— Считаешь, что надо в путь отправляться? — упредил он мое предложение.

— Да, жаль ветер попутный упускать, — сказал я.

— Вот и я подумал, что турки уверены, что мы своих будем дожидаться, а мы возьмем и свалимся им, как снег, на голову, — поделился Петр Сагайдачный.

Мы в любом случае неожиданно появимся в Каффе, иначе операция провалится, но спорить я не стал. Видимо, ему самому надоело сидеть на развалинах. Посланные в Сечь вернутся не раньше, чем через дней пять.

— Надо бы слух распустить, что направляемся в Стамбул, — предложил я.

— Это мы сделаем! — пообещал кошевой атаман и повернулся к сопровождавшим его судье, есаулу и куренным атаманам: — Что, братья, пойдем за зипунами?

Зипунами казаки называли жупаны. Простая перестановка гласных придала слову славянское звучание.

— Пойдем, батька! — дружно овтетили они, хотя кое-кто был старше Сагайдачного.

И мы отправились в путь. Впереди шла тартана, взяв рифы на парусах, чтобы не отрываться от флотилии. На галерах и чайках подняли паруса, но и веслами помогали. Медленнее всех шла баштарда, поэтому занимала второе место в строю, а за ней шли плотной группой все остальные суда. Я вывел флотилию в открытое море, обогнул Крымский полуостров на таком удалении от него, чтобы нас не заметили с берега, а потом повернул на север, к Феодосийскому заливу. Ветер теперь стал встречным и раздулся баллов до шести, начав поднимать волну. Она пока была не высокая, но все равно замедляла ход флотилии.

Поняв, что до Каффы доберемся не раньше вечера, я провел переговоры с кошевым атаманом. Он вышел на бак баштарды, а я стоял на корме тартаны. Между нами было метров пятьдесят, приходилось кричать. У меня на такой случай был медный рупор, а кошевому атаману приходилось прикладывать ко рту согнутые ладони.

— Предлагаю заночевать в море, а утром поплыть дальше! — прокричал я.

— Нет, плывем сейчас! — крикнул в ответ Петр Сагайдачный.

Я не стал спорить. Может быть, прибыть в сумерках лучше. Городские ворота уже будут закрыты, и разузнать, кто на самом деле приплыл, у стражи будет меньше возможностей. Чайки сразу немного отстали. Чтобы они не потерялись, на корме двух галер вывесили фонари. Несмотря на то, что стекло стали делать более прозрачное и в большом количестве, фонари довольно примитивны, светят плохо и часто тухнут. Обзаводятся ими только богатые, а остальные предпочитают привычные и дешевые факелы. В домах фонари почти не используют. Кто побогаче, покупает свечи, восковые или сальные, середняки пользуются масляными светильниками, а бедняки делают лучины — колют сухое полено на тонкие длинные щепки.

Мы добрались до Каффы в вечерних сумерках. На подходе к молу тартана пропустила вперед галеры. Первой ошвартовалась к пустому молу баштарда. Как раз напротив того места, где днем стоят извозчики на верблюдах. Сейчас их нет, разъехались по домам, потому что городские ворота уже закрыты. На молу ни души. В дальнем конце его, где стоят рыбацкие лодки, два человека тащили свернутую сеть, собираясь, видимо, выйти на ночной промысел. Рядом с баштардой ошвартовались шесть кадирг, а остальные встали лагом к ним.

Когда я швартовал тартану третьим корпусом к двум кадиргам, возле ворот разыгрывался спектакль. Два казака, этнические крымские татары, разодетые под турецких янычар, требовали от городской стражи, чтобы та открыла ворота для Ибрагима-паши, командующего эскадрой. Стража наотрез отказывалась открыть их даже перед самим султаном, пока не будет приказа коменданта города, а приказа не будет, потому что комендант уже отдыхает и беспокоить его опасно для здоровья. Перепалка продолжалась минут десять, пока не стало совсем темно. После чего обе стороны умолкли, довольные собой. Наши убедили турок, что прибыло именно обещанное подкрепление, а те показали, как хорошо они исполняют свои обязанности.

В это время потянулись чайки. Ориентируясь только по фонарям на галерах, они демонстрировали, как не надо швартоваться. Уверен, что счет поломанных весел и досок обшивки будет на десятки. Стража никак не реагировала на это. Видать, им и в голову не приходит, что казаки могут вести себя так нагло. К полуночи ошвартовались все, и наступила тишина. Казалось, что прибывшее войско заснуло так же крепко, как и городская стража. Многие расположились прямо на молу, что не удивительно, потому что на галерах мало места. Отправились на мол и казаки, прибывшие на тартане.

Я остался на судне, но облачился в доспехи и приготовил винтовку, пистолеты и саблю. Сидел в любимом кресле бывшего судовладельца Мусада Арнаутриомами и наблюдал за воротами и куртинами. Луна еще не вышла, так что было темно. Никаких перемещений людей я не замечал, но был уверен, что движуха есть. В отличие от турок, казаки предпочитают обжираться и беспробудно спать в обед, а первая половина ночи для них — время для атаки.

Луна вышла в половине второго, высеребрив всё вокруг, в том числе и казаков, которые почти бесшумно поднимаются по пяти лестницам, приставленным к куртинам, протискиваются между зубцами и исчезают. Внизу возле каждой лестницы стояли длинные молчаливые очереди. Их было видно из башен, но тревогу никто не поднимал. Уверен, что стража уже мертва.

Я перебрался через две кадирги на мол, прошел по нему к баштарде. Кошевой атаман стоял возле нее, молча наблюдал, как захватывается богатая и вроде бы неприступная Каффа. Мне почему-то показалось, что он сейчас думает, что так же просто можно захватить и Стамбул. Тогда бы Петр Сагайдачный вписал в свое имя во всемирную историю и стал бы пожизненным кошевым атаманом Запорожской Сечи, нет, пожизненным «Гетманом обеих сторон Днепра и всего Войска Запорожского».

— Когда начнется штурм? — шепотом поинтересовался я.

— На рассвете, — громко, не опасаясь быть услышанным врагом, ответил он.

И ошибся. Цитадель захватить по-тихому не удалось. Сперва там послышались крики, потом раздались выстрелы из ручниц. Судя по звукам, рубилово там шло серьезное.

— Открывайте ворота! — крикнул кошевой атаман.

Видимо, была предварительная договоренность, потому что ворота открылись минут через десять. Через них казаки толпой ворвались в Каффу, устремившись к цитадели, где все еще шел жаркий бой. Четыре человека пронесли фальконет трехфунтовый. Двое тащили его четырехколесный лафет, еще двое — корзину с ядрами и один — бочонок с порохом.

Я отправился вслед за ними. За мной молча шел Иона, нес мой лук — подарок Чингизида, свой — трофейный турецкий и два колчана со стрелами. По его просьбе, я учу своего слугу стрелять из лука и огнестрельного оружия и фехтованию на саблях. Он уже почти казак, даже голову бреет и оставляет длинный хохол.

Освещенные лунным светом улицы возле ворот были пусты. Такое впечатление, что жители не хотят просыпаться, надеясь, что кошмарный сон закончится сам собой. Возле стен цитадели столпилось много казаков. Так как лестниц у них не было, ждали, когда откроют ворота. Фальконет и установили напротив этих ворот и всего метрах в двадцати от них. То ли артиллеристы понятия не имеют, что такое рикошет, то ли плевать им на свои жизни. Я расположился метрах в ста от ворот, начал стрелять по людям, которые находились на верхней площадке башни. Наших там не должно быть пока. Оттуда в казаков летели пули, стрелы, камни… Вспышки от выстрелов подсвечивали цель — и я стрелял в нее. Наверное, попадал, потому что из огнестрельного оружия там стали стрелять реже. Хотя возможно, что у турок просто кончились заряды. Иона тоже отправил несколько стрел в турок. Результат узнаем, когда рассветет.

Первое ядро из фальконета проделало дыру в воротах. К дыре подбежал казак и разрядил в нее одновременно с двух рук по пистолету, после чего отбежал в сторону. Там его и нашло второе ядро, срикошетившее от стены, в которое оно угодило. Разорвало тело напополам. Казак упал навзничь, причем верхняя часть его тела образовала с нижней почти прямой угол. На луже быстро растекшейся крови заиграл лунный свет. Остальные казаки сделали правильные выводы и отошли подальше. Третье ядро угодило чуть ниже и левее первого, благодаря чему образовался пролом, который быстро расширили топором. Ни железной решетки, ни вторых ворот не было. Видимо, ворота служили не столько для защиты, сколько для подчеркивания социального статуса проживавших в цитадели. Казаки один за другим шустро пролезали в пролом. Они знали, что основные богатства города собраны в цитадели. Минут через пять стрельба там прекратилась, а еще через пять и холодное оружие перестало звенеть.