— Можете отдыхать, — когда шхуна минует южную оконечность острова, говорю я казакам, которые стоят на палубе с ручницами наготове.

Тихо переговариваясь, они спускаются в трюм, где теплее и не так сыро. Для середины июня ночь холодновата, потому что весь день шел дождь. На палубе остаются только четверо матросов, обученных мною работать с парусами, мой джура Иона в роли рулевого и Петро Подкова, из которого я пытаюсь сделать вахтенного офицера, а потом и капитана шхуны. Прорываться на ней через турецкие проливы будет слишком рискованно, поэтому оставлю ее казакам, отправлюсь в Западную Европу по суше. Берега Днепра Петро Подкова знает лучше меня. Можно было бы пойти отдохнуть, оставив его на вахте, но нам все равно целый день придется отсыпаться. Неизвестно, есть ли турки в Днепро-Бугском лимане, поэтому на день спрячемся в камышах, а ночью продолжим путь.

Чтобы скоротать время, спрашиваю вахтенного офицера:

— Будет война с ляхами или нет?

— Бог его знает! — искренне восклицает Петро Подкова. — С одной стороны, товарищество обижено, что ляхи договор не соблюли, а с другой стороны, от ляхов никто и не ждал, что поступят по чести. Веры им никогда не было.

— Но наказать бы их не помешало, — подсказываю я.

— Товарищество тоже так думает, — соглашается он.

Петро Подкова — истинное дитя казацкой среды. Мне кажется, ему даже в голову не приходит, что решение может принять одни человек, и этим человеком может быть он сам. По этой причине я не уверен, что из него получится толковый капитан.

— Они решили пограбить шляхту, пройтись аж до Кракова, — сообщает Петро Подкова.

И гетману Войска Запорожского придется подчиниться решению рады, иначе останется с титулом, но без войска. Хотя ему, как догадываюсь, со шляхтой воевать не с руки, потому что сам хочет влиться в ее ряды. Впрочем, шляхтичи под раздачу уж точно не попадут, отсидятся в укрепленных городах. Достанется только крестьянам, что в Речи Посполитой называется всего лишь наездом — обычная разборка, только в данном случае не между двумя собственниками, а между двумя группами собственников.

День мы простояли в камышах, в том же месте, где прятались, захватив тартану. Опять наловили раков и рыбы, наелись от пуза. Перед заходом солнца возобновили движение и до темноты успели выйти в Днепро-Бугский лиман.

Купцы нам говорили, что турецкого флота здесь нет. В прошлый год запорожские казаки не беспокоили, вот турки и решили, что их испугались, что можно не перекрывать выход из Днепра. Но ведь те же купцы могли сообщить нашим врагам, что мы собираемся в морской поход небольшими силами. Победа бы досталась туркам сравнительно легко, а награждены были бы, как за уничтожение крупной флотилии — заманчивый шанс прославиться и получить от султана награду.

Шли ночью по компасу. Дул норд-ост силой балла три. Шхуна делала не более пяти узлов, да и то, благодаря попутному течению. Чайки шли на веслах, ориентируясь по фонарю на шхуне, который был виден только с кормовых курсовых углов. Берега лимана скрыла темнота. Создавалось впечатление, что мы в открытом море.

Луна вышла, когда мы были на траверзе руин Очакова. Разглядеть их я не смог, но показалось, что учуял запах гари, как будто он не выветрился за три года. Турецкого флота в самом узком месте лимана не было. Не видно было огней и на Кинбурнской косе. Если там и есть турецкий пост, то стража не подавала признаков жизни. Беспечности турок можно было бы позавидовать, если бы это увлечение время от времени не становилось для них смертельным.

Черное море встретило нас ласково. Небольшие волны били в корму, погоняя в сторону пролива Босфор. На чайках подняли паруса, чтобы гребцы отдохнули до утра. Спешить нам теперь некуда. Хватит и тех узлов четырех, которые чайки делали под парусами. Шхуна под всеми парусами шла быстрее, поэтому оставили только брифок, а остальные опустили. Судя по всему, из меня начал получаться хороший кораблестроитель. Вернувшись в двадцать первый век, обязательно построю себе деревянную шхуну. А вернусь ли?!

Эти два торговых судна мы обнаружили севернее выхода из Босфора. Они в полном грузу шли в сторону Варны или Констанцы (бывшие Томы). Оба трехмачтовые, длиной около тридцати метров и шириной около шести и водоизмещением тонн триста. Судя по количеству портов, на каждом по шестнадцать пушек. Шли довольно остро к ветру. Не так круто, как может шхуна, но галеон так не сумел бы. С бушпритов свисали блинды, а сверху на коротких стеньгах крепились бом-блинды. На фок-мачтах паруса в два яруса, на грот-мачтах в три, а на бизань-мачтах латинские и сверху прямоугольные крюйсели. Я бы принял суда за галеоны, если бы соотношение длины и ширины не было таким большим — около пяти к одному — и кормовая надстройка значительна ниже. Заваленные внутрь борта подсказали мне, что это, скорее всего, голландские флейты. Бочкоподобные корпуса, улучшающие мореходные качества судна, были позаимствованы у моих судов голландцами, чтобы уменьшить пошлины при проходе Датских проливов. Пошлины начислялись по площади главной палубы, а не самого широкого места. Экономили всего несколько монет, но радовались, как миллиону. Не думаю, что турки пустили голландцев в свои внутренние воды. Наверное, суда трофейные.

Заметив, что мы идем на них и явно не с добрыми намерениями, команды обоих судов не испугались, начали готовиться к бою. На флейтах убрали нижние паруса, которые больше остальных страдают во время обстрела. Раньше так не делали. Открыли порты и выкатили пушки. Вдоль бортов натянули противоабордажные сетки. На марсы поднялись стрелки из огнестрельного оружия. То, как четко это все было проделано, навело меня на мысль, что на флейтах голландские экипажи. Голландцы хорошие моряки, но посредственные воины.

Чайки сидят слишком низко, чтобы атаковать суда с такими высокими бортами. У казаков, конечно, есть «кошки» и изготовленные по моему приказу трапы с крюками в верхней части и упорами в нижней четверти, но народу много поляжет прежде, чем захватят флейты. Шхуна в балласте ниже всего на метр, может, чуть больше. Встав на планширь фальшборта шхуны, взрослый мужчина без особого труда перерубит противоабордажную сетку и переберется на флейт. Да и на шхуне экипаж в два раза больше, чем на чайке. Поэтому чайки идут вслед за нами и строем кильватер, чтобы не получить ядро, которое будет гибельным. Мы с наветренной стороны — так сказать, играем белыми. Передний флейт идет мористее. Задний, как мне показалось, постепенно отстает. Направляю шхуну на передний. У нас на полубаке установлены две погонные кулеврины калибром три фунта. Теперь кулеврина — это орудие с длиной ствола более двадцати пяти калибров. У наших — более двух метров. Обе заряжены картечью. Одна направлена на марсы, другая — на главную палубу и шканцы. Комендоры стоят возле кулеврин с дымящимися фитилями, ждут приказ.

Медленно сближаемся встречными курсами. Кажется, что слишком медленно. Ловлю себя на мысли, что нервы напряжены. Ядро — это не стрела и даже не пуля. Разорвет на части, а в разобранном виде смыться в следующую эпоху не получится. Я пытался втолковать казакам, что, если меня тяжело ранит, надо положить тело в лодку и пустить по волнам.

— Не волнуйся, Боярин, похороним тебя по-человечески, в земле, как положено! — заверил меня Петро Подкова.

Будем надеяться, что у меня хватит сил настоять, чтобы со мной попрощались не по-человечески, а именно так, как я хочу.

Когда расстояние между судами сокращается до полумили, я командую комендорам на полубаке:

— Огонь!

Кулеврины почти одновременно выплевывают облака чёрного дыма. В фор-марселе появляется от картечин насколько дырок, которые быстро расползаются до швов. Вроде бы задели кого-то из стрелков на марсе фок-мачты. Результат не впечатлил, но стреляли для того, чтобы спровоцировать противника на ответный залп. Погонных пушек на флейтах не видно. Они не нужны, потому что купеческому судну теперь негоже гоняться за другими судами. Надо довезти свой груз в целости и сохранности. Я надеялся, что флейты развернутся к нам бортами и разрядят полупушки, если правильно определил калибр. Не стали, продолжили следовать прежним курсом, чтобы всадить залп нам в борт. Наверное, уверены, что пары залпов будет достаточно, чтобы отбить у нас охоту нападать на такие большие и хорошо вооруженные суда.