Хозяин посмотрел на жабу, почесал в затылке:

– Не, пусть сама охотится. Я тогда с нее ничего не возьму. Ни за тараканов, ни за ночлег.

Мрак ел рассеянно, все еще чувствовал на своей холке прикосновение божественной ступни Светланы. От нее пахло так нежно, как не может пахнуть даже в вирие. И не хотелось шевелиться, выныривать в этот мир, где только смердящая харчевня, закопченные стены.

Жаба чуть осмелела, ходила осторожно по столу, подбирала крошки. Заглянула через край миски к Мраку, но там пахло горячо и невкусно.

Хозяин принес не большой ковш пива, а пузатый кувшин вина. Наметанный глаз уже заметил тугой кошель на поясе.

Мрак успел налить первый ковшик, когда за окном послышался грохот копыт. Громкий голос велел принять коня и кормить его, как самого Додона. А поить, как Голика в гостях у покойной царицы. Затем простучали тяжелые шаги на крыльце. Мрак вскинул брови в великом изумлении. Он узнал бы эти шаги даже в темном лесу.

Когда грузная фигура появилась в дверном проеме, всматриваясь в полумрак корчмы, Мрак крикнул:

– Давай сюда! Что тебя заставило покинуть двор?

Ховрах подошел, пальцы обеих рук привычно распустили пряжку пояса. На Мрака посмотрел вопросительно:

– Я тебя знаю?.. Впрочем, сейчас познаемся.

Он рухнул на скамью, возопил зычно:

– Хозяин! Вина… и еще вина! Всех угощаю! А это что за жаба? Ладно, угощаю и жабу. Жаба тоже человек.

Мрак налил ему из своего кувшина:

– Хватит ли денег?

– Хватит, – отмахнулся Ховрах.

– Откуда у тебя вдруг?

– Не знаю. Может, зарезал кого. Или с убитого снял. Пьян был… Слушай, что-то мне твоя рожа знакома… Мы с тобой вчера не дрались?

– Вчера нет, – ответил Мрак, – а насчет завтра, не знаю.

– Кому нужно твое завтра, – отмахнулся Ховрах. – Как придет, тогда и знать будем.

Он осушил ковшик, налил снова, уже не спрашивая Мрака, снова выпил одним духом, только тогда сообщил:

– Да это и неважно. Что за пьянка без доброй драки?

Хозяин принес кувшин, смотрел вопросительно. Ховрах царским жестом высыпал на стол, пугая жабу звоном металла, пригоршню золота:

– По кувшину на столы! Сколько их у тебя? Восемь?.. Да не кувшинов, а столов! Вот и ставь на усе. Пусть пьют как мочало! За счет доблестного Ховраха, ратника царской стражи.

Из-за соседних столов к ним начали пересаживаться самые сметливые. Сюда в первую очередь ставят не только вино, но и лучшее мясо. Ховрах всякого хлопал по спине, кивком приглашал угощаться, пил и ел сразу много и жадно, на глазах раскраснелся, повеселел еще больше, попробовал запеть песню, но поперхнулся, мало смочил горло, полкувшина – это смешно для мужчины, хотел пуститься в пляс, но хозяин принес еще два узкогорлых, но с раздутыми боками, и Ховрах плюхнулся обратно на лавку.

– Вот за что я царскую службу люблю! Она полна неожиданностей. Думал ли я, что поеду искать тцаря?.. Да на биса он мне, хоть и тцар! Я хоть и сторожу его покои, но и мешок с овсом буду сторожить, если платят. Только и того, что овес буду сторожить лучше. На него много охотников. А тцар кому нужон?

– Но куда-то ж делся, – заметил Мрак.

Ховрах скривился:

– Куда мог деться? Да к бабе какой-нибудь забрел. Я-де тцар, пришел оказать тебе милость царскую, поваляться в твоей постели. Ну, дура-баба и старается.

– А мужик?

– А мужик свечку держит у постели. Это ж Куявия!

Новые сокувшинники угодливо хохотали. Вино уже разливали сами, отроки по знаку хозяина принесли еще мяса и сыра. Один подхихикнул:

– Верно, доблестный витязь!.. Где исчо ему быть?

– Баб много, – рассудил Ховрах. – Как угадать, искать где?

Мрак помалкивал, а мужик под смешки друзей посоветовал серьезно:

– А ты к колдунье сходи.

– Схожу, – ответил Ховрах с пьяной отвагой. – Где она? Подать ее сюды!

Мужик торопливо ухватил сыра. Пока жевал, объяснял, давясь и поперхиваясь от усердия:

– Как выйдешь отседа… так с крыльца увидишь треглавую… не, при чем тут мать Змея, гору увидишь!.. На самой вершине… избушка. Там и живет ведунья. Она никогда не спускается вниз.

Наступило молчание. Мужики молча пили, опуская взоры, жевали тоже как-то медленно, словно все разом задумались о чем-то высоком. Ховрах спросил после паузы:

– Та самая?

– Та, – ответил мужик негромко.

– Гм… Ладно, помянем парня. Пусть в вирии ему икнется.

Пили, пока не начало выплескиваться из ушей. Жаба наелась и заснула посреди стола. Ховрах снял пояс и повесил на шею, чтобы не потерялся. Он раскраснелся еще больше, иногда взревывал песню, но веселье уже не шло. Мужики мало-помалу отлипали от их стола, отваливались, как насосавшиеся пиявки. Кто свалился под соседний стол, кто сумел добраться до двери, и в корчме постепенно пустело.

Мрак вытер ломтем хлеба остатки мясной подливы, с сожалением посмотрел в сторону окошка. Оттуда, как назло, тянуло жареным мясом и свежесваренной гречневой кашей с коровьим маслом.

– И что думаешь теперь?

– Как что? – удивился Ховрах. – Перекусим малость, потом – к ведунье!

– Вдвоем? – переспросил Мрак. – А я зачем?

Ховрах удивился еще больше:

– А ежели восхочет одного из нас того… чик ножиком по горлу – и в жертву? Я ж должен буду рассказать, как ты доблестно принял мучения! Да и чтоб жертва не пропала зазря, я просто обязан буду пойти и отыскать этого дурного тцаря!

– А-а, – сказал Мрак понимающе. – Тогда заканчивай свой перекус. Солнце уже давно село. Надо выспаться. А то дорога туда долгая.

Ховрах от великого изумления закашлялся, глаза полезли на лоб:

– Выспаться? Ты собираешься эту ночь спать?

– Ну…

– Странный ты, – сказал Ховрах сожалеюще. – Как будто и не человек вовсе… Мы идем на геройское деяние. Может быть, уже никогда не вернемся. И света белого не узрим… И он нас – тоже. А ты собираешься спать, аки барсук недобитый?

Мрак внезапно озлился на себя. Этот пропойца и гуляка больше прав, чем он, больше видевший и больше испытавший. Или это любовь так отупляет?

– Наливай, – сказал он. – Нет, жабе не надо. Она еще ребенок.

Выступили на рассвете. Коня Ховраху пришлось оставить. Хозяин обещал присмотреть до возвращения, но по тому, как по-хозяйски осмотрел бабки, похлопал по крупу, стало ясно, что уже считает своим.

– Что, – спросил Мрак, – такой уж крутой перевал?

– Да не перевал, – ответил Ховрах. – Ведунья чужаков не любит. Говорят… многое о ней говорят.

Рожа отекла с перепоя, он морщился, трогал голову с такой осторожностью, будто нес на плечах доверху наполненный вином кувшин. Но направился прямо к треглавой горе с такой устремленностью, словно только там мог избавиться от похмелья.

Мрак упрятал жабу в мешок, так и не решился бросить в корчме, устремился за царским гриднем. Злой ветер задул еще с полуночи, а когда оказались на горной тропке, небо заволокло тучами, ветер набрасывался рывками, норовил столкнуть в пропасть.

Ховрах ругался, клял небесных богов и подземных, те тоже виноваты, закрывал лицо от порывов ветра, но упрямо ломился к треглавой горе, что никак не приближалась, наоборот, скрылась в тучах.

Мрак, сильно наклонившись вперед, двигался сквозь холодный ветер, как неторопливый ледник. Кожа задубела от холода, а когда с неба посыпался ледяной дождь, что вот-вот перейдет в снег, лишь зарычал от неудовольствия.

Потом ветер стал еще злее. Темное небо грохотало, опускалось все ниже. Мрак чувствовал, как волосы поднимаются дыбом, между ними шло странное шевеление. Затем ветер усилился так, что сек кожу, как сотнями мелких ножей. Сцепив зубы, Мрак двигался вперед шаг за шагом. Впереди часто затрещало, через мгновение там камни вскипели белыми злыми бурунчиками.

Ливень обрушился на плечи и голову с такой мощью, что Мрак согнулся, оглушенный, одуревший от грохота и шума льющейся воды. По сторонам замелькали белые крупинки, он не сразу понял, что так больно лупит по голове и голым плечам. А град быстро вырос до размеров ореха, затем небесные льдинки стали с яйцо голубя, и Мрак закрутился на месте в поисках хоть какого-то укрытия.