Юн Шэнь промолчал и поглядел на камень. Вне всяких сомнений, это был духовный нефрит. Один из редчайших артефактов! Способные впитывать ци и сохранять ее в первозданном виде, долгие годы без потерь, духовные нефриты служили отличным средством сохранения энергии. Они использовались бессмертными, но с их помощью хранилась лишь духовная сила, отданная добровольно. Демоницы планируют заключить в них жизненную энергию смертных? Юн Шэнь не думал, что это возможно, если только тут не замешаны темные техники.

Он взял платок, в который был спрятан камень, и приложил к щеке девушки. Он быстро пропитался кровью. Большего Юн Шэнь сделать не мог, но и смотреть на уродливую, сочащуюся кровью рану тоже оказался не в силах.

— Прижми посильнее, тогда кровь быстрее остановится, — сухо сказал он.

Дуцзюань сначала замерла, а затем сбивчиво и быстро промямлила слова благодарности и крепко прижала платок к щеке. Она опустила взгляд и замялась, будто не решаясь сказать что-то еще. Юн Шэнь же погрузился в раздумья, мыслей и соображений по поводу происходящего было слишком много, а времени так мало.

Хули-цзин — мастера иллюзий, конечно же, они владели и темным заклинательством, как все яогуаи[40]. Это было основой их совершенствования, но какими бы сильными ни были лисицы, все, что они могут, — лишь забирать энергию себе, и вполне... тривиальным образом. Неудивительно, что хули-цзин повстречались именно в борделях. Перенаправление чужой духовной энергии, однако, уже требовало определенных знаний и умений, не говоря уже про отданную не добровольно жизненную энергию? Нет, они не могли дойти до этого сами, как и не могли заполучить духовные нефриты, ведь те хранились лишь в Обители. Что-то здесь не так. Совсем не так.

Дуцзюань неожиданно приблизилась и цепко ухватила Юн Шэня за плечо. Он вынырнул из потока размышлений и удивленно поглядел на барышню. Крепко сжав нефрит в руке, он почувствовал, как силы наполняют его. Быть может, так ему удастся противостоять демоницам? Но надолго ли хватит этой ци и получится ли у него ее направлять?

— Пойдемте скорее! — напряженно прошептала Дуцзюань, хотя в ее глазах все еще стоял ужас, голос стал решительнее. — Мне нужно показать вам кое-что еще.

Барышня увлекла Юн Шэня за собой, проведя через неприметную дверь неподалеку от кухни. Они спускались по темной покосившейся лестнице, каждый шаг отдавался глухим скрипом старых досок. Казалось, один неосторожный шаг — и те не выдержат, проломятся под чужим весом. Воздух был затхлый, сюда явно редко захаживали.

— Чэнь Ляомин тоже лиса? — прервав гнетущую тишину, спросил Юн Шэнь.

— Нет, но... — Дуцзюань замялась, так и не продолжив.

Юн Шэнь нахмурился. Не лиса, но... человек ли?

Они шли друг за другом. Лестница и коридор, куда они впоследствии вышли, оказались слишком узкими, чтобы идти плечом к плечу, и Юн Шэнь никак не мог разглядеть выражение лица барышни. Он заметил лишь, что тонкие девичьи плечи напряженно сведены и периодически подрагивают. Она была явно напугана, но шаг ее оставался уверенным и решительным.

Чем дальше они шли, тем более пыльно становилось вокруг, отчетливее чувствовался запах застарелой гари, отдававший чем-то металлическим, — даже во рту становилось горько. Дуцзюань, изредка покашливая, прикрывалась длинным рукавом платья. Юн Шэнь же не испытывал ничего, все еще сжимая в руках духовный нефрит, продолжавший питать его силой и сглаживать все неудобства. Так Юн Шэнь, пусть и на какое-то время, смог вновь чувствовать себя собой, а не калекой в бренном теле.

Непрерывно наполнявшая его ци помогла осмотреть помещение: несмотря на царящий вокруг мрак, его зрение улучшилось. Он заметил, что по стенам идет некий рисунок или же письмена. Прочитать их было трудно, черты символов накладывались друг на друга, перекрывая, растягивались, хаотично переплетались. Юн Шэнь протянул к ним руку, запястье вновь обожгла кровь фэнхуана. На самом деле она начала раскаляться еще с того момента, как они вошли сюда, но Юн Шэнь не мог понять почему. Теперь же все становилось на свои места, письмена были явно неким заклятием, несущим отрицательную энергию. Он провел пальцем по замысловатому контуру символов. Пальцы окрасились черной крошащейся пылью. Уголь. Но будь это обычный уголь, вряд ли кровь фэнхуана отреагировала бы настолько сильно, или дело в самих чертах?

Юн Шэнь сжал губы в плотную линию: он знал слишком мало, и времени у него также было в недостатке. Он попробовал нарушить контур узора, потерев ладонью, но лишь больше испачкал руки, так и не убрав и части символов. Казалось, этот рисунок был намертво вбит в дощатые стены. Нужно было придумать, как нарушить его ход... Он точно был частью ритуала, затеянного лисицами. Если он не ошибался и правильно выстроил в голове карту обстановки, то этот коридор шел прямо под главным залом Павильона ароматов.

Тихие звуки чужих шагов, немного шаркающих, прекратились. Дуцзюань остановилась. Юн Шэнь отвлекся от своих мыслей и взглянул на барышню, которая так и стояла к нему спиной, не поворачиваясь.

— Нам говорили, что если мы будем хорошо работать, то нам даруют свободу. Все верят в это и надеются, что когда-нибудь госпожа Чэнь заметит их старания. Так думала и я, но на самом деле никакой свободы не было, — голос служанки звучал глухо. — У меня была подруга, Цзюйхуа, она заботилась обо мне, когда я только попала в Павильон ароматов... Она была старательна, и госпожа Чэнь пригласила ее к себе. Цзюйхуа была так рада, что наконец сможет быть свободной, ведь ее продали сюда еще малышкой. Она хотела уехать из Бэйчжу в тихое место подальше, хотела стать портнихой. Говорила, что когда заработает денег, то выкупит меня отсюда. На прощание я дала ей свою шпильку. Я надеялась, что получу хотя бы одно письмо от нее, но с тех пор, как она посетила госпожу Чэнь, она исчезла. Мне говорили, что так всегда, что, получив свободу, все стараются разорвать любые связи с Павильоном и потому бесследно исчезают, но Цзюйхуа обещала, что не бросит меня здесь. Я думала, что она меня предала, а потом...

Дуцзюань вдруг замолкла, так и не закончив рассказ.

— Здесь, — коротко бросила она.

Барышня отошла в сторону, открывая взору Юн Шэня дверь, испещренную символами. На ней замыкался контур рисунка, проведенного по стенам. Сквозь запах гари отчетливо пробивался другой, сладковатый и гнилостный, от него начинало тошнить.

— Ты не закончила, — заметил Юн Шэнь, он не спешил приближаться ни к Дуцзюань, ни к двери. — Что случилось потом?

Не то чтобы ему было интересно жизнеописание барышни Дуцзюань и ее личные проблемы, но этот рассказ и все происходящее вокруг явно были связаны. Кроме того, он не собирался открывать эту дверь: кровь фэнхуана вновь грозила обернуться пламенем на его запястье. Что бы там ни было скрыто, это явно что-то зловещее. Быть может, барышня продолжит, и так он сможет выиграть еще немного времени. Ему бы это не помешало, пока он не сумеет направить хотя бы часть ци из духовного нефрита на разрушение контура заклинания.

— Так вы выслушали? — изумленно прошептала Дуцзюань, чуть повернув голову. Юн Шэнь заметил, как в ее глазах блеснули еще непролитые слезы. — А вы не такой, как тот, другой. Он был так груб... Вы же добры ко мне, поэтому я закончу.

Другой? В голову Юн Шэня закрались нехорошие подозрения. Он завел руки за спину, крепко сжимая духовный нефрит и пытаясь сконцентрировать ци.

— Никому нет дела до нас, знаете? У нас даже имен нет. Только эти... прозвища. О какой свободе для безымянной девушки может идти речь? Цзюйхуа была дурой, просто наивной дурой. Вместо свободы нас ждала либо перепродажа какому-нибудь богатенькому ублюдку, который замучил бы нас до смерти, либо... Когда тем вечером я втайне пробралась к госпоже Чэнь, я увидела иссушенные тела всех тех девушек, которым обещали свободу. Там же была Цзюйхуа — то, что от нее осталось. Там... Она в руках сжимала мою шпильку. В последние мгновения жизни думала ли она обо мне?..