— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет не…

— Да, со мной, — выдыхаю. Небо вняло моим мольбам. — Это мой… знакомый. Артем, это Катя, — тушу обеспокоенность, читающуюся в его в взгляде.

— Приятно познакомиться, — уже с доброжелательным видом кивает Катя. — Кажется, я Вас где-то видела… — чуть прищуривается. В глазах проскакивает огонек любопытства.

— Может быть, — улыбается Артем. — Нам пора, — обращается уже ко мне. Как-то слишком резко. Что-то случилось? Не хочу об этом даже думать…

— Мы спешим, Катюш, прости.

— Хорошо, конечно-конечно, не буду задерживать!

Еще раз прижимает меня к себе.

— До связи тогда?

— Да.

На кассе нас оформляют без очереди, за что мне ужасно неловко перед другими посетителями. Бросаю в их сторону виноватый взгляд, и сталкиваюсь с бурей разных чувств: непонимание, осуждение, презрение, удивление… Сколько разных эмоций читает на чужих лицах!

И ведь никто из них даже не подумает о том, что, задержавшись на эти пару минут, они могут спасут чью-то жизнь. Хотя, какой нормальный человек будет об этом думать в такой ситуации? Никакой, правильно.

Выходя из магазина, я искренне надеюсь, что хотя бы до машины нам удастся дойти спокойно. Только там я смогу спокойно вздохнуть. Нет, выдохнуть, пожалуй, смогу только дома, а в машине — передохнуть, отдышаться.

Подождите, я назвала дом Артема — своим?

Хмыкаю про себя. Значит, смирилась. Что ж, уже лучше. Наверное…

— Откуда ты знаешь эту девушку?

— В больнице лежали вместе. Два года назад. Она меня тогда очень поддержала, — шепчу, нахмурившись. Воспоминания… Воспоминания…

Когда мы заходим на эскалатор, Артем берет меня за плечо, чуть сжимая.

— Не оборачивайся, стой спокойно, — шепчет быстро.

— Можно пройти? — слышится позади.

Паника захлестывает, но пальцы, ободряюще сжимающие мое плечо, не дают ей выплеснуться наружу.

— Все будет хорошо. Артем рядом, ничего не случится. Никто не посмеет тебя тронуть. Скоро все закончится… — баюкаю сама себя. — Скоро все закончится…

Прикрываю глаза, переносясь в теплую кровать, манящую к себе даже из усталых грез.

— Ничего не будет, ты ляжешь, закутаешься в огромный мягкий плед, включишь музыку… — прислушиваюсь к самовнушению, затаившись, словно маленький ребенок.

Рывок выдергивает из уютных фантазий. Распахиваю глаза в попытке удержать равновесие. Руку крепко сжала чужая ладонь, и я чуть не вскрикиваю, увидев, чья. Резко

— Осторожно.

— Пойдем со мной, — одновременно говорят оба.

Артем подхватывает меня, помогая снова обрести опору.

Зверь смотрит уже поверх — на того, кто меня так просто не отдаст. И вообще не отдаст: ни просто, ни сложно.

— Мужчина, вы обознались, — раздается сзади ледяной тон.

— Прошу прощения, — цедит тот, с издевкой переводя взгляд на меня. — Дочь потерялась. Ищу ее.

— Желаю удачи, — все так же безэмоционально говорит Артем.

— Благодарю, — ухмыляется, наконец, покидая нас.

И вот что это сейчас было?!

Вывески, реклама, люди, музыка из динамиков — все это бьет по нервам, подгоняя к выходу. Уйти, убежать, спрятаться! Туда, где не достанут, не тронут.

Все вокруг пританцовывать, наклоняясь то влево, то вправо. Ноги дрожат, колени подкашиваются. Только в обморок грохнуться тут не хватало! Почему этот выход так далеко?..

Несколько раз глубоко моргаю, ненадолго утихомиривая жуткий пляс. Сознание улетучивается в какую-то прострацию, а я этому даже не препятствую: лишь машинально передвигаю ногами вслед за Артемом.

— Все уже позади, — выдергивает из отупения далекий голос, и только тут до меня доходит, что мы уже в машине.

Одновременно с выключением режима «Овощ», включается «Истерия». Что ж, все нивелировалось.

— Прости. Это моя вина.

— Все в порядке, — убеждаю больше себя, чем его. — Давай не будем об этом, — перехожу на шепот, тщетно пытаясь скрыть дрожь в голосе. Еще чуть-чуть — и я, правда, разревусь!

Больше Артем ничего не говорит. Только сжимает мои пальцы, как будто слегка поглаживая их. Почему как будто? Потому что я не уверена в том, что у меня не начались тактильные галлюцинации, а поворачивать голову банально нет сил. Моральных. Да и физических, наверное, тоже.

Аня

По дороге удается немного успокоиться. Ключевое слово — немного. Потому что я бы очень хотела быть выжатой как лимон, ибо сейчас чувствую себя куда хуже.

Купленные вещи разместят по шкафам без меня, Артему нужно что-то там порешать, поэтому я удаляюсь в одиночество.

— Ты куда?

— К бассейну, — отвечаю, остановившись. Все же неловко будет, если я просто рвану без оглядки в темноту вечернего сада.

Артем хочет что-то сказать или спросить, однако, угадав мое состояние, лишь кивает.

Медленно иду по красивой дорожке. Пару дней назад я разглядывала ее узоры. Из-за сгущающихся сумерек сейчас ничего не видно. Еще тогда я вспомнила про… только не это. Я сюда успокоиться пришла, а не реветь!

Сажусь на шезлонг, обхватывая колени. Чувствую себя подавленной и разбитой. Внутри пусто. Абсолютно. Просто нет ничего.

Слышатся тихие шаги. Уже все равно. Я не обязана все время быть веселой, меняя одну маску на другую. Надоело!

— Не помешаю?

— Нет, — отзываюсь безразлично.

— Ты из-за него? — осторожно интересуется Артем.

Интересно, у меня могут быть еще какие-то причины?

Внутри начинает бурлить невесть откуда взявшееся отчаяние и обида. На Зверя, на судьбу, на саму себя… пожимаю плечами, чувствуя, как все клокочущее внутри сейчас выльется наружу, и я уже не смогу это остановить.

— Просто я устала быть сильной. Мне надоела эта маска безразличного спокойствия. Я… — пару слезинок вытекают из глаз. — просто хочу разреветься. Хоть бы и при нем, уже пофиг, — слезы начинают течь чаще. — Да гори оно все! — утыкаюсь в колени и даю волю эмоциям. Плевать! На все плевать!

— Ты настоящий боец! Не у каждого хватит смелости настолько спокойно смотреть прямо в глаза врагу, — успокаивает. У него хорошо получается, только… в душе накопилось слишком много всего, чтобы утихомириться сразу.

— Будь проклят тот день, когда я решила срезать дорогу через ту улочку! Если б я пошла в обход, ничего, ничего бы не было!

Стискиваю зубы от невыносимой внутренней боли, которая ощущается буквально физически.

— Никогда не думала, что буду желать кому-то смерти. А ему желаю. Долгой, — злорадно улыбаюсь, представляя мучения своего преследователя. — чтобы почувствовал, какого мне было, на какой пороховой бочке я жила эти два года. Чтобы побыл в таком же аду. Я полгода не могла нормально спать: он мне снился почти каждую ночь. Каждый раз боялась заснуть, боялась снова увидеть ЕГО, но усталость все равно брала свое, и я проваливалась в сон, а затем вскакивала в холодном поту от любого шелеста, лязга металла, шепота, шагов за окном, шороха проехавшей машины… — перечисляю, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник в часах. — Думаю, теперь ты понимаешь, почему я испугалась, когда ты в темноте положил руку мне на лодыжку. Зверь меня трижды… нет, четырежды пытался убить. На четвертый раз у него это почти получилось. Почти… но я выжила. И буду жить! Ему назло! — выплевываю в отчаянии.

Артем

— И буду жить! Ему назло!

После этого оставаться в стороне выше моих сил.

— Можно? — сажусь рядом, чуть обнимая подрагивающие плечики.

Анюта ничего не отвечает. Просто утыкается мне в грудь, и шквал эмоций прорывает плотину ее ледяной невозмутимости. Сегодняшняя встреча оказалась последней каплей двухлетнего ужаса.

— Нена… ви… жу… е… го… — повторяет, всхлипывая. Сжимает кулачками мою футболку, как будто боится, что я от нее уйду.

Поглаживая, провожу рукой по головке, плавно опускаясь ниже. Анечка не отстраняется. Наоборот, прижимается еще сильнее.

По количеству «покушений» — прибавить еще два, и сравняется со мной. Но одно дело — я, взрослый мужик, который понимает, на что идет, который закладывает этот чертовый риск, а другое — крошечная девчонка, волей судьбы впутанная в мерзкие взрослые игры… Жизнь рано окунула в злобу и ненависть, пропитав ее этими чувствами, показав реальность.