— Мы к тебе по делу Боярин, — начал разговор Василий Стрелковский. — Я слышал, ты с Барабашем в поход не идешь, потому что хочешь только на своем корабле, а он в Адомахе остался. Мой приятель из донских казаков позвал меня в поход. Мы собираемся на тех чайках, что оставили на Самаре, добраться до Адомахи и оттуда вместе с донскими отправиться в поход. Отряд у нас небольшой будет, но ты оба моря знаешь хорошо, с тобой мы обязательно большую добычу возьмем. За это твою долю удвоим.

— Небольшой отряд — это сколько? — спросил я.

— Наших будет чаек двадцать и примерно столько же донских, — ответил бывший кошевой атаман.

Значит, около двух тысяч. С таким отрядом Каффу или Трабзон не захватишь, но город поменьше — вполне. Да и можно будет перегнать тартану на Днепр.

Сотник Безухий, видимо, решил, что меня маленький отряд не устраивает, обдумываю, как отказать, поэтому торопливо сообщил:

— Мы с товарищами обсудили те подсвечники. Решили, что кто-то счеты с тобой хотел свести. С нами у тебя таких подлостей не будет, мы проследим.

— Раз не будет, значит, поплыву с вами, — произнес я, хотя не отказался бы от похода и без этого бонуса.

До устья Самары, где в затоне у хутора в десяток домов перезимовали наши чайки, мы добрались по суше. Лошадей оставили у хуторян, договорившись, что перегонят их на Базавлук, если мы вернемся по Днепру. Чаек было больше, чем нам требовалось, поэтому выбрали лучшие. Кое-какие подконопатили, у нескольких поменяли камышовые фашины и все просмолили. Смолу туда завезли купцы заранее. Расплатимся с ними из добычи. Для купцов это что-то типа лотереи: если нам не повезет, они потеряют деньги, потраченные на смолу и доставку ее, а если повезет, получат вдвое и еще скупят с большой скидкой добычу. На ремонт ушло два дня, после чего погрузились в чайки и пошли вверх по течению.

Я не греб, сидел в носовой части. С полдня ушло на то, чтобы привыкнуть воспринимать действительность с более низкого уровня. Я как бы вернулся во времена яхтинга. С высоты сантиметров семьдесят над уровнем воды речные берега казались другими, незнакомыми.

В монастыре сделали остановку на ночь. Все сходили в церковь. Я тоже отметился. Подозреваю, что мой атеизм казаки поймут неправильно. Они люди военные, а на войне трудно быть атеистом.

Волок прошли быстрее, чем осенью, потому что груза не везли, только оружие и припасы. Кальмиус был полноводен. При нашей малой осадке проблем не создавал.

Донские казаки уже ждали нас в Адомахе. Они приплыли на двадцати пяти стругах. Самый большой струг был двадцативосьмивесельный, то есть человек на сорок-пятьдесят, остальные — на тридцать-сорок. Так что, если донских и было больше, чем нас, то ненамного.

Первым делом собрали раду на площади, окруженной куренями. Сидели на земле, плотно утрамбованной. Так утрамбовать можно только многодневной маршировкой подразделения не менее роты, а казаки пока не знают строевых занятий. Походным атаманом у донских казаков был Иван Нечаев. Кстати, Нечаев — очень распространенное прозвище у казаков. Наверное, из-за их привычки нападать нечаянно. С чаем вряд ли связано, потому что он здесь пока в диковинку. Это был грузный мужчина лет сорока двух, на выбритой голове которого краснел шрам от сабли. Судя по вмятине, череп по время удара был проломлен. Иван Нечаев не только выжил, но и дослужился до походного атамана. Это подтверждало мою теорию, что отсутствие мозгов продлевает жизнь и способствует карьерному росту в силовых структурах.

— Мы хотим напасть на предместья Стамбула. Там богачи живут и купеческих складов много, — поделился планами донских казаков их атаман Иван Нечаев.

— Туда пошел со своим войском наш новый кошевой атаман Дмитро Барабаш, — проинформировал донских казаков Василий Стрелковский.

— На ста пятидесяти чайках, — добавил сотник Безухий. — После них мы там ничего уже не найдем.

— Опять опередили! За вами не успеешь! — воскликнул не столько огорченно, сколько восхищенно Иван Нечаев.

— И мы за вами на Хвалынском море не поспеваем! — с улыбкой сказал ему Василий Стрелковский.

— Придется в другом месте поискать, — согласился походный атаман донских казаков. — Есть у вас какое-нибудь на примете?

Наш походный атаман посмотрел на меня, предлагая высказаться. Мы с ним во время ночевок перебрали посильные варианты и решили наведаться к южному берегу Черного моря западнее Синопа, где наши пока не бывали. Я и озвучил это предложение.

— Мы в тех краях ни разу не бывали, дороги не знаем, — сказал Иван Нечаев.

— Он бывал, — кивнув в мою сторону, произнес Василий Стрелковский, — проведет нас напрямую, нагрянем внезапно со стороны моря, как на Синоп.

— Это он вас на Синоп привел? — поинтересовался Иван Нечаев.

— И не только туда, — ответил наш походный атаман. — Последние три года Боярин у нас главный проводник в походах.

— Боярин, значит?! — молвил с еле заметными злыми нотками походный атаман донских казаков.

Видимо, у него не сложились отношения со своим боярином, благодаря чему и попал в казаки.

Я подумал, что мне пуля в спину в бою ни к чему, поэтому рассказал «легенду»:

— Мой дед сбежал от царя Ивана, и я у франков вырос.

— Тогда другое дело! — поглядев на меня уже без злобы, сказал Иван Нечаев и вернулся к главному вопросу: — Мы готовы выйти завтра утром.

— Мне потребуется пара дней, чтобы подремонтировать свое судно, — сообщил я.

— Это то, турецкое, что на берегу стоит? — задал вопрос походный атаман донских казаков.

— Оно самое, — подтвердил я

— Ремонтируй, подождем, — снизошел он.

После чего обсудили, как будем делить добычу. Поскольку нас примерно поровну, решили, что каждый казак отдает добытое в свой кош, а общую, если попадется, делим напополам, и потом каждый отряд распоряжается ею по своему усмотрению.

Адомахские рыбаки заметили эти три торговые турецкие галеры, когда они ночевали у Бердянской косы. Шли купцы на Азов. Собирались, наверное, обменять товары на рабов. Азов сейчас — самый главный, если не считать Керчь, центр работорговли на Азовском море. Если бы мы не задержались для ремонта тартаны, то пошли бы к Керченскому проливу напрямую и разминулись бы с ними.

Мы напали на турецкие суда напротив устья Кальмиуса. Когда галеры вышли на траверз его, прятавшиеся в камышах чайки и струги рванулись к ним. Турки не были готовы к нападению. Они еще какое-то время следовали прежним курсом, с опозданием повернули на юго-запад. Ветер был противный, поэтому тартана не участвовала в погоне. На веслах она двигалась медленнее чаек и стругов. Я с берега наблюдал, как казаки догнали сперва замыкающую галеру, обстреляли ее из ручниц, после чего быстро взяли на абордаж. Донские казаки действовали сноровистее запорожских. У них больше опыта по захвату судов. На Хвалынском море это основная статья дохода. Запорожцы пока что больше налегают на грабеж побережий. Когда заканчивали с этой галерой, другие казацкие суда догнали среднюю, а потом и переднюю. Все три приза были доставлены в Адомаху. Везли они самые разные товары, необходимые кочевникам — основным продавцам рабов. Галеры вытянули на берег. Пленных турок закрыли в погребах, опустевших к лету. Рабов-гребцов расковали и отпустили. Грязные, вонючие, с длинными, в колтунах, волосами на головах и бородами они почему-то напомнили мне хиппи, плотно подсевших на марихуану. Встречал я одного такого — старого, седого и тощего, одетого лишь в грязные шорты и босого, — в индийском Мадрасе, рядом с портом.

— Сэр, пожертвуйте старому хиппи пару рупий на «косяк», — попросил он на американском диалекте английского языка, всё ещё не павшем под натиском липкого индийского диалекта.

В Индии не рекомендуется подавать нищим. Их набежит сразу несколько сотен, облепят, как мухи свежую лепешку, произведенную священной коровы, и выгребут все деньги и нервы. Идейному борцу с обществом потребления я дал пять рупий, хотя было подозрение, что это безыдейный растаман, косящий под хиппи. Сыграло свою роль и то, что рядом был крутой торговый центр, где я сразу же спрятался от других нищих разного возраста и пола, рванувших ко мне со всех сторон. Охрана на входе довольно бесцеремонно отсекла их. У меня появилось подозрение, что у каждой индийской касты свои торговые центры, но европейцам можно шляться везде.