Юн Шэнь пригляделся: помимо мерцания цепей, он смутно видел что-то еще. Едва заметные контуры чар, словно мираж, проступали поверх решетки. Он разглядывал их, пытаясь сложить в единую картину, пока наконец не понял, что это нематериальный амулет — мантра Сердечных оков, запечатывающая пять чувств. С ней Ху Иньлин вряд ли сможет сказать хоть слово или даже увидеть, кто же к ней пожаловал. Может, поэтому она настолько отрешена?

Юн Шэнь призадумался, что же можно сделать с этим амулетом. Он сжал Цюаньи в руках, и меч уже привычно откликнулся теплом.

В этот же момент ему в голову пришла, может быть, не лучшая, но действенная идея. Он двинулся вперед, ближе к решетке. Цао Сяошэ попытался его остановить, по-прежнему оставаясь за внешним контуром выбитой на полу печати.

— Господин Хэ, не стоит...

Юн Шэнь оборвал его одной-единственной фразой:

— Не мешай.

Он приблизился так, что стоял в шаге от клетки. Поглядев еще на хули-цзин, которая из-за своей неподвижности больше походила на статую, он опустил взгляд на Цюаньи.

Кажется, Сюэ Чжу говорил с мечом, но как? Явно не вслух. Для Юн Шэня было ново общаться с оружием, а не отдавать приказы, которые и приказами-то не были — просто бесформенная мысль, отражавшая его волю, — и его копье, Тяньлуань, безропотно считывало любое намерение. Здесь же...

С помощью Цюаньи Юн Шэнь хотел порвать нематериальный контур амулета.

Это он и сказал, вернее, подумал, а потом дернул Цюаньи из ножен. Странно, но меч не поддался и вдруг охладел, хотя всего мгновение назад Юн Шэнь чувствовал исходящее от него тепло! Неужели он... не хотел? Конечно, в этом теле Юн Шэнь был слаб, и не положено ему сражаться с клинком, но дух меча знал его! Почему же теперь отказывается?

Он попробовал еще раз, придав в мыслях голосу строгую твердость, с какой говорил в своей бессмертной жизни. На этот раз меч поддался, но словно нехотя. Он казался очень тяжелым. Ножны пришлось бросить на пол и схватиться двумя руками, чтобы хоть как-то удержать клинок.

С трудом он взмахнул им, направляя в сторону контура амулета, который был особенно виден. Цюаньи рассек его, не встречая преграды. Едва мерцавшие символы, складывавшиеся в мантру, медленно затухли.

— Ху Иньлин, — позвал Юн Шэнь громко. Его голос отдался гулким эхом по всему залу.

Вмиг стало ощутимо холоднее. Юн Шэнь вздрогнул от накатившей прохлады и дернул плечом, опуская меч. Демоница все так же не двигалась. Он подошел ближе, почти вплотную к перекладинам клетки.

— Немедленно отойдите от нее, — уже с нажимом сказал Цао Сяошэ и сам сделал шаг вперед за контур, чтобы попытаться оттащить Юн Шэня подальше, но произошло неожиданное.

Стоило Юн Шэню коснуться перекладин, как Ху Иньлин пришла в движение. Она резко подняла голову и уставилась на Юн Шэня единственным глазом. Он горел желтым потусторонним огнем, холодным, как ветер загробного мира. Она чуть склонила голову. Взлохмаченные волосы съехали в сторону, полностью открывая лицо.

В Павильоне ароматов, вернее, в иллюзии Юн Шэнь ударил Ху Иньлин призванной Небесной печатью — тогда это нанесло ей сильный вред, ранив душу. Но Юн Шэнь никак не ожидал, что его атака повредит и ее внешности. На груди, куда пришелся удар, расползался уже засохший уродливый ожог, идущий вверх и захватывавший половину лица, в том числе глаз — на его месте теперь была пустая выжженная глазница. Ни о какой былой красоте Ху Иньлин не могло идти речи. А ведь если бы Юн Шэнь нанес второй удар, задействовав печать, он наверняка смог бы убить ее...

— Ты!.. — пророкотала она.

Глаз ее сверкал яростью и злобой, вся она была обращена к одному человеку. Казалось, для Ху Иньлин Юн Шэнь стал сосредоточением всего жестокого мира, который обрек ее на нынешнее жалкое положение. Ее руки задрожали, а крюки сильнее вонзились в запястья. Ху Иньлин зашевелилась и оскалилась, издавая тихий рык. Темная энергия клубилась вокруг нее, казалось, собравшись из всех темных углов. Постепенно она приобрела форму туманных лисьих хвостов — один за другим все девять возникли за ее спиной. Они извивались в клубах чернильно-черной дымки и разом ударили по решетке.

Цао Сяошэ ухватил Юн Шэня за руку и рванул на себя, успев закрыть от удара. Правда, в итоге атака демонической ци пришлась прямо по нему. Юн Шэнь выронил Цюаньи, и тот со звоном упал на каменный пол.

Цао Сяошэ громко втянул воздух и, кажется, тихо выругался. Он так крепко прижимал Юн Шэня к себе, что тот и головы повернуть не мог. Он не видел, как беснуется Ху Иньлин в клетке, его взору была доступна лишь часть лица Цао Сяошэ — у того из уголка губ стекала струйка крови. Юн Шэнь попытался выпутаться из вынужденных объятий, но Цао Сяошэ не дал, настойчиво прижимая еще сильнее и оттаскивая его за внешний контур, который вспыхнул тусклым светом.

И все же Юн Шэню удалось заглянуть за чужое плечо и увидеть, что там творится. Это была лишь малая часть прежней силы Ху Иньлин. Ее хвосты стали бледны и прозрачны, сотканные из темной ци, больше походящей на призрачный мираж. Но даже так решетки громко зазвенели от удара. Печать, выбитая на полу, разгоралась все сильнее, и темная энергия вокруг лисицы развеивалась, хвосты исчезали. Ху Иньлин зарычала громче, концентрируя темную ци, и вновь взмахнула хвостами, норовя нанести удар уже не девятью, а шестью оставшимися. Темная энергия ударила вновь, и этот удар оказался мощнее, возможно из-за сгущения ци. Раздался грохот. Вся темница задрожала.

Цао Сяошэ, так и не отпуская Юн Шэня, дрожащей и странно окровавленной рукой дотянулся до одной из цепей и потянул за нее. От легкого движения цепь загорелась ослепительным светом, а за ней вспыхнули другие. Высвободившаяся светлая ци заставила все пространство трепетать. Раздался звон... Цепей? Нет, это звенела сама духовная энергия. Чистый и громкий звук, словно струна циня. Он был оглушающим. Юн Шэнь зажмурился и сам сильнее вжался в плечо Цао Сяошэ, стремясь укрыться от невыносимого звука.

Засветившись и зазвенев, цепи натянулись, сильнее стискивая и без того измученное тело Ху Иньлин. Ее руки дрогнули. Раздался хруст костей — ребра одно за другим лопались, точно сухой хворост. С мерзким чавканьем цепи сильнее вонзились в плоть. Ху Иньлин хрипло закричала и задергалась. Из новых ран засочилась густая смоляно-черная кровь. Темная энергия, некогда формировавшая хвосты, рассеялась и теперь мрачным туманом клубилась вокруг. Цепи на ее теле затягивались все сильнее, пока Ху Иньлин наконец не оставила попытки вырваться.

Шум прекратился, и разгоревшийся яркий свет от печати Неба и Земли и Божественных цепей становился все тусклее. Когда все магические обереги окончательно потухли, Юн Шэнь почувствовал, как хватка Цао Сяошэ ослабевает. Он сразу же отстранился и посмотрел в сторону клетки. Совсем рядом с ней, в пределах внутреннего контура печати, лежал брошенный Цюаньи с ножнами. Юн Шэнь было двинулся, чтобы забрать их, но почувствовал, что его тянут назад: рука Цао Сяошэ крепко сжимала край чужого рукава, пока он сам обессиленно припал на одно колено и тяжело дышал.

— Второй раз... — Он запнулся, закашлявшись, а после сплюнул дурную кровь. — Боюсь, второй раз у меня уже так не выйдет.

Темная ци, призванная Ху Иньлин, ударила прямо по нему, и пусть она не ранила снаружи, Цао Сяошэ точно не отделался легко, судя по тому, как бледен и обессилен он был. Юн Шэнь поглядел на него недоуменно. Он никак не мог взять в толк, почему Цао Сяошэ не выставил барьер из ци. Это было первым, о чем стоило подумать, когда подставляешься под удар. Удивление Юн Шэня было столь велико, что на миг он позабыл о первоначальном намерении пойти из Цюаньи.

— Почему ты не защитился?

Цао Сяошэ криво ухмыльнулся, но ухмылка быстро сменилась гримасой боли. Отпустив чужой рукав, он полез во внутренний карман и достал уже знакомый мешочек с пилюлями. Вместо одной он проглотил три. Чуть скривился — явно от их горькости — и посмотрел на Юн Шэня, будто тот не понимал очевидного.