Гвен не была экспертом в практической эксплуатации дирижаблей, не считая технических нюансов в их двигателях, но даже она сразу поняла, что происходит и увиденное заставило её упавшее нутро превратиться в ледышку.

На судне, приготовившемся к перевозке врагов Шпиля Альбион, разворачивали орудия.

- Мы без защитного экрана, - обреченно сказал Джонимен, - нам конец.

И, не проронив ни слова, оба бросились в машинное отделение.

Шпиль Альбион, хаббл Лэндинг, храм Пути

Не огонь, не дым и отнюдь не опасность сгореть заживо или задохнуться пугали Бриджит больше всего, когда она шмыгнула в горящее здание следом за Бенедиктом. Сильнее всего она пожалела, что не собрала волосы в хвост, чтобы те не развевались подобно знамени, угрожая вспыхнуть от любой случайной искры, пролетающей мимо, и оставить её совсем лысой.

На глазах у Бенедикта.

Она чувствовала, что беспокоиться об этом, по меньшей мере глупо, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, другие опасности намного перевешивали угрозу её тщеславию. Или, скорей всего, подумала она, такое незначительное опасение было единственным, которое она разрешала себе чувствовать. Всего несколько недель назад она испугалась, просто уезжая из чановой своего отца. Если бы она рискнула дать своему разуму осознать всю правду о том, что она делает, она бы зарыдала, а потом и закричала от ужаса.

Потому-то она вцепилась в своё маленькое беспокойство по поводу волос. Это помогало ей не сходить с ума из-за гораздо более ужасных вещей.

Вход в храм был не опасен пока густая пелена дыма не добралась до него, но дым ограничивал видимость на десять-пятнадцать шагов и по мере того, как они продвигались вперед, зловещие мерцающие блики встречались всё чаще — огонь перекидывался из библиотеки в другие части здания. Отсутствие обзора дезориентировало, и она не понимала где они были несколько минут назад. А что, если, подумала она, они просто потерялись в дыму? Что, если они мечутся из зала в зал, изо всех сил пытаясь найти выход, а в это время воздух становится всё жарче и его всё меньше и меньше...?

- Бенедикт! - воскликнула она, слабым и хриплым от дыма голосом. - Где мы?

- Не сходи с тропы! - прохрипел он в ответ.

Ах, ну конечно. Бриджит опустила глаза. Она внимательно следила за Бенедиктом и только теперь заметила, что воинорожденный шагает, точно следуя извилистой выемке, явно ощутимой на каменном полу, позволяющей ему выбирать направление. Она закрыла рот и нос рукавом и поднажала.

Воздух стал горячей, свет ярче и внезапно они вынырнули из дыма в пылающий ад. Они резко остановились и полыхающий горячий ветер, словно из огромной печи, начал поднимать и развевать волосы Бриджит.

Великая Библиотека была полностью охвачена огнем.

Огромные языки его ревели повсюду. Жар была настолько силен, что миниатюрные вихри пламени закручивались и метались по всему помещению, рождаясь и умирая в несколько секунд.

У входа в библиотеку рухнула одна из тяжелых полок. Придавленный этой полкой и рассыпавшимися книгами, которые уже занимались огнем лежал человек в шафрановом одеянии. Кончики его пальцев кровоточили, видимо он пытался выкарабкаться из ловушки и не смог этого сделать. Его кожа покраснела, покрытая волдырями ожогов.

Монах поднял голову. Один глаз заплыл багровеющим синяком, да и добрая половина лица распухла до гротескных пропорций — результат сильного удара или прошедшего вскользь выстрела от наруча. Он посмотрел на них своим затуманенным взглядом. Судя по всему, он испытывал страшную муку.

- Винсент! - вскричал Бенедикт, с болью в голосе. Он прыгнул в самое пекло, подняв руки, пытаясь защитить его лицо так же как свое. Его рукава почти сразу задымились.

- Оставь меня! - задыхаясь проговорил монах. Он начал слабо рыться в своих одеждах. - Возьми это!

- Никто никого не оставит, - возразил Бенедикт. Затем он опустился на колени, упер ногу и поднял руки.

Бриджит застыла в ужасе. Сама металлическая полка весила не меньше тонны, не говоря уже о весе книг, которые все еще держались на самом верху. И металл здесь наверняка нагрелся до ужасных температур.

Бенедикт подсунул руки под край полки рядом с зажатым телом брата Винсента. После сжал зубы и покрепче ухватился за неё.

Зашипело мясо.

Бенедикт издал львиный рык, лишь мимолетно похожий на крик боли.

А затем его худощавое тело изогнулось в напряжении, поднимая огромную полку. Секунду или две ничего не происходило, затем его ноги дрогнули, и огромная груда сдвинулась, пускай на считанные дюймы.

Бриджит бросилась в пекло. Жар окутал её словно неприятное, удушливое одеяло и с каждой секундой становилось всё горячей. Она ухватила брата Винсента за запястье и предплечье и потащила его обгоревшую фигуру из-под полки.

- Он у меня! - крикнула Бриджит, волоча монаха в коридор.

Бенедикт опустил полку, и она рухнула на пол, вздымая ворох искр.

Они вывалились в коридор и, перестав ощущать неистовый жар, Бриджит задрожала, будто попала на ледник.

До тех пор, пока не повернулась, чтобы мягко опустить раненого и увидела изломанную спину и плечи брата Винсента. Мужчину трясло от боли, руки дергались и хватали воздух.

Только не ноги.

Ниже плеч он был полностью пугающе неподвижен.

Она подняла глаза, обнаружив Бенедикта, в ужасе вглядывающегося в своего друга.

- О, Создатель Пути, - выдохнул он. И опустился на колени рядом с монахом, словно увиденное парализовало его. - О, Винсент.

- Нет времени, парень, - сказал Винсент. Он задохнулся в резком приступе тяжелого кашля от которого на губах выступила кровь, затем изогнул рот в слабой усмешке. - Для меня уж точно.

- Проклятье, - воскликнул Бенедикт. - Черт бы побрал этих аврорских сукиных детей. Я убью каждого из них.

Лицо брата Винсента помрачнело от досады, и он раздраженно хлопнул ладонью по ноге Бенедикта. - Бенедикт. Нет времени потакать своим желаниям. - Он снова пошарил рукой в своих одеждах и с гримасой боли сумел выудить книгу в невзрачном коричневом переплете. - Возьми это.

Бенедикт озадаченно взял книгу.

- Что?

- Возьми, - повторил брат Винсент. Кровь уже бежала из его рта. - Шпилеарху. Это последняя копия. Она сожгла остальное.

- Что это? - переспросил Бенедикт.

Брат Винсент снова закашлялся и поморщился от боли. Кровь, вытекавшая из его рта, окрасила зубы.