Юн Шэнь в бытность бессмертным был даже знаком с бессмертными мастерами других пиков Обители, интересовавшимися демоническим путем. Они делали это не из низменных желаний заиметь силы или же посеять вокруг хаос, а из исследовательского интереса. Тем не менее даже такой интерес в основном порицался, а использование техник запрещалось. Сам Юн Шэнь следовал лишь пути света, и что-то в нем испытывало отвращение к темным заклинателям, к желанию легкой и быстрой силы путем разрушения как собственной, так и чужих жизней.

— Что вам известно еще?

— Заклинатели, чьи тела наполнены духовной энергией, и смертные, не имеющие такой роскоши, по-разному реагируют на воздействие демонической ци. Как правило, заклинателя она не убьет, максимум сильно покалечит и отравит его меридианы, но и это несмертельно и поддается лечению. Что касается смертных... Темная ци при небольшом воздействии медленно отравляет их тела и разум, заставляя слабеть, постепенно высасывая их жизненную энергию, а при большем — убивает сразу, — пояснил Цао Сяошэ, ставя пиалу на стол и вновь наполняя ее чаем, не забывая подлить и Юн Шэню. — Вы пейте, вам полезно будет. Этот красный чай, миньхун, взращивает энергию ян, которой у вас и так нехватка.

Юн Шэнь хмыкнул и сжал в пальцах обжигающую керамическую поверхность пиалы.

— Так вот. Среди погибших тогда на шествии были и двое учеников Юэлань. Как же так вышло, если демоническая энергия неспособна убить заклинателя? По официальной версии, они храбро погибли в сражении с напавшим на всех демоном, но и тут есть расхождения: в том месте, где нашли погибших учеников, они были не одни! Там же находилась целая группа тех, кто решил пройти в толпу и посмотреть шествие, а когда началась суматоха и туман демонической ци накрыл улицу, было трудно что-либо разглядеть... Туман рассеялся, и вместе с ним нашли погибших учеников. Если сражение с демоном состоялось, то почему в нем приняли участие лишь двое? Там была целая компания заклинателей, у каждого были мечи, но никто не отреагировал на демоническое присутствие и не решился помочь боевым братьям.

— Их убил не демон, а тот, кто наслал демоническую энергию.

Цао Сяошэ хитро прищурился и покачал пиалу с чаем в руках, гоняя плескавшийся лепесток мэйхуа от края к краю.

— Но это наша с вами версия, а что думают заклинатели? — поинтересовался Юн Шэнь, навострив взгляд.

— О, они убеждены, что вы и есть корень зла! — весело заявил Цао Сяошэ, вот только Юн Шэню было не до смеха, и, увидев его серьезное выражение лица, лекарь неловко кашлянул. — По правде говоря, не совсем так. В данный момент заклинатели проверяют кварталы вблизи улицы, где проходило шествие, на предмет демонического присутствия.

— Но они ведь ничего не найдут, если никакого демона не было.

— Может, да, а может, и нет. Демоны часто живут бок о бок с людьми годами и ведут довольно... человеческий образ жизни. Возможно, им удастся найти какую-нибудь тварь и повесить все произошедшее на нее. Точнее, настоящий виновник обставит все так, что следствие приведет именно к ней либо козлом отпущения станете вы.

Цао Сяошэ пожал плечами и осушил свою пиалу. Он мечтательно зажмурился, явно наслаждаясь вкусом чая.

— Что стало с телами погибших учеников?

— С этим пока сложности, — сказал он, сцепив руки в замок. — Меня не допустили до осмотра тел, возможно, из-за того, что я не совсем член Юэлань... Еще разбираюсь с этим. Если мне станет известно что-то еще, то я найду способ передать вам информацию. Вижу, вы в состоянии понять, что к чему, и оттого с вашей стороны дело должно пройти гладко. Мой последний вопрос... Готовы ли вы?

Юн Шэнь невесело хмыкнул. Как будто у него был выбор.

На плечо Цао Сяошэ вдруг легко и бесшумно опустилась маленькая птица. Судя по крошечному клюву и вытянутому телу, это была ласточка. Ее черное оперение будто поглощало окружающий свет.

— Эй! — воскликнул Цао Сяошэ и дернул плечом, на котором устроилась птица. Та беззвучно приоткрыла клюв и закрутила головой, словно в замешательстве.

Затем ласточка вспорхнула с плеча. Юн Шэнь обратил внимание, что вместе с движениями крыльев птицы вокруг нее летели... капли? На плече Цао Сяошэ появились крошечные черные пятна, похожие на чернильные. Тонкой сеточкой они расползлись по плотной ткани бледно-зеленой мантии.

Цао Сяошэ недовольно хмыкнул и завозился, принявшись рыться в скрытых карманах своих рукавов. Ласточка приземлилась на стол. Здесь она тоже наследила блестящими черными пятнами, как на мантии Цао Сяошэ. Юн Шэнь протянул руку и коснулся одного из них. Пальцы окрасились. Это действительно были чернила.

Ласточка мотнула головой в сторону Юн Шэня и уставилась на него крошечными бусинками глаз. На мгновение почудилось, что у этого чернильного духа осмысленный взгляд.

Наконец Цао Сяошэ прекратил возню и выудил из рукава небольшой сложенный отрез рисовой бумаги. Он расстелил его на столе и постучал пальцем.

— Сюда, Сяо Янь, — обратился он к ласточке, но та, видимо, не посчитала нужным слушать его. Еще раз хлопнув крыльями и разбрызгивая еще больше чернил, она неуклюже, чуть покачиваясь, пошла в сторону Юн Шэня. — Глупая птица, прекрати пачкать стол!

Юн Шэнь замер, заслышав обращение к чернильному духу. В следующее же мгновение его голову пронзила боль, такая сильная, словно в его верхний даньтянь вогнали спицу из чистой духовной энергии. Он крепко зажмурился и схватился за переносицу. Боль не желала отступать и усиливалась с каждым мигом, так продолжалось, казалось, вечность, пока Юн Шэнь не услышал в своей голове тихий голос:

«А-Янь, не сжимай кисть так сильно, твои руки начнут дрожать, и вместо иероглифов получатся кляксы».

Боль отступила на второй план, а все окружающее стало казаться невесомым, нереальным. Словно наяву он почувствовал, как крепко сжимает бамбуковую рукоять кисти. От напряжения пальцы заныли. Перед глазами заплясали солнечные зайчики. Всего мяо[29] назад он сидел в промерзшей и окутанной зимней стужей беседке, а сейчас Юн Шэнь ощущал, как весенние лучи солнца ласково и нежно объяли его спину и затылок. Он сидел спиной к открытому окну. Пахло нагретым деревом и свежей, только растертой тушью. Плечи немного затекли — держать ровную осанку было нелегко, но он не смел жаловаться, потому что...

«Движения кисти подобны течению ручья, остановка — как спокойствие горы. Почерк должен быть свободен и естественен».

Он проводит черту. Его движение дерганое, но стоит кисти остановиться, как она неловко утыкается в бумагу, оставляя уродливую кляксу. Он сжимает бамбуковую рукоять еще крепче от досады, и так хочется разорвать эти несчастные каллиграфические потуги на тысячи кусочков! Но тут его дрожащей руки касается другая, мягкая, но твердая, направляющая. Спокойствие вмиг окутывает его, а разбушевавшееся раздражение уходит на второй план. Запах чернил становится интенсивнее.

«Черты как гряда облаков, как парящая птица, как прыгающий зверь, как вспугнутая змея, как внезапный раскат грома, как крутой берег и горный пик...»

Чужая рука направляет его кисть, она парит над бумагой так легко, словно бабочка над едва распустившимися цветами. Движение за движением вырисовывается изящная вязь иероглифов.

«Маленькая ласточка...»[30]

Юн Шэнь моргнул. Постепенно боль растворялась, уподобляясь незримому эфиру, будто ее и не было, но даже так она оставляла за собой... трещины? Юн Шэнь не смог бы подобрать слова лучше. Вновь закрыв глаза, он в точности представил себе это. Трещины, больше напоминавшие золотое плетение сродни паутине, искусным кружевом распространялись по белоснежной, будто кость, поверхности его сознания. Так странно, ему казалось, что он стоит перед стеной, у которой нет начала и конца, но есть сколы. Чем больше он думал об этом, тем больше трещин появлялось, они расползались и сливались. Вместе с трещинами его сердце все больше захватывали эмоции, точно нетерпеливый и бурный поток горной реки наполнялся с дождем, грозя вырваться из берегов. Эти эмоции было трудно подавить, как он делал всегда, и наиболее сильной ощущалась злость.