— Если б отцу было не все равно, он бы меня навещал.

— Твой папа просто уверен, что у тебя все хорошо.

— Е-му пле-вать, — повторяет безэмоционально. — У него новая жизнь, а я так… пережиток прошлого. Строчка в паспорте, — поджимает под себя колени, упираясь в них подбородком. — Я сама слышала, как эта грымза настраивала его против. Он все делает ради них, все! Они каждый год улетают на какие-то курорты, где мы с ним не были ни разу! Я не прошу никуда меня возить просто… я хочу, чтоб он меня выслушал. Хоть иногда поговорил со мной, как отец с дочерью. Неужели это так сложно? Спросил, как дела в школе, как успехи, как оценки, в конце концов! Он вообще не интересуется моей жизнью.

— Обеспечивать троих детей — это не шутка, Катюш. Встань в его положен.

— Это не то, — мотает головой. — Он все выходные проводит с ними. На даче, в аквапарке, кино. Приглашал и меня пару раз, — делает издевательский акцент «приглашал», — но Лиза лишь недовольно фыркала. Я… я, правда, не знаю, чем вызвала у нее отторжение. Всегда была готова приглядеть за малышами, все делала, играла с ними, когда нас оставляли одних. Если что-то не устраивает — почему не сказать прямо? Только в лицо она мне улыбается, при папе, а за глаза строит всякие пакости. Я уже не знаю, может, я действительно какая-то не такая. Ведь не могут человека не любить просто так… — заканчивает грустно.

— Солнышко, не бери в голову!

Как же так? Никогда бы не подумала, что за оберткой отзывчивости скрываются боль и страдания.

А ведь у меня, по сути, то же самое. Никто, кроме мамы (в последнее время и она) не догадывается о моих проблемах.

— Знаешь, может, она просто тебе завидует. Ну, что ты учишься в школе лучше, чем она училась, что ты умеешь что-то делать лучше, чем она, да что ты красивей в конце концов!

— А Лиза говорит, что я уродина, — шепчет тихо.

— Знаешь детскую пословицу: «Кто обзывается, тот сам так называется»? — заправляю выбившуюся прядку Катюшиных волос. — Так вот. Очень часто люди, когда видят кого-то лучше, чем они сами, вымещают на них все свои переживания, обиды, зажатости, как это сейчас называется… комплексы, вот! Думаешь, я через это не прошла?

Как говорила моя знакомая: «Вот так незаметно для себя люди приобретают профессию психолога»

Поворачивается в мою сторону, удивленно смотря прямо в глаза.

— Отчим с сводным братом меня терпеть не могут, — морщусь от одной мысли об этих двух придурках, — и говорят мне все то же самое. Абсолютно.

— Ты правда считаешь меня красивой? — заглядывает в глаза с искренней надеждой, как маленький ребенок: «А я хороший? А ты меня любишь?»

— Ну, конечно! Нет, давай не так, — достаю телефон и включаю камеру, направляя ее на девочку. — Я тебя сейчас сфоткаю, а ты мне скажешь, что тебе не нравится. Давай. Ну, улыбни-и-ись, — в грустных Катюшиных глазах, наполненных невероятно глубокой тоской, вдруг загораются искорки неподдельного интереса. Такого живого и по-детски непосредственного. — Отлично! Так-с, давай посмотрим. Вот, где ты некрасивая? Показывай.

Катя внимательно смотрит на снимок, детально изучая каждый черточку своего лица.

— Губы тонкие. И нос какой-то…

— Слушай, ты прям уже придираешься! Нормальные у тебя губы. И нос тоже. Прямой, без всяких там бугорков, не курносый, обычный, нормальный нос! — говорю кучу прилагательных, сама теряясь в этом «паровозике». Забираю телефон и открываю Яндекс, набирая в поисковой строке имена известных моделей с… мягко говоря, не модельной внешностью.

— Вот, смотри. Эти, по-твоему, красивые? А они между прочим, известные личности, построившие умопомрачительную карьеру в модельном бизнесе, у которых триллионы поклонников!

— У нас на Земле всего семь миллиардов, — улыбается девушка.

— Ну, некоторые у них по нескольку раз поклонники. Эдакие фанаты в квадрате или в чем там получается? Неважно, ты поняла, — отмахиваюсь, не имея желания вычислять «степень фанатизма».

— Угу.

— И не вздумай больше говорить на себя всякие гадости. А эта Лиза… — думаю, как получше выразиться на счет ее мачехи, — ну, на то она и Лиза, чтоб быть подлизой! И потом, я для тебя чужой человек, а ты обо мне заботишься, как о родной. Как будто мы правда сестры. Это значит лишь то, что ты добрый, отзывчивый, искренний и… хороший человек, в общем. Или ты даже это будешь отрицать из-за того, что какая-то там грымза, как ты ее сама, кстати, назвала, наговорила тебе невесть что?

Она улыбается еще шире.

— Спасибо, — произносит тихо, вытирая слезы. — Мне еще никто так не говорил, — прислоняется виском к плечу.

— Не слушай ее, ладно? — поглаживаю Катюшу по волосам, собранные в аккуратный пучок. — Не всегда, даже очень часто то, что говорят другие люди, если так можно назвать лающих в подворотне псов, — говорю, как можно пренебрежительнее, — на самом деле так и есть.

— Хорошо. Слушай, я тут подумала, — вскакивает, убирает фотографию в потайной карманчик и извлекает из рюкзака планшет. — Давай фильм вместе посмотрим, а?

— Какой? — время откровений закончилось, и я рада, что девушку удалось растормошить. А то совсем она грустная, аж сердце сжимается.

— Ой, не помню, как называется. Я его себе сохранила, ща найду, — активно барабанит по экрану пальцами. — Во, нашла! «Одного поля ягоды». Какая-то древняя комедия, вроде ниче так.

— Давай.

Пересаживается ко мне и разворачивает гаджет горизонтально, включая киношку.

Через полчаса отвлекаемся только на то, чтоб забрать полдник и снова погружаемся в мир юмористического кинематографа.

Оставшийся час сопровождается гомерическим хохотом, от которого, кажется, лопнут стены.

— Ну, я не ожидала, что она так ему в конце: «Я Вам ничего объяснять не обязана!», — кривляет главную героиню Катя, покатываясь со смеху. — Но, как по мне, комедия состоит в глупости сюжета и многочисленных ляпах.

— Согласна! Мне кажется, мы не столько над героями смеялись, сколько над этой убогой логикой.

— Комедия ж на то и комедия, чтоб над ней смеяться. А над чем конкретно — неважно!

— Не говори! Ой, а особенно когда она такая в лес пошла за этими, ну… грибами.

— Ягодами!

— Ну, ягодами, какая разница, — отмахивается Катя. — Шла такая, шла, этого чудика встретила. Какая неожиданность! — восклицает наигранно удивленно, хлопая себя по коленям, — а то что этот лес — три сосны да две березы, и что Павел этот туда каждый день ходит, то это вот прям, конечно, судьба столкнула! Автор — мастак! Талант нужно иметь пургу нести с умным видом. Под чем он был, интересно, когда сценарий писал, — выдавливает из себя сквозь смех.

— Да! И потом тоже. Вышла она утром, встретила этого Павла, пару слов сказали друг другу, сразу прям полюбили, ага-ага, ну ладно, — тараторю, стараясь успеть договорить до следующего приступа смеха, — А вышла уже ночью! Это че они там, два слова друг другу целый день говорили, что ли?

— Девчонки, ужинать будете? — прерывает нашу болтовню голос из коридора.

— А что, уже? — вскрикиваем в один голос.

— Уже, — в шутку кривляет раздатчица. — Шесть часов уже, вот чего «уже».

— Сейчас! — подскакивает Катя, ловко хватая посуду.

Получив порции, открывает ногой дверь. С важным видом шествует к столу, элегантно ставя на него полные тарелки и, уперев руки в боки, надувает щеки, как два пузыря:

— Я не обязана Вам ничего объяснять! — договаривает и прыскает со смеху, не в силах удержать серьезную мину. Вместе с ней покатываюсь и я.

— Смех — это, конечно, хорошо, но не в таком количестве, — хватаюсь рукой за живот, сдерживая хохот.

Острыми иголками пронзает насквозь, и я осторожно выдыхаю.

— Уф, хорошо мы посмеялись.

— Там еще вторая часть есть.

— Катя-я, не напоминай, — прошу, постанывая. — А то я сейчас опять… ой-ё-ё-ёй. Фууух, так, на сегодня хватит.

Катя отворачивается, зажимая нос рукой и резко повернувшись, выбегает из палаты.

— Ты куда?