? С его стремлением приосаниться, очевидно, да.

Но дело было не в одном внешнем виде. То, как Хэ Циюй говорил, как вел себя, как относился к другим... Ничего из этого Юн Шэню известно не было.

В голову закралась мысль, как семья Хэ может узнать, что тело их сына кто-то захватил, а с другой стороны... Люди, которых он успел увидеть, были поголовно смертными без следа духовных сил. Придет ли им в голову нечто настолько необычное? Однако знать часто отправляла своих отпрысков обучаться в школы заклинателей, постигать мудрость и смирение под руководством бессмертных мастеров. Сам Юн Шэнь учеников не заводил и не стремился к поиску приемников, а вот его боевые братья и сестры довольно часто спускались из Обители к смертным, примыкая или даже возглавляя такие школы. Были ли в семье Хэ те, кто мог совершенствовать духовные силы? Су Эр не упоминал ничего подобного, когда давал краткую справку «потерявшему память господину». Он в принципе рассказал очень мало, уделив больше внимания безобразной сцене в игорном доме. Если в семье Хэ и имелся заклинатель, то он-то и мог заподозрить неладное.

Как бы то ни было, у Юн Шэня не осталось сил, чтобы выдумывать сложные прически или облачаться в кричащий наряд, да и не желал он это делать. Он вернулся к кровати и присел на ее край. Долго стоять он не мог — ноги начинали слабеть. И каждый такой приступ слабости вызывал в нем странное трепещущее чувство, зудящее, скребущее и не дающее никакого покоя. Раздражение. Его раздражали собственные бессилие и беспомощность, но вместе с тем они побуждали размышлять над планом дальнейших действий.

Юн Шэнь точно знал, ему необходимо найти способ связаться с Обителью. Узнать, что произошло и что происходит сейчас там, наверху, у барьера. Пока он проводит время здесь, возможно, на Срединное царство надвигается неминуемая катастрофа.

Из размышлений его вырвал хлопок дверей. В покои вошли двое: госпожа Хэ и служанка.

Глядя на дев, на то, как засуетилась Хэ Цисинь вокруг ненаглядного младшего брата, как надменно смотрела на него простая служанка, Юн Шэнь понял, что, пока он не выяснит, что тут творится и как он сюда попал, ему ни в коем случае не стоит раскрывать настоящую личность. Заяви он кому о том, что Хэ Циюй погиб, а на его месте ныне пребывает Бессмертный небожитель из легенд, его в лучшем случае сочтут сошедшим с ума. Нет, нужно действовать изящнее.

Хэ Цисинь тем временем осматривала Юн Шэня с головы до ног: ощупывала его тонкие предплечья, плечи и, когда довела руки до лица, обхватила ладонями щеки и принялась вертеть из стороны в сторону.

— Су Эр все мне рассказал. Чем ты только думал! Как мог выбежать в такой мороз босым во двор! Неужели Юй-гэ совсем не волнует, как мэймэй переживает?! Юй-гэ и представить не мог, что мэймэй пришлось вынести, пока он был без сознания. Знает ли Юй-гэ, каких сил мне стоило покинуть дом мужа, чтобы быть здесь, с ним?!

Юн Шэню были непривычны такое повышенное внимание к собственной персоне и... столь близкий контакт. Эта женщина снова была на грани рыданий. Удивительно, как у Хэ Циюя остались люди, столь преданные ему. После того, что рассказал Су Эр, Юн Шэнь проникся глубоким презрением к человеку, чье тело занимал. Но что сам Су Эр, что эта дева... казалось, они действительно переживали за такого подонка, как Хэ Циюй. Юн Шэнь не чувствовал фальши в их эмоциях, пусть они и были избыточными и утомительными.

На мгновение Юн Шэнь задумался, знала ли Хэ Цисинь историю об игорном доме с подробностями? А если знала, то почему все еще так переживала и защищала брата? Кажется, она обещала даже разобраться с этим Цзи Чу...

Он взял запястья Хэ Цисинь в свои руки и легонько сжал, отстранив от лица.

— Синь-мэй. — Юн Шэнь постарался сделать голос мягче и искренне надеялся, что такое обращение успокоит деву. В конце концов, она обращалась к Хэ Циюю очень фамильярно. — Твой брат в порядке. Хватит.

Вопреки ожиданиям Юн Шэня, дела приняли неожиданный оборот. Хэ Цисинь пораженно воззрилась на него, замерев на миг, и... заплакала. По ее щекам потекли слезы, а губы задрожали. Юн Шэнь неловко отвел взгляд и отпустил ее запястья. Он совершенно не знал, как вести себя в подобных случаях!

В этот раз Хэ Цисинь все же нашла в себе силы не разрыдаться и, тихо шмыгнув носом, взяла у служанки платок, чтобы утереть слезы. Юн Шэнь обратил внимание, что хрупкая служанка еле удерживала в руках крупный короб.

— Да, да, прости, — сказала Хэ Цисинь, пытаясь выровнять голос, но выходило скверно. — Я принесла твои лекарства и немного еды. Ты так слаб, и я решила приготовить твою любимую кашу.

Служанка принялась распаковывать короб на низком столе. Совсем скоро взору Юн Шэня предстало множество блюд, по большей части легкие закуски, названий которых он не знал. Бессмертные не нуждаются в пище, и Юн Шэнь не помнил, когда в последний раз вкушал ее. Он с интересом разглядывал блюда. Все было теплым, и от еды исходил пряный запах, от которого чесался нос, а желудок неприятно сжимался. Это... чувство голода?

Хэ Цисинь легко улыбнулась и наполнила пиалу Юн Шэня странной жидкостью из гайвани[11]. Это не чай. Аромат был непохож. Пахло горькими травами и чем-то кислым.

— Лекарство приготовлено лично лекарем Суном. — Хэ Цисинь подвинула пиалу еще ближе. — Его нужно пить перед едой, три раза в день.

Юн Шэнь с сомнением посмотрел на пиалу, от которой поднималась легкая дымка пара. Это варево было еще и горячим. От странного запаха лекарства его затошнило. Взглянув еще раз на Хэ Цисинь, он удостоверился, что настырная «младшая сестра» от него не отстанет, пока он не выпьет. Он взял пиалу, поднес ее к носу и, еще раз вдохнув горько-кислый аромат, нерешительно сделал глоток.

Стоило единственной капле лекарственного отвара коснуться его языка, как все его чувства взорвались отвращением. Это было ужасно! Казалось, тысяча игл вонзились в язык, отвар жегся, но не потому, что был горячим. Его вкус... Юн Шэнь не мог описать это словами! Он сморщился и резко поставил пиалу, стукнув ею по столу, после чего зажал рот рукой. От резких движений отвар расплескался по столу. Сколько бы он ни пытался сглотнуть, мерзкое ощущение так и оставалось во рту! Должно быть, Хэ Циюй досадил чем-то и старику Суну, раз тот предложил ему нечто подобное как снадобье! Недаром он смотрел на него тогда с презрением...