— А я думал, вы с пренебрежением относитесь к любым демонам.

— Отношусь, — кивнул Юн Шэнь, — но это не значит, что я стану уподобляться зверью.

— Что ж, ваши слова звучат справедливо... — протянул Цао Сяошэ. — Но если очнувшиеся заклинатели и стража найдут пленницу мертвой, это может породить еще больший хаос.

Юн Шэнь скривил губы. Он позволил себе забыть, что осталось за дверьми темницы.

— Поэтому мое предложение — оставить все как есть, — продолжал Цао Сяошэ. — Ху Иньлин говорила, что однажды ей удалось ускользнуть от заклинателей, но в итоге судьба ее настигла. Вам не стоит вмешиваться.

Вот уже второй человек за день вещал Юн Шэню о неотвратимости судьбы и о том, что должно произойти. Это заставляло невольно задуматься, что же он забыл в этом слабом теле и кому это вообще нужно... Что это за «должно», что привело его к этой точке бытия?

Он ведь не давал слова или обещания, что непременно убьет Ху Иньлин. Он мог не делать этого, мог просто взять и оставить все как есть, однако всем своим существом Юн Шэнь противился этому. Он бы не назвал это жалостью. Ху Иньлин ни в коем разе ее не заслуживала. Это скорее походило на чувство попранной справедливости. Юн Шэню впору было бы посмеяться над собой. Он ведь совсем недавно отчитывал Сюэ Чжу за, вероятно, те же чувства.

— Что касается «зверья»... — вновь заговорил Цао Сяошэ.

Голос его приобрел прежнюю легкость, словно и не было того странного вопроса, но Юн Шэнь все равно явственно ощущал, каким натянутым теперь казался образ Цао Сяошэ.

— По мне, так после такого исчерпывающего рассказа не должно остаться сомнений, с кем мы имеем дело. Помните ли вы о двух несчастных учениках, погибших на шествии? Мне все-таки довелось добраться до их тел. Я бы поведал вам об этом раньше, но вы были, хм, не в настроении для разговора. — На эту фразу Юн Шэнь невольно скривился. Да, он был вне себя оттого, что находится в окружении лжецов и, в частности, этого пустослова, от которого не знаешь, чего ждать в следующий момент. — Так вот... учеников убил клинок ци. Искусная работа. Догадаться на первый взгляд сложно, никаких внешних повреждений и ран у них нет, но золотые ядра у обоих расколоты — вернее, разрезаны надвое.

Юн Шэнь нахмурился. Это и правда звучало как нечто, что может сотворить лишь сведущий в заклинательском деле человек, но оставалась неувязка.

— Даже с разрушенным золотым ядром заклинатель может выжить, — недоверчиво подметил он, вклиниваясь в чужую стройную речь.

— Конечно может, — просто согласился Цао Сяошэ и поспешил разъяснить: — Только не в окружении того облака темной энергии, которое тогда высвободилось из пера Луани. Потерять ядро сил для заклинателя гораздо хуже любого другого ранения. Потоки энергии в теле утрачивают всякую концентрацию и направленность, разом становятся разрозненными. Помните разбитый сосуд? Тот же принцип. Духовная энергия полилась из их тел, а ведомая заклятьем темная ци с удовольствием пожрала и ее, забрав цзин юношей. Кто бы ни нанес им этот удар — он знал, что делает. Ему совершенно точно было известно, где именно располагается золотое ядро, и удар был нанесен с поразительной точностью. Что касается самих учеников, то защититься им было просто — всего лишь выставить щит из собственной ци и прервать чужой поток.

— Но они не стали этого делать, и не потому, что замешкались, а потому, что не ожидали этого удара. Они не думали...

— ...что их соратник может нанести такой подлый удар, — в унисон с Юн Шэнем медленно проговорил Цао Сяошэ. — Верно.

— Кому из Юэлань могло вообще такое понадобиться?

— Да много кому, — хитро прищурился он, но даже так Юн Шэнь заметил, как его правый глаз дернулся. Все эти гримасы явно причиняли ему боль. — Вы же знаете эти юные, еще не окрепшие умы, всеми силами стремящиеся показать себя, лишний раз выпятить грудь, прыгнуть выше головы и проглотить кусок побольше. Постоянные тренировки утомляют, а добиться всего и сразу хочется прямо сейчас. Этот Благодетель пообещал Чэнь Ляомин бессмертное тело, а тут мог посулить невероятную силу и возвышение. На демоническом пути всего такого и правда больше, и что самое главное — все это куда доступнее.

— Цена этой силы тем не менее тоже гораздо выше.

— Вы так говорите, словно это в принципе может кого-то волновать! — усмехнулся Цао Сяошэ. — Ху Иньлин и Чэнь Ляомин без особых раздумий вверили свои жизни в руки Благодетеля, став пешками в его руках, а ведь он лишь поманил их призраком несбыточных надежд. Отчаянная нужда толкает на безумные поступки.

— Нужда? — возмущенно выдохнул Юн Шэнь, после чего резко продолжил: — Это потакание низменным страстям! Вот так и идут на поводу собственных чувств и желаний! У них всех был выбор поступить иначе, но они ступили на путь, который погубил их обеих.

Цао Сяошэ не то хмыкнул, не то хихикнул известной лишь ему шутке. Юн Шэнь только сильнее возмутился и сжал Цюаньи в руке.

— Об этом стоит хорошенько подумать и вам, господин Хэ. Особенно когда вы противитесь тому, что обязательно должно произойти.

Цао Сяошэ вновь приблизился и чуть склонился так, чтобы заглянуть Юн Шэню прямо в глаза.

— К чему это все? — хмуро процедил Юн Шэнь.

— Просто предупреждаю. Вам ведь не хочется погубить себя, верно? — тихо и вкрадчиво сказал Цао Сяошэ. Он помолчал всего мгновение, чтобы затем резко отстраниться и расплыться в улыбке. — Хотя если все же хочется, то спешу вас расстроить! Я вам этого не позволю. Увы и ах! — бодро закончил он.

Юн Шэнь шумно выдохнул сквозь зубы.

И все же его слова об убийстве учеников Юэлань заставили задуматься. Настоящий хозяин шкатулки, тот, кто выдавал себя за Хэ Циюя, тот, кому Благодетель тоже пообещал что-то... это был в высшей степени беспринципный и алчный человек. Трудно представить, что кто-то подобный первоначально встал на путь света. Хотя мало ли было и среди бессмертных тех, чьи амбиции слишком уж велики? Нет. Предостаточно. Но те, как правило, могли умерить свой пыл и отринуть соблазны, не поддаваться поспешности. Искушения есть всегда, но, храня свет в душе, справиться с ними под силу разве что...

«Есть человек, что обращен к свету, но в его сердце скрыта тьма».

Так говорил старик Сун.

«То, что вы совершенствуетесь, идя по светлому пути, вовсе не значит, что свет есть в вашей душе».

«Я вижу тьму, скрытую в вашем сердце».

Так говорила Чэнь Ляомин.

Два голоса повторяли эти же фразы в голове Юн Шэня, пока не начали сливаться между собой, превращаясь в неразборчивую мешанину звуков. Он вновь схватился за голову и зажмурился до цветных клякс, когда боль сковала его голову стальным обручем.

Ход мыслей вновь привел к Си Ину, хотя Юн Шэнь уже начинал путаться в этом всем. Где были его выводы, а где насажденные стариком Суном сомнения, недосказанности, воспринятые превратно... Бессмысленно ли уже отрицать связь главы Юэлань с демонами? Юн Шэнь чувствовал, что здесь что-то нечисто. Общая картина происходящего словно скрывалась за туманной завесой или проглядывала сквозь окно, затянутое тонкой бумагой. Он мог видеть лишь черты, небрежные кляксы теней.

Одна мысль о демоническом царе Чи, который был здесь во плоти, вызывала у Юн Шэня необъяснимый приступ тошноты и мерзости, точно внутренности скручивались в крепкий узел и затягивались все туже — совсем как цепи на шее Ху Иньлин. Юн Шэнь глубоко вздохнул, чувствуя, как грудную клетку сковывает спазм. Затхлый воздух, пронизанный гарью демонической крови, словно так и стремился удушить.

Юн Шэнь опустил взгляд на изящное переплетение линий печати Неба и Земли. Ему нужно сосредоточиться на чем-то одном, иначе ворох сомнений и тревог унесет его разум прочь от здравых и взвешенных суждений.

Печать была искусно выведена, и даже грубые края черт, от которых по камню пола распространялась паутина трещин, не портили ее вида. Юн Шэнь проследил за линиями и медленно двинулся вперед, огибая клетку по дуге, так и не заходя за внешний предел печати. Не хватало еще сильнее погрязнуть в темной ци, он ведь и так...