Прислушиваюсь к интуиции: молчит. Значит, ничего сильно критического не должно произойти, по крайней мере, сейчас. А гордость… гордость как-нибудь перетерпит.

Присаживаюсь, немного сгребая землю обратно на могилку.

— Прости, мамуль… — шепчу одними губами.

Я еще долго не смогу навещать тебя, потому что… потому что!

Отряхиваю колени, на ходу застегивая джинсовку до самого горла.

Спиной чувствую едва ощутимое прикосновение. Реакция срабатывает мгновенно — отскакиваю, как кипятком ошпаренная.

— Ты же сказал…

— У тебя грязь сзади, — прерывает готовый на него обрушиться гневный поток. — Давай я, — быстро и аккуратно скидывает комья земли.

Границ не переходит.

— Поблагодари его еще за это! — язвит внутренний голос.

Резкий порыв ветра заставляет поежиться — обнимаю себя в попытке чуть-чуть согреться. Плечи тут же окутывает мягкое тепло, и я плотнее кутаюсь в огромную куртку, насквозь пропитанную знакомым ароматом. В другой раз скинула бы, но не сейчас. Мне действительно зябко, еще разболеться не хватало накануне второго побега. Летом! Поэтому лишь плотнее запахиваю кожанку.

Дойдя до автомобиля, Артем распахивает дверь передо мной, жестом приглашая сесть первой. Без лишних истерик забираюсь в салон и отодвигаюсь на дальнее сиденье.

Странное чувство — внутри одновременно уживаются два фронта: пустота и шквал эмоций, готовый бурей вырваться наружу в любой момент. Горечь утраты, обида, одиночество, безысходность, ненависть — все переплелось, затянулось в тугой узел, который я не в силах развязать…

Артем. Пару часов назад

Сердце не на месте, какое-то дурацкое предчувствие гложет, не давая покоя. Звоню Ане: удостовериться, что все в порядке. Номер ей не известен, поэтому должна взять.

Гудки. Один. Второй. Третий…

— Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия, — талдычет автоответчик.

Странно…

Набираю отчима.

— Дай Ане трубку, — бросаю без приветствий.

— Аня ушла.

— Как ушла? Когда?!

— Утром еще. Практически сразу, как только Вы ее привезли.

Меня когда-нибудь стошнит от этого «выканья» с его стороны…

— Куда?!

— Сказала, что погуляет, — испуганно лепечет в ответ.

— Меня не интересует, что она сказала!

— Она с собой ничего не брала, Артемий Владленович, — продолжает оправдываться.

— Ты меня плохо слышишь или что, я не пойму?!

— Я…

— Хорошо, для особо одаренных. Куда она могла пойти?

— Н-н-не знаю.

— Во что была одета?!

— Куртка и юбка джинсовые, кажется.

— Шкуру спущу. Живьем! — рычу, бросая вызов.

Кажется ему! Собственными руками придушу!

Анюта ушла. Снова. И на этот раз без вещей и телефона, что оставляет крохотную надежду на неверность варианта «побег».

Набираю Матвея. Он у нас, так сказать, персональный хакер.

— Проверь все камеры в ЖК «Морская Волна». Ищем девушку в джинсовой куртке и такой же юбке. Возможна другая одежда. Средний рост, волосы русые, — быстро перечисляю приметы.

— Понял.

Через пять минут заходит ко мне.

— Ну что?

— Система видеонаблюдения у них, конечно, такое себе. Взломать — по щелчку пальцев, — фыркает парень. — Вот, короче. Она? — разворачивает ко мне планшет, указывая на покидающую жилой комплекс девушку.

— Она.

Камера засекла, что в 11:02 Аня выходит с территории «Волны» и скрывается из «поля зрения».

Стрелка давно перевалила за восемь. Девять. Часов. Девять долбаных часов, за которые с ней могло случиться что угодно!

— Твою ж!.. Телефон на Цирковой, 57 — ЖК «Морская волна». Она его снова не взяла!

Не соврал отчим, значит.

— Найди. Мне. Девушку, — чеканю каждое слово, еле сдерживая рвущийся наружу поток. — Город перерой, всех на ноги поставь, ментов подключи, в конце концов, но найди!

— Да найдем мы ее, вот проблема-то!

— Где?

Прошло всего полчаса — ощущение, что целая вечность!

— Она… — запинается, явно чего-то смутившись, — в общем, вот.

Смотрю на экран, и сердце тяжелым камнем ухает вниз. Аня на кладбище…

Проматываю запись на полчаса назад. Еще на полчаса. На час…

— Когда она туда пришла?

— В полвторого.

Сразу ставлю воспроизведение на нужное время, отмечая, как Анюта проходит к могиле, кладет цветы и… ложится прямо на землю, обхватывая рукой небольшой холмик.

— Понял.

Матвей молча кивает, покидая кабинет. Набираю еще одного помощника.

— Андрей, подготовь машину. Выезжаем на Никольское.

— Будет.

Выскакиваю из автомобиля, как только мы приехали, сразу же замечая нужное направление, а затем и саму беглянку. Быстрым шагом подхожу к ней, мысленно готовясь ко всему, чему только возможно.

— Ань? — дотрагиваюсь до плечика, и тут до меня доходит…

Она спит. Все в том же положении: подогнув коленки и положив руку под голову. Дыхание изредка прерывают короткие всхлипы, на щеках влажные дорожки. Каждый раз становится не по себе, когда я вижу Анюту… другой. Вижу эту обратную сторону ее колючести.

— Что же мне с тобой делать?.. — шепчу в пустоту, осторожно смахивая выкатившуюся слезинку.

Вдруг открывает глаза, стеклянным взглядом глядя перед собой. Что-то словно толкает, заставляя отступить на шаг: не думаю, что она обрадуется моему появлению, тем более здесь.

Не замечая меня, Аня садится перед памятником. Мельком пробегаю глазами по строчкам. «Майская Вера Александровна». Данные совпадают: это ее мать, которая умерла от онкологии два года назад.

— Мам, забери меня к себе, пожалуйста, тебе ведь это ничего не стоит. Не хочу с ним быть, не буду. Я… не смогу сама прийти в память о тебе, — тараторит шепотом, а я стою, как вкопанный.

Аня ведь не знает, что здесь кто-то есть, значит, говорит от чистого сердца. Неужели я до такого ее довел…

Девушка вдруг оборачивается и взвизгивает, отползая к самой ограде. Взгляд цепляется за аккуратные черты лица, а затем устремляется на высеченный портрет. Мать и дочь, похожие друг на друга, почти как сестры-близнецы. Единственное отличие — разница в возрасте.

— Ты очень похожа на мать, — зачем-то произношу вслух, но тут же вспоминаю, где мы находимся. — Пойдем, я… — протягиваю руку, чтобы помочь ей встать.

— Не подходи! — вжимается спиной в ограду.

Я ожидал чего-то другого?

— Послушай, — присаживаюсь на корточки.

Не очень из меня психолог, конечно, но попробовать надо. Наши лица оказываются на одном уровне, и у меня получается заглянуть девушке в глаза: в эти два океана, переполненных скорбью по близкому человеку, где ненависть ненадолго уступила место отчаянию.

— Я не хочу причинять тебе вреда, не буду унижать, избивать, принуждать к чему-то, — перечисляю все варианты, которые только приходят в голову. Мерзко, но что поделать, — или что там еще наговорил твой братец на пару со своим папашей. Насилие, в любой его форме: моральной, физической или… гхм… — что-то не в ту степь меня понесло… — ну, в общем, ты поняла, применяться к тебе не будет.

Аня смущенно отворачивается.

— Чего ты от меня хочешь? — спрашивает шепотом.

Неужели сработало? Вот так, с первого раза?

— Я всего лишь подвезу тебя до дома.

— То есть ты хочешь сказать, что просто проезжал мимо? — поднимает подозрительный взгляд.

— Почти.

— Решил поиграть в джентльмена? — вызывающе вскидывает подбородок, пронзая взглядом.

Получилось, ага.

— Ань, уже холодно, ты легко одета: можешь простыть, — пытаюсь призвать здравый смысл. Гордость гордостью, но она ведь должна понимать!

Самое интересное — внутри нет злости. Совсем. Всего лишь хочется обнять это беззащитное создание, крепко-крепко. Чтобы почувствовала поддержку, поняла, что она такая не одна, только… надо сдерживаться. Пока это будет лишь во вред.

Обычно, когда в руках человека появляется превосходство над другими, он начинает творить ужасы, порабощая все вокруг. У меня есть власть над ней? Сила? Безусловно. Мне совершенно несложно заставить Анюту делать, что только в голову в взбредет. Но я не хочу. Один этот взгляд воскрешает Человечность. От которой, как думалось раньше, не осталось ничего, кроме горсточки пепла.