Громкое мычание и возня на соседней кровати заставляют распахнуть глаза, плюнув на предосторожность. Одной рукой ОН обхватывает Катю, стаскивая на пол, другой накрывает рот. Рывком поднимает на ноги, стискивает шею. Новая жертва брыкается, пытаясь вырваться. Силы не равны…

Зверь сильнее.

Слишком.

Катюша не казалась мне раньше слишком маленькой. По сравнению с НИМ она хрупкая куколка, от которой можно избавиться одним щелчком…

— Не трогай ее! — кричу, забывая про свою безопасность.

— Или ты идешь со мной, или я ее придушу, — выносит приговор ледяной тон.

Катя смотрит расширенными от ужаса глазами. Слезинки стекают по щекам, мягко капая на чужую руку.

— Отпусти ее, я… пойду, — шепчу, сглатывая комок слез. Потому что понимаю — Зверь не шутит. — Только отпусти.

Вцепилась тоненькими пальчиками в чужое запястье с крохотной искоркой надежды освободиться. Бесполезно — на собственном опыте понимаю.

— Вставай!

— Помоги мне. Я даже ходить не могу самостоятельно. Думаешь — смогу убежать?!

Катя взвизгивает и бьется, как птичка в силах.

— Ты, кажется, знаешь, что я по два раза не повторяю.

— Подожди, не надо! Я… сейчас встану.

Стиснув зубы, приподнимаюсь на локте. Что-то наваливается сверху, не давая даже сесть.

— Быстрее! — рычит он, отступая в темноту.

Делаю еще одну попытку — то же самое. Что-то мешает, и я не пойму — что.

— Ты опоздала, — доносится из тьмы.

— Не делайте этого! Прошу! Пожалуйста!

— Поздно.

— НЕТ!!!

Яркий отблеск слепит глаза, вынуждая зажмуриться. Против воли распахиваю веки и вижу перед собой… Катю.

— Ты чего верещишь-то, елки-палки?! Снотворного захотела?! — отчитывает меня громким шепотом.

— Катя?

— Нет, блин, дядя Ваня! Я тя спрашиваю, ты че орешь посреди ночи, как недорезанная?!

— Он… он… ничего тебе не сделал? Где он? — заглядываю в дальний угол палаты. Никого.

— Кто?

В душе поселяется спокойствие. Пусть она шипит на меня, ругает, на чем свет стоит, пусть! У меня нет ни капельки обиды или злости, потому что на ее месте я бы вела себя точно так же. С ней все хорошо — это самое главное. Весь ужас, за какие-то пару минут обрушившийся на сознание гигантской волной, сейчас отступает, унося остатки волнения.

— Катя… Катюша… — тянусь руками к ее лицу, привставая.

— Да лежи ты, блин! Что за силища в тебе ночью просыпается, не удержишь! — слегка толкает меня в грудь, отсекая попытку подняться. — Кто он-то?

— Приснилось мне. Приснилось, — выдыхаю облегченно.

Она кивает, ничего не расспрашивая. Отправляется к себе и вдруг останавливается, как будто в раздумье. Решительным шагом подходит к спинке кровати, дергая ее на себя.

— Ты что делаешь?

— Сейчас!

— У тебя спина! — испуганный шепот переходит в тихий визг.

— Да подожди ты! — шикает, продолжая отодвигать.

Снова подходит к изголовью и в освободившееся возле стены место проталкивает тумбочку, на которой — «яркая» вспышка, что меня разбудила, то бишь ночник.

Закончив двигать кровати, сооружив одно спальное место из двух, плюхается на подушку, придвигаясь ко мне.

— Давай руку, — берет мои пальцы, подкладывая их себе под щеку. Как ни странно, становится спокойнее.

— Только не выключай свет.

— Не буду. Спи.

Прикрываю глаза, чувствуя, как сладкий сон снова манит в свои объятья.

Читая книгу, останавливаюсь как раз на моменте смерти Саши. Эта глава всегда была большим потрясением, поэтому я ненадолго отвлекаюсь на бесцельное листание ленты новостей — оправиться от потери полюбившейся героини.

В глаза бросается строчка «Анна Майская пришла в се…» дальнейший фрагмент не поместился. Палец сам тянется к иконке, хотя я понимаю, что ничего хорошего не прочту.

«Анна Майская — жертва небезызвестного «черного бизнесмена» — пришла в себя. На момент интервьюирования девушка находилась в больничном сквере вместе с неизвестной, которая впоследствии помогла пострадавшей дойти до здания корпуса. Передвигаться самостоятельно Анна пока не может»

Конечно, я с простреленной ногой буду, как козлик по лужайке, скакать!

«От дальнейшего сотрудничества с журналистами отказалась, однако мы искренне надеемся, что вскоре Анна изменит свое мнение, и нам удастся наладить контакт, а пока пожелаем нашей героине скорейшего выздоровления!»

— Спасибо, — язвлю вслух.

— За что?

— О, ты уже вернулась, — замечаю только что вошедшую… как там они сказали?.. неизвестную, во!

— Ага, так за что на этот раз спасибо?

— Да вот, полюбуйся, — протягиваю ей смартфон.

Пока Катя читает заметку, а лице тайфуном пробегают эмоции: удивление, переживание, сочувствие, снова удивление, злость.

— Только и думают, где бы сенсацию устроить да денег срубить! — похоже, гнев был последней составляющей бурного коктейля. — На чужом горе наживаются, гниды! Шкуры продажные! — восклицает, не унимаясь. — Засудить их, нафиг, чтоб знали!

— Ты так причитаешь, как будто они за тобой бегают, — усмехаюсь, прерывая ее гневную речьь. — Особенно как угрожала, что они «отправятся за решетку, перед этим продав последнюю камеру для оплаты морального ущерба», я чуть не расхохоталась прям там же.

— Да просто бесит! Я же видела, как они к тебе пристали. Ну чего вы привязались к человеку, спрашивается?! Да еще вопросы такие задают, прибить мало! Совсем совесть потеряли! Контакт они наладят! — кривляет, то и дело взмахивая руками. — Этот их сдох уже, наверно, в канаве какой-нибудь, а они все не успокоятся никак! В гробу будет вертеться эта скотина так, что из него этот можно будет сделать… ну, как его… вечный двигатель, во!

— Это кому ты там такие страсти расписываешь? — отрываюсь от прочтения следующего заголовка.

— Зве… ой, — прижимает ладонь ко рту, испуганно косясь на меня.

Делаю глубокий вдох и медленный вдох. Насколько получается, конечно.

— Все в порядке. Мне нужно привыкать, — выдерживаю спокойный, размеренный тон, хотя внутри закипает пламя… — Это всего лишь синоним для слова животное. Зверь. Зверушка, звериный, зверский, зверенок… — тараторю, старательно заглушая рвующуся наружу огненную магму. Нужно убрать эту чертову ассоциацию!

— Аня, перестань, пожалуйста, — пересаживается ко мне, захватывая мои пальцы в плен теплых ладоней, — не надо.

Взгляд полон жалости и раскаяния.

— Почему ты меня поддерживаешь? — спрашиваю неожиданно. Даже для себя. Про ее реакцию уж и говорить нечего.

— Просто… меня к тебе почему-то тянет. Как к подруге, да нет, больше! Как к сестре. Звучит странно, знаю, — хмурится, как будто стесняясь, — но… это так! Мне кажется, как будто мы с тобой очень давно знакомы. В хорошем смысле.

— Может, в прошлой жизни, — пускаю в ход юмор.

— Да, может.

Наклоняется к своему рюкзачишке и что-то начинает искать.

— Вот, смотри, — протягивает заламинированную фотографию. — Я никому ее не показываю.

— А мне…

— Тебе можно.

Обычная фотография, запечатлевшая фрагмент из жизни счастливой семьи, вот только…

— Кто это? — указываю на девушку, хотя, судя по фотографии, уже женщину лет тридцати.

— Мама. Она умерла, когда я была маленькая. Это… — кивает на прямоугольничек в моих руках, — мой пятый день рождения. На следующий день ее сбили на переходе, — вздыхает, опуская голову.

— Она очень похожа на мою маму, — говорю задумчиво, хотя прекрасно знаю, что по матери нет ни дядей, ни тетей. — А это… папа? — уточняю робко.

— Угу, — подтверждает угрюмо, — Я храню ее только из-за мамочки, а отец… ему плевать на меня.

— Почему ты так думаешь?

— Через два года он нашел себе замену. У них уже двое детей, — добавляет с горькой усмешкой. — Шесть и четыре года.

— Это вовсе не значит, что он тебя не любит, — говорю осторожно, крепко обнимая ее здоровой рукой. Хочется поддержать, но я боюсь ранить Катю. Морально.