Встаю, обходя комнату и внимательно осматривая стены. Тут должна быть потайная дверь. Главари всегда так делают на случай засады.

Однако то ли я плохо смотрю, то ли Зверь — вовсе не главарь, то ли он просто отказался от этой затеи — дверь тут одна. И она закрыта.

Можно попробовать поискать ключ. Затея наитупейшая, но хоть какую-то надежду дает. Где таковой может быть? В столе, где-то в постели или в каком-нибудь потайном ящике. Начну со второго.

Приближаюсь к кровати, чувствуя вибрирующую дрожь в руках. Спокойно, Анют, ты ведь хочешь домой, да? Да!

Прощупываю матрас. Поднимаю подушку… Вот так ключик! Передо мной — пистолет. Взять? Я ведь понимаю, что не смогу выстрелить в живого человека. Даже в Зверя. И он это понимает. Поэтому на вряд ли…

Кто-то входит. В голове переклинивает, и я, не раздумывая, хватаю оружие.

— Не подходи! — разворачиваюсь, направляя на него дуло. Пальцы трясутся. Это и покушением-то назвать сложно. — Я… я выстрелю!

— Ты хоть с предохранителя снимать умеешь? — саркастично ухмыляется, и не думая останавливаться.

— Надеялась его этим запугать? Серьезно?

Резкий выпад выбивает ствол из рук — оружие отлетает в сторону, а еще не забывшее предыдущее насилие запястье вновь зажато стальными тисками его пальцев.

— Я предупреждал, что накажу, — заявляет мрачно. — Вставай… сюда, — толкает к стене.

Отходит на какое-то расстояние. Разворачивается. Металлический блеск ударяет в глаза и что-то врезается в стену совсем рядом. Нож! В сантиметре от горла!

Разглядывая лезвие, едва не перерезавшее мне шею, я словно забываю, где и с кем нахожусь. Мысли только об одном: я едва не погибла. Снова. Который раз за последние пару суток?..

Вздрагиваю от того, как Зверь выдергивает впившееся в стену оружие. Бросает едкий взгляд, явно довольный эффектом, и снова отходит.

Складываю руки на груди. Вскидываю подбородок, сощуриваясь.

Звонкий свист обдает ухо струей воздуха. Затем шею.

Опять.

И опять…

Острая боль ржавым штырем впивается в плечо, выдавливая из груди крик. Под тяжестью безвольного, сползающего по стене тела колени сгибаются. Одежду мгновенно пропитывают алые разводы.

Туман, обволакивающий сознание, свербит ругань на непонятном языке. Или это галлюцинации…

— Давай сюда, — грохается рядом.

Откидывает руку, стягивая с меня футболку.

— Очень по-мужски!

— Я тебя вообще-то перевязываю.

— Какое благородство! Сначала почти убить, а потом оказать первую по… Ффф! — втягиваю воздух в ничтожной попытке заглушить боль бинтуемой раны.

— Потерпи.

— А я что, по-твоему, делаю?! — изо всей силы закусываю губу, чтобы не разреветься.

Очертания комнаты вместе со Зверем сначала модифицируются в силуэты, а затем и вовсе пускаются в пляс, сливаясь в один цвет.

— Эй, не отключайся! — легкие хлопки по щекам приводят в чувство, только ненадолго — все вокруг снова начинает плыть.

Ощущение холода возвращает к реальности. По лицу стекают ледяные ручейки… Хорошо хоть воды.

Закончив перевязку, помогает просунуть в рукав сначала раненую руку, потом здоровую. Натягивает горловину.

Кое-как очухавшись, поправляю футболку внизу.

Рана пульсирует, отдавая жгучей болью во всем теле.

— Ничего не хочешь сказать?

Неосознанно поджимаю губы. Молчу.

— Ммм? — фиксирует подбородок, въедаясь взглядом.

Слегка сжимает плечо — по телу разливается раскаленная лава, взрывая каждую молекулу.

Молчу.

Сжимает сильнее.

Молчу.

И он молчит. Наблюдает за реакцией.

Металлический привкус во рту чуть отрезвляет сознание, которое тут же пьяняется новой порцией боли.

— Ублюдок! — выплевываю сквозь зубы.

Бандит долго смотрит в глаза, гипнотизируя пугающим взглядом. Подавляет мощью дьявольской энергетики…

А затем встает и просто уходит. Классика жанра…

Я так и засыпаю. Сидя. Прижавшись к стене. Обхватив плечо рукой. Надеясь, что очнусь в своей кровати, а рядом будет мама. Желательно, с папой. Надеясь на то, что все это окажется одним долгим, страшным, всего лишь чересчур реалистичным кошмаром…

Будит меня сверлящее тяжестью ощущение, что на меня кто-то смотрит.

— Тебе надо поесть, — раздается рядом, когда я разделяю глаза.

— Что?

Он серьезно уставился на меня, как на прокаженную, только чтобы сказать вот это?!

— Я не хочу!

Поднимает за плечо — благо, здоровое, — и усаживает перед столом, на котором стоит полноценный обед.

Сам размещается рядом.

— Я не хочу есть, — повторяю упрямо и опускаю голову, хмуро уставившись в колени. Желудок выворачивается наизнанку, стягиваясь в узел.

— Так же, как вчера не хотела пить? — злорадно усмехается.

Кидаю на бандита пристальный взгляд.

— Откуда я знаю, может, ты сюда наркотики подсыпал!

— Если б мне нужно было накачать тебя наркотой, поверь, я бы уже это сделал, — снова оскал. — Ешь или…

— Или что? — поворачиваюсь в его сторону. — Насильно будешь еду в рот запихивать? Душить? Угрожать пистолетом? Что еще есть в твоем арсенале?

— Знаешь, есть о-чень много способов накормить человека против воли. Не стоит до них доходить, не правда ли? — сверкает белоснежной улыбкой во все тридцать два зуба. — Или ты действительно хочешь увидеть остальные составляющие моего «арсенала»?

— С чего такая заинтересованность в моей сытости?

— Мне гниющий труп не нужен.

Оптимистично…

Цыкает, демонстративно съедая всего понемногу.

— Ну, видишь? Ничего со мной не стало.

— Можно было выпить противоядие.

Закатывает глаза, шумно выдыхая:

— Какая ж ты заноза!

— Так отпусти меня. Избавишься и от назойливого общества, и от гниющего трупа разом!

Блин, что я туплю! Если здесь какая-то отрава — мне же лучше!

Отхлебываю суп. Кое-как проглатываю одну ложку. Вторую. Надеюсь, тут растворен цианистый калий…

Этот гребаный взгляд ощущается физически, петлей стягивая горло.

— Никогда не доводилось видеть, как люди едят? — шиплю в его сторону.

— Как ты — нет.

— И чем же мой прием пищи так примечателен?

— У тебя во рту двое суток маковой росинки не было, а на еду не кидаешься, как собака голодная. Похвально.

— Да пошел ты, — бурчу, возвращаясь к пище.

Хмыкает, ничего не отвечая.

— Молодец, — похлопывает по щеке, когда я все доедаю.

Отдергиваю голову, говоря «привет» черным точкам с фиолетово-желтыми разводами.

— Раздевайся.

— Не дождешься!

— Перебинтовывать тебя буду, а ты о чем подумала? — заявляет с деланным равнодушием.

Стиснув зубы, пытаюсь освободить плечо, но одной рукой не очень получается. Каждое движение заставляет рану вибрировать.

— Давай сюда.

На удивление осторожно помогает снять футболку, разрезает бинты, внимательно осматривает пострадавшее место. Меняет вату, вытирая кровавые разводы, и снова перевязывает.

— Одни проблемы от тебя.

— Прям спала и видела кому-то их доставлять! Если думаешь, что я на седьмом небе от счастья благодаря твоему появлению в моей жизни, то глубоко ошибаешься!

— Ты вообще когда-нибудь замолкаешь? — интересуется угрюмо.

— Какой же ты все-таки…

— Какой?

Не нахожу ничего умнее, чем ляпнуть:

— Звериный!

Хмыкает.

— Прилагательное из моего имени еще никто не делал.

То есть не клички, не прозвища, а имени!

— Все бывает впервые, — вставляю свою лепту.

Этот долбаный взгляд снова пригвождает к месту, заставляя поежиться.

— Ты. Станешь. Моей.

Сверлит глазами. Реально сверлит. Ощущаешь себя мелкой букашкой перед бульдозером…

— Я это уже слышала! — стряхивая оцепенение.

Зверь уходит, оставляя меня одну наедине с мыслью… какой? Не знаю. Наедине с роем мыслей, правильней сказать. Среди которых выделяются две — «я конкретно влипла» и «как же ноет плечо»