Упражнения все сложнее и сложнее. Когда Аня собирается сделать следующий (а именно это она и собирается, судя по сосредоточенному лицу!), не выдерживаю и выхожу из своего укрытия. Хотя бы успею подстраховать.
— Вечер добрый.
Аня скидывает ноги с жерди, оставаясь в висе.
— Добрый.
Не заходит на элемент.
— Так вот на какой лестнице мы подвернули ногу, — говорю, как можно миролюбивее.
Опускает голову. Хмурится. Молчит.
— Соврала, значит, — продолжаю, как можно мягче. Чтобы не звучало упреком.
Едва заметно кивает.
— Зачем?
— Думала, запретишь, — говорит, наконец.
— Запрещу? С какой стати я буду тобой командовать?
— «Угрожает жизни и здоровью», — цитирует мою фразу.
— Если я буду стоять на страховке, это не будет угрожать твоему здоровью. И жизни тем более, — пытаюсь перевести в нужное русло.
Аня цепляется коленями за перекладину и повисает головой вниз, немного раскачиваясь.
— Артем, ну, дай еще позаниматься, — смешно канючит.
— Занимайся, я не даю что ли?
— Отойди, — заявляет, складывая руки на груди. — Я могу тебя ударить.
Делаю пару шагов назад. Если что — успею подбежать.
Наклонив голову вбок, Анечка с подозрительным прищуром наблюдает за моими действиями. Интересное зрелище. Особенно вверх ногами.
— Ты занимаешься? А то я ж тоже не просто так пришел.
Фыркает.
— Снимешь меня, что ли?
— Могу и снять, — театрально пытаюсь подхватить ее, но Аня проворно вскарабкивается наверх и через секунду уже сидит на турнике, болтая ногами.
— А ты сначала достань, — хитро улыбается, становясь в стойку. Со шпагатом.
— Думаешь, я так же залезть не смогу? — подхожу ближе, намереваясь запрыгнуть, как вдруг Анюта соскакивает, делает петлю кого-то там и… срывается.
Кидаюсь к ней и вовремя успеваю подхватить. Потеряв равновесие, врезаемся в опору.
— Почти получилось, — выдыхает то ли с досадой, то ли с восхищением.
— Ушиблась?
Отрицательно мотает головой, переводя дыхание.
— Спасибо, что поймал.
— Не делай так больше. Пожа…
— Я же говорила — запретишь, — обиженно поджимает губы, выворачиваясь из моих рук.
— Без меня не делай, — пытаюсь сгладить. — Поймаю хотя бы.
— Ногой по голове захотел получить?
— Сейчас же не ударила.
— А надо было? — оборачивается, снова прищуриваясь. — В следующий раз учту.
— Значит, договорились?
— Занимайся. Турник освободился, — кивает головой в сторону снаряда, оставляя мой вопрос без ответа.
Сама же становится в шпагат и… наклоняется. Вместе с ногой! Почти к самой земле!
Мгновенно прогибается в обратную сторону, делая вращение. Вставая, чуть заваливается набок — все-таки не получилось до конца удержать равновесие.
Сальто с места. Вперед. Назад.
А я стою, как вкопанный, наблюдая за умелыми действиями девушки.
Мысли простреливает артиллерийский залп.
— Аня, у тебя же вывих!
— Зажила, — отмахивается в ответ, делая еще два пируэта… на правой ноге. — Что? — удивляется и встает, наконец, по-человечески.
— Мне уже непривычно тебя видеть прямоходящей, — усмехаюсь. — Настолько глаз привыкает к этим гуттаперчевым штучкам… Складывается ощущение, что ты только так ходить умеешь.
— Сочту за комплимент, — личико озаряет улыбка. Короткая, легкая. Тут же слетевшая, словно спрятавшийся в норку зверек.
— Есть небольшое предложение.
— Какое?
— Давай пройдемся. Хочу тебе кое-что показать.
— Кто-то, кажется, хотел заниматься, — парирует в ответ.
— Это я всегда успею. А то, что я хочу тебе показать… в общем, это можно сделать только вечером. Тебе понравится.
— Ну, не знаю… давай, — соглашается робко. — А… куда идти нужно?
— Здесь недалеко.
— Хорошо. Только я переоденусь.
Аня
Сейчас во мне боролись здравый смысл и любопытство. Судя по тому, что я дала согласие — уже не боролись.
Не знала, что у него на уме — поэтому было страшно. С другой стороны, если б Артем хотел сделать мне что-то плохое — наверняка бы уже сделал.
— А, может, он и хочет. И прямо сейчас…
Я не хотела «слышать», что будет «прямо сейчас», поэтому просто «заткнула уши», послав внутренний голос.
Наскоро ополоснувшись, накидываю на себя легкий сарафан, который заботливый дизайнер сплошь покрыл голубо-синими разводами. Мамин подарок.
Выныриваю из дома, окунаясь в вечернюю прохладу.
— Ты быстро.
— Нужно было задержаться дольше? — ехидно улыбаюсь.
Артем чуть приподнимает уголки губ.
— Идем, — берет меня за руку, и мы выходим с территории.
Да, не зря выкупалась — тело прямо-таки дышит сквозь ткань. Призрачный ветер играет со складками ткани, треплет выбившиеся пряди.
— С какого возраста ты занималась гимнастикой? — неожиданно спрашивает Артем.
— С четырех лет. А что?
— Просто. Почему именно этот вид спорта?
— В остальном надолго не задержалась.
— Ты занималась чем-то еще? — удивляется.
— Было дело. Мы пробовали в разных видах, пытались найти мою стезю. Карате, дзюдо — не хватало боевого духа. Помню, как боялась ударить соперника, — перечисляю, сама не зная, зачем. — Просто не хотела причинять кому-то боль. Ушли. Плавание — боялась воды. На фигурку походили какое-то время, но ушли, как только я упала с первого прыжка. Помню, как родители спорили долго. Тихо так, чтобы меня не разбудить, а я лежала и слушала. Ничего не понимала тогда еще, правда. Папа говорил, чтобы я продолжала заниматься фигурным катанием, мама боялась травм. А на гимнастике мне понравилось кувыркаться и на батуте прыгать, — смеюсь, вспоминая, каких усилий маме стоило увести меня с пробного занятия.
— Ты это помнишь?
— Конечно. Мне и рассказывали.
Помню… Я многое помню. Как потом почти каждый день просила маму отвести меня на «минастику»: маленькая ж была, не выговаривала еще. Никто не думал, что я останусь надолго. Лишь бы занять меня чем-то до школы, чтоб не болталась без дела. А потом так прикипела, что думала даже школу бросить. Даже пророчили хорошую карьеру спортивную — я самая гибкая в группе была. Элементы у меня лучше получались. Все только «березку» учились делать, я уже кувырки осваивала.
— Почему же ушла?
— Травма, — отвечаю, не вдаваясь в подробности.
Проклятый день незамедлительно всплывает всплывает в памяти…
— Давай попробуем тройное. Ну, чего ты, Майская? Я тебя не узнаю сегодня.
— Давайте в следующий раз, — прошу неуверенно.
— Давай в этот, — настаивает тренер. — Представляешь, какой козырь у тебя будет? Ты его первая в мире сделаешь в своей возрастной группе, понимаешь, Майская? В ми-ре! — повторила по слогам, представляя скорее славу, которая ее ожидает, чем риски для меня. — Ты ведь всегда хотела на первенство Гран-при!
— У меня же есть «два с двумя» и «винты»… — продолжаю отнекиваться, каким-то шестым чувством зная — не стоит мне пробовать этот элемент.
«— Да ты ж просто боишься! — тут же подзадорил внутренний голос.
— Чего??? Я боюсь?! Да я…»
— Давайте делать, — выдыхаю решительно.
— Анечкааа, ты моя умница! — чуть ли не в ладоши хлопает тренер. — Мы с тобой так их всех сделаем! В общем, смотри…
И она начинает объяснять мне технику выполнения одного из сложнейших элементов.
— Все поняла?
— Да, — говорю, чувствуя привычное волнение, щекочущее нервишки при каждом заходе на элемент. Только сейчас оно как как будто обострилось, Сильнее стало, что ли… Да ну, ерунда какая!
— Я подстрахую в случае чего. Давай, начинаем!
Резкий выдох.
Разбег.
Толчок.
Вращения: первое, второе, третье…
Внезапная острая боль. Крик, смешанный со стоном. Только потом осознание того, что кричу я…
Перепуганное лицо тренера, скорая, боль. БОЛЬ!!! Пронизывающая каждый миллиметр, каждый микрон, выворачивающая наизнанку клеточку, забирающая рассудок. Я не понимаю, что именно пошло не так, не понимаю даже источник этих зверских мук.