— Господин Хэ, попробуйте! Вино и правда хорошее! — махнул чаркой в сторону Юн Шэня Цао Сяошэ.

Юн Шэнь схватился за голову от накатившей новой волны боли. Все не так. Он помнил, что этого ему не говорили.

— Я не хочу, — только и смог выдавить он.

— Сделайте хотя бы глоток, господин, вашему другу вино пришлось по вкусу, — вкрадчиво произнесла барышня. От мутноватой светлой жидкости шел землистый аромат, совсем не похожий на запах тысячи цветов, — он скорее напоминал лес после дождя.

Разве он всегда был таким?

Ему протянули чарку с вином, и он взял ее, рука двинулась сама по себе. От мутноватой светлой жидкости шел землистый аромат, совсем не похожий на запах тысячи цветов — он скорее напоминал лес после дождя.

— Пейте, — слова отдались хором самых разных голосов, казалось, все присутствующие сказали это единовременно.

Он не знал, кто именно говорил, но все происходящее было безумно неправильным. Так не должно быть. Не должно! Все не так, и это вино...

«Остерегайтесь теней, господин Хэ, и прошу, не пейте это вино», — прозвучали в голове чужие слова.

С глаз будто сдернули туманную пелену, а в голове прояснилось.

Он вспомнил.

— Оно отравлено, — сказал Юн Шэнь и отбросил чарку на пол, та со звоном покатилась прочь, а вино или то, что называлось им, расплескалось по полу.

Все происходящее было не взаправду. Он оказался в демонической иллюзии!

Стоило этой мысли пронестись в голове, как пространство вокруг будто зарябило, принялось растягиваться, искажаться, приобретать невиданные формы. Юн Шэнь больше не чувствовал опоры под ногами. Глаза стоявших напротив Цао Сяошэ и служанки Дуцзюань сделались звериными, гости Павильона, сидящие неподалеку, потеряли человеческие очертания и обратились тенями, расплывающимися и бесформенными.

Иллюзорный мир рушился, как только его центр осознавал себя. Оставалось лишь его развеять.

Юн Шэнь сжал духовный нефрит в руках, его обволакивали мягкие потоки энергии, нужно было лишь высвободить их, и тогда появился бы шанс выбраться отсюда, пока его рассудок не начал распадаться следом за выстроенной иллюзией. Он уже сложил руки в управляющем жесте, но неожиданно перед его глазами мелькнул красный силуэт.

Перезвон серебряных колокольчиков раздался вновь.

Юн Шэнь моргнул. Веки казались такими тяжелыми, неподъемными, а в глаза будто бросили горсть песка. Плечо жгло болью, было трудно даже пошевелить рукой. Что происходит? Всего мгновение назад он...

— Танцовщица Ху Иньлин, любимица хозяйки, — глухим эхом донесся до его уха шепот Цао Сяошэ. — Говорят, ее танец, словно луна среди темного неба, способен заворожить и подчинить своей воле любого, а вы смотрите так пристально...

От него так и разило холодом. Юн Шэнь вздрогнул и чуть отпрянул, ноги еле его удержали, и он с силой впился в перила одной рукой. Начало мутить, голову будто разрывали изнутри.

Прищурившись оттого, что глаза все еще жгло, он взглянул на сцену — там кружилась танцовщица в наряде небесной апсары. Ее яркие рыжие волосы напоминали языки пламени. Резкие взмахи рук, от которых в воздух взметались разноцветные шелковые ленты одеяния, обращались легкими движениями, воздушными и невесомыми. Звон серебряных колокольчиков на ее руках и ногах звучал в такт музыке.

Юн Шэня этот звон раздражал, он был невыносим, бил точно в верхний даньтянь и сводил с ума. Он потянулся, чтобы закрыть уши, но вдруг обнаружил, что в одной руке крепко сжимает маленький белый камень. Откуда он? Не успел он рассмотреть находку, как его отвлекли изумленные вздохи толпы. Танцовщица вдруг взмыла со сцены прыжком и, как лепесток цветка, гонимый ветром, опустилась на перила второго яруса прямо перед Юн Шэнем. Желтые глаза сверкали потусторонним огнем и, кажется, даже светились в скрытом полумраком пространстве.

Таким же легким движением Ху Иньлин бесшумно спрыгнула с перил и двинулась в сторону Юн Шэня, медленно, но уверенно, каждый ее шаг отдавался звоном. Юн Шэню ничего не оставалось, как пятиться назад, тело деревенело с каждым движением, он с трудом мог составить картину происходящего — мысли, и так спутанные, пришли в больший беспорядок, стоило ему столкнуться с горящим золотом взглядом танцовщицы Ху. Все, что он мог, — это крепко сжимать странный камень в руке до побеления костяшек.

Место для отступления кончилось, Юн Шэнь запнулся и упал назад, на мягкую кушетку в окружении шелковых подушек. Он двинулся, чтобы привстать, но Ху Иньлин оказалась быстрее. С пугающей ловкостью и скоростью она пригвоздила Юн Шэня к кушетке, оказавшись сверху. Тонкие, но сильные руки, словно выкованные из стали тиски, плотно прижали его к месту. В плечо вонзились острые когти, а другая рука Ху коснулась щеки Юн Шэня, провела чуть вниз и крепко схватила за подбородок, не позволяя шевельнуться.

— А ты не так прост, разрушил мою иллюзию столь быстро... Хэ Циюй бы так не смог, — протянула Ху Иньлин, хищно разглядывая Юн Шэня.

Он попытался дернуться, но безрезультатно, тело не слушалось. Голова кружилась, он не мог сконцентрироваться ни на одной мысли.

— Поначалу я спутала тебя с тем отбросом, но ты ведь не он, я права? Вижу это по твоим глазам. Ты такой же, как я? — Ху Иньлин приблизилась настолько, что кончики их носов едва соприкасались, она пыталась всмотреться в глаза напротив. — Чувствую в тебе так много силы...

Она облизнулась и оскалилась, обнажив острые, словно бритвы, клыки. Когти вонзились глубже в плечо, и Юн Шэнь только и смог задушенно вздохнуть от накатившей боли. У него не получалось проронить ни звука, даже голос ему был неподвластен. Хули-цзин нахмурилась, ей явно пришлась не по вкусу такая реакция. Одним движением она отпустила его плечо и ослабила хватку на челюсти.

— Выходит, Хэ Циюй таки подох? — лиса продолжала болтать как ни в чем не бывало. Она провела рукой от подбородка до шеи, ее когти оставляли неглубокие царапины. — Туда ему и дорога, хотя... мне все же немного жаль. Я бы хотела самолично вырвать его прогнившее сердце, отплатить за кражу. Ах, как это было бы замечательно! Этот урод слишком легко отделался.

Она мечтательно вздохнула. Из царапин, что она оставила на щеке и шее Юн Шэня, тонкими струйками потекла кровь. Ху Иньлин провела пальцем по кровавым дорожкам, размазывая их, будто выводя узоры на чужой коже. Хмыкнув, глядя на результат своих действий, она щелкнула пальцами, и Юн Шэнь почувствовал, как к нему возвращается воля над телом.

— Давай поговорим. Скажи, как тебя зовут? — елейно протянула Ху Иньлин, ее раскосые лисьи глаза растянулись полумесяцами от улыбки. Она заерзала, удобнее устраиваясь на Юн Шэне. — Быть может, сыграем? Ты притворишься ублюдком Хэ, а я съем твое сердце... Оно ведь осталось тем же? Я чувствую это.

Иллюзию нужно было разрушить.

— Почему молчишь? — Она обиженно надула губы, словно малое капризное дитя, продолжая плотоядно глядеть на Юн Шэня. Проведя рукой по его шее, она смазала кровь, бежавшую из свежих ран, облизала пальцы и расплылась в улыбке. — Твой разум уже начал разрушаться? А я думала, мы успеем поразвлечься. Знаешь, та часть, когда молят о пощаде. Хотя я, признаться, не люблю все эти прелюдии... Позволь насладиться тобой сполна.

Глаза Ху Иньлин вновь полыхнули золотым огнем, и она склонилась над шеей Юн Шэня, уперевшись обеими руками ему в грудь. Ее облик изменялся, приобретая все больше звериных черт, за спиной, словно веер, раскинулись девять хвостов, состоящие целиком из темной энергии. Лиса распахнула пасть, опалив чужую кожу горячим дыханием.

Сейчас!

Едва ее клыки успели коснуться горла Юн Шэня, как он выставил руку вперед, ударяя хули-цзин сконцентрированной из духовного нефрита ци прямо в грудь.

От такого внезапного удара Ху Иньлин откинуло прочь, и она взвизгнула. Пространство зарябило сильнее. Юн Шэнь смог приподняться, опираясь на руки. Лиса сжалась чуть поодаль, завывая от боли. Она не успела перекинуться в настоящий облик, поэтому Юн Шэню удалось лишь ранить ее. Требовалось терпение, но он был слишком зол, чтобы и дальше сносить то, что с ним обращались как с безвольной куклой.