— Да забыл что-то… — промямил наконец он.

— Бывает. — рассмеялась девушка. — Эдисон был глухим с дества, но это не помешало ему изобрести лампочку накаливания.

Она взяла одну из диодных ламп, лежащих в инструментальном ящике Тасло и показала ему.

— Ну это единичный случай. — буркнул он.

— Почему же единичный? — удивилась она. — был еще Бетховен. У него также были проблемы со слухом. Но это не помешало ему стать великим композитором.

— Глухие не в счет. Это, конечно, дефект. Но я немного о другом.

— Я поняла. — кивнула Гвинет. — хорошо. Тогда возьмем как пример Наполеона и Рузвельта. Первый был маленького роста, а второй вообще парализованным.

— Плохой пример. Наполеон в детстве мог ничем не отличаться от сверстников. А Рузвельт стал парализованным уже в зрелом возрасте. В детстве он был здоров. — про этих исторических личностей Тасло читал, поэтому был в курсе их биографий.

— Хм… — задумалась Гвинет. — а как насчет Стивена Хоукинга? Он даже говорить не мог и тем не менее…

— Снова не то. — упрямился Тасло. — когда болезнь стала заметна он уже был известен и высоко ценился в своей области.

— Ты бесишь! — воскликнула Гвинет. — Есть масса примеров людей, которые родились с дефектами, или получили травмы позже, но смогли остаться как минимум полезными членами общества. Отсутствие руки, ноги, зрения или слуха не делают человека растением, если он того не хочет. В любом случае можно продолжать жить и заниматься любимым делом. Вон, паралимпийские игры — пример этого.

— Спорт это не пример…

— Мы ведь говорили про отбор, важность силы? Так некоторые их этих спортсменов, даже без конечности, могут быть намного сильнее какого-нибудь задохлика. И с легкостью могут его побить. Такой пример подойдет? — похоже, Гвинет уже не на шутку разозлилась. — И вообще. Если следовать твоей логике, про естественный отбор как у животных, то как только человек получает тяжелую травму, или просто стареет его нужно умерщвлять.

— Нет, я не это имел ввиду. — замахал руками Тасло, вспомнив покалеченных ветеранов-тагов, получающих пособия.

— А я именно это! — Гвинел продолжала злиться. — если уж отбор, то на любом этапе. Слабые дети отягчают стаю так же, как и старики, или инвалиды! Они бремя от которого надо избавляться. Так по твоему?

— Нет, постоя, я… — попытался успокоить ее Тасло. — я просто…

— Что просто? Просто пытаешься доказать, что жесткий отбор нужен, но лишь на ранних этапах? Уже проверялось. Спартанцами. Фигня это.

И Гвинет, тряхнув своей шикарной черной гривой скорым шагом отправилась прочь.

А Тасло вечером с увлечением читал про спартанцев. Выходит, у людей тоже был жесткий отбор, как у тагов. Но они от него отказались. Почему?

Вообще жизнь среди людей, казавшаяся такой опасной, начала нравиться Тасло.

В первую очередь тем, что его воспринимали за своего. Если на Земле он чувствовал себя отщепенцем, что было вполне привычно, то на Эдеме все как-то сплотились. Что бы ты ни делал, чем бы ни занимался, но поблизости всегда найдется тот, кто тебя хотя бы шапочно знает, или же абсолютно незнакомый человек захочет познакомиться во время совместной работы, поговорить, пошутить, а при необходимости — и помочь.

У Тасло появилось ощущение, что именно так и должно быть в гнезде. Хотя часто одергивал себя — от многих сослуживцев, в отличие от него не являющимися «воробьями», он часто слышал о подковерных играх, интригах внутри гнезд, о постоянном соперничестве. Став членом гнезда нужно было вести себя крайне осторожно — ведь каждый хочет продвинуться по иерархической лестнице вверх. И в большинстве случаев — за счет других.

Здесь, на Эдеме, он ничего подобного не наблюдал. От слова совсем. Люди занимались каждый своим делом и были счастливы. Никто не пытался вскарабкаться по головам других. Быть может, пока…

Но все же. Гарик обожал готовить. Он все время проводил на кухне, стряпая обед для строительных бригад. А в выходные уже мастерил арку под виноград рядом со своим домом, который планировал приобрести на Базаре (ну или его аналог, если земное растение достать не удастся). Гарик всю жизнь мечтал заняться производством собственного вина, открыть свой ресторанчик и ничто другое его не интересовало.

Гвинет днями и ночами сидела над проектами домов, каких-то инженерных сетей. Ее уже бывший парень мечтал о карьере военного и, судя по всему, добился своего.

Эдем — планета, где сбываются мечты.

И сам Тасло охотно в это верил. Всю свою прошлую жизнь, прожитую в теле тага, он знал только солдатский быт, казарменное устройство. Он понятия не имел чем живут на гражданке. И вот, вынужден заниматься вполне себе обычными, мирными вещами, не имеющими никакого отношения к войне. И знаете что? Это ему нравилось.

Ему начали нравиться люди, нравилась эта планета, была по душе работа.

Конечно, на душе скребли кошки от мысли о том, что в скором времени от этого места и этой планеты мало что останется. У эдемцев нет нормальной защиты, слишком мало кораблей. Что они могут противопоставить блуждающему флоту? Или все-таки могут?

Зачем, зачем он тогда отправил это сообщение? Зачем пробрался на корабль? Ведь теперь он об этом жалеет. Если бы он потянул с отправкой сообщения хотя бы пару дней — уже был бы огромный выигрыш. Не было бы армад противника, висящих где-то там, в пустоте. Он задрал голову и вгляделся в голубое небо с белоснежными облаками, словно бы надеясь увидеть боевые звездолеты.

Тасло замер от пришедшей ему в голову мысли. Если бы он потянул время еще пару дней, то, скорее всего, попросту бы не отправил сообщение.

И тут Тасло испугался. Испугался собственных мыслей. Что значит «не отправил бы»? Почему? Что он задумал? Стать на сторону Эдема? Но ведь это же предательство, он станет перебежчиком!

И тут же пришла новая мысль: и что?

Да, он станет перебежчиком, но плохо ли это? Он никогда не ощущал себя настолько нужным и полезным, не чувствовал себя на своем месте, ему никогда не было комфортно так, как сейчас, на Эдеме, среди людей. Так какой смысл хранить верность миру и существам, которые, как оказалось, совершенно ему чужды? Зачем выполнять их задания, работать на них? Чтобы вернуться обратно и заслужить себе место в гнезде? А надо ли оно ему, это место? Может ему намного лучше здесь и именно люди станут его гнездом, а эта планета — его домом.

Он решился окончательно. К черту республику, к черту Шаха и к черту гнездо! Он больше не воробей. У людей просто нет такого понятия. Зато у них есть понятие «сирота». Казалось бы, совершенно идентичное по смыслу с тем, как его звали на Тагионе, но с совершенно другим подтекстом. Люди не обижают сирот, это не считается у них меткой на всю жизнь, клеймом, по которому тебя опознают и не допустят на мероприятие, не станут говорить с тобой на равных. У людей сирота это просто человек без родителей. Не более того. И главное — он вполне может завести семью, наделать детей и жить в свое удовольствие. Любить жену, воспитывать детей…Почему он, Тасло, не может этого сделать? Может и очень даже легко. Вон, та же Гвинет вполне ничего. Да и он ей вроде как нравится…

Но сначала нужно доказать свою полезность. Нужно раз и навсегда стать своим. Тасло был уверен, если когда-нибудь всплывет тот факт, что он лишь таг в теле человека, то проблем не избежать. А за то, что именно по его вине был обнаружен Эдем, могут и казнить…

Но как доказать людям, что он теперь на их стороне? Что он совершил страшную ошибку тогда, отправив сообщение? И главное — как теперь искупить вину перед этими людьми, которых он сам уже считает гнездом?

Он так увлекся своими размышлениями, что совершенно не заметил нескольких людей, наблюдавших за ним издалека.

Не заметил он и того, что один из них приблизился и стоял уже в паре метрах позади него.

— Попутного ветра! — сказал человек.

— Силы крыльям. — на автомате буркнул Тасло, а спустя секунду до него дошло, что он сделал.