Все же Хэ Циюй был странным. Болезненный, рожденный, скорее всего, от наложницы — иным было бы сложно объяснить отношение к нему в семье, — со склочным нравом, даже так он сохранил преданность младшей сестры и личного слуги... Причем Хэ Цимин не было безразлично мнение ее младшего брата, раз уж она так слезно вымаливала прощение. Хотя все же это могла быть всего-навсего игра, подстроенная специально для Юн Шэня, когда сама Хэ Цимин уже раскрыла его личность и искала веские доказательства своих подозрений.

Порой он задумывался, что его душа и впрямь, вопреки всем законам сущего, вместо перерождения угодила в это смертное тело и теперь заперта тут, пока не отживет свой срок, пусть и недолгий. Если судьбе и есть за что его наказывать, то почему он не стал камнем, песчинкой в безбрежном океане, почему именно... Хэ Циюй?

Было ли это случайностью?

Слабое тело четвертого господина Хэ удивительным образом удерживало в себе бессмертную душу Юн Шэня. К своему стыду, Юн Шэнь понял, что раньше не задумывался о таких простых вещах. Ведь на пути совершенствования не только душа, но и тело претерпевает трансформацию, укрепляется, и дело не только в меридианах духовных сил, пронизывающих его. Молва, бытующая среди смертных, об ужасающих тренировках совершенствующихся, которые ломают кости, рвут сухожилия и мышцы, чтобы потом те срослись, пропитавшись и укрепившись ци, — это как раз таки малая часть того, что сказками и преувеличениями не является. Многие сходят с пути совершенствования, не в силах вынести подобного, а слишком усердствующие могут остаться калеками на всю жизнь или вовсе погибнуть, особенно если допускают ошибки в тренировках. Тем, кто не одарен от природы духовным корнем как зачатком духовных сил, или же, напротив, имеет несколько духовных корней, конфликтующих друг с другом, совершенствоваться крайне сложно — это болезненный и долгий процесс, тернистая дорога, полная препятствий.

Юн Шэнь не помнил, как достиг бессмертия, и ранее не придавал этому большого значения, но он был силен, и не только благодаря Небесным печатям. Они, скорее, были лишь подтверждением его силы, раз он сумел заполучить над ними контроль. Как же тогда так вышло, что, не имея ни духовных вен, ни даже корня духовных сил, тело Хэ Циюя могло удерживать такую мощь? И даже худо-бедно направлять ци... Конечно, хранить в себе много энергии он был неспособен, но остаточной ци тогда, в Павильоне, он смог воспользоваться, и не раз.

При всем при этом Хэ Циюй все еще оставался смертным. Пустой сосуд.

Юн Шэнь подошел к выходу из покоев и обернулся к медному зеркалу. Из отражения на него хмуро поглядел молодой человек с кривящимися книзу уголками губ в извечно пренебрежительном выражении, лицо его было осунувшимся, сероватого болезненного оттенка, губы бледны, а под глазами залегли темные круги. Конец точно кровью окропленной красной ленты, которой он перехватил волосы в низком хвосте, лежал на его плече и резал глаза яркостью на фоне бледности лица и темных одежд.

Страшила мимолетная мысль, что к этому облику Юн Шэнь начал привыкать.

Он уже довольно неплохо ориентировался в планировке поместья Хэ, поэтому быстро добрался до южного павильона, или так ему показалось, потому что весь путь он был погружен в собственные размышления.

Ему предстояло встретиться с Си Ином. Или правильнее было называть его Лан Сюань? Юн Шэнь не был уверен. Точнее, он никак не мог сопоставить уже ставшие обрывочными образы из сна с тем бессмертным мастером, которого он знал.

Если допустить, что все это действительно произошло когда-то, то... Юн Шэнь и Си Ин были знакомы еще раньше, чем помнил первый, и к тому же учились у одного мастера. Это не имело никакого смысла! В прошлом, которое помнил Юн Шэнь, Си Ин и виду не подавал, что они были соучениками, — напротив, он вел себя довольно однозначно, относясь к Юн Шэню не как к шисюну с уважением, а как к врагу со всем присущим презрением. Как будто Юн Шэнь когда-то серьезно перешел ему дорогу. Он хорошо помнил те взгляды, полные застарелой злобы и небо-знает-чего-еще; слишком уж темными были все те эмоции, трудно разобрать. Пусть в теле смертного Юн Шэнь и познал ряд чувств, большая часть которых приятными не была, и начал лучше понимать поведение людей, все же многие вещи для него до сих пор оставались загадкой.

Быть может, в прошлом они с Си Ином... Лан Сюанем что-то не поделили? Ранее Юн Шэнь полагал, что причина в зависти к заполученным Небесным печатям. Может ли жажда силы и могущества так легко перечеркнуть былое? Вполне. Но как до такого дошло?

Лан Сюань в том сне выглядел не старше пятнадцати, он был даже младше тех учеников, которых Си Ин-из-настоящего привез с собой, — совсем юн. Стало быть, Лан Сюань с шисюном знакомы с раннего детства, возможно даже росли вместе.

Украденный меч Юн Шэнь не спутал бы ни с каким другим. Не после того, как несколько раз оказывался у его острия. Да и такие ножны, черные, как самая беззвездная и темная ночь, были лишь у одного клинка. Никаких сомнений, это был Впитавший тень. Он был единственным в своем роде. А вот Лан Сюань никак не походил на возвышенного мастера Си Ина. Трудно поверить, что шебутной и непослушный мальчишка вырос в главу школы.

Юн Шэнь вдруг почувствовал, как его легко дернули за волосы. Он обернулся и увидел, как красная лента, некогда стягивавшая его волосы, мелькнула перед глазами. Юн Шэнь не успел даже протянуть руки, чтобы схватить ее. Лента оказалась в клюве маленькой черной птицы. Мгновение — и ласточка уже упорхнула прочь. Очень знакомая ласточка.

Юн Шэнь заозирался по сторонам в поисках чернильного духа.

— Господин Хэ заблудился в собственном доме?

Знакомый голос заставил его вздрогнуть и обернуться. Юн Шэнь оправил рукава и как ни в чем не бывало выпрямился, смерив идущего за ним Си Ина равнодушным взглядом.

И как долго он за ним шел?

Си Ин выглядел, как и подобает бессмертному заклинателю, — безупречно. Ни толики усталости, ни серости на точеном лице, ни изъяна на белых одеяниях школы Юэлань. К поясу, как и всегда, был приторочен бессмертный меч в черных ножнах. Даже не скажешь, что минувшей ночью заклинатель сражался в тяжелом бою. Пусть Юн Шэнь и не видел его целиком, но тени, созданные Чэнь Ляомин, явно не были простыми противниками. Казалось, Си Ин только что вышел из медитации у персикового источника, вдали от сует людского мира[55], настолько возвышенным был его вид.

— Приветствую бессмертного мастера, — Юн Шэнь склонил голову. — Эти чернильные духи, разве они не существуют лишь для передачи сообщений?

Единственное, что портило возвышенный вид бессмертного мастера, — самодовольная ухмылка.

— Прошу меня простить, — ответил Си Ин без капли раскаяния в голосе и тоже изобразил легкий поклон. Он подошел ближе и остановился в нескольких шагах от Юн Шэня. — Порой Сяо Янь бывает очень, хм, озорным. Это должно было послужить беззлобной дружеской шуткой, вы же не восприняли ее всерьез?

На плечо Си Ина села маленькая ласточка, по-прежнему державшая в клюве красную ленту.

Что за ребячество?!

Юн Шэнь озадаченно поглядел на птицу. Чернильные духи должны были выполнять лишь одну-единственную задачу — односторонняя передача сообщений. К тому же они повиновались исключительно намерению вызвавшего их заклинателя и не могли действовать самостоятельно, попросту не имея воли. Было необычным, что этот дух ведет себя скорее как ручная птица, причем не в первый раз. Вспомнить только, как ласточка намеренно запачкала чернилами Цао Сяошэ, а теперь еще и украла ленту. Как такое вообще возможно... Должно быть, не зря взгляд духа казался Юн Шэню излишне осмысленным. Может, Си Ин их как-то по-особенному зачаровал?.. Не время думать о таких мелочах.

— А когда мы с вами успели стать друзьями? — спросил Юн Шэнь, хмурясь.

— Хм, да, — протянул Си Ин, забирая у чернильного духа ленту и протягивая ее владельцу. — Вы правы. Никогда. Должно быть, я немного забылся, просто вы напоминаете мне кое-кого.