– А что там за огонек?
Ветер ревел, сек лицо колючими песчинками. Град непостижимо быстро перешел в ледяную крупу. Слова срывало с губ и уносило. Ховрах повернулся, больше похожий на заиндевевшего медведя, чем на человека:
– Ты что-то видишь? Где?
Мрак едва услышал за ревом ветра, указал рукой:
– Вон там.
– Не может быть… А меня все чегой-то налево тянет. Но раз уж у тебя такие глазищи, то давай туда. У меня уже суставы лопаются, как сосульки.
За поворотом скалы ветер чуть утих, свистел наверху, а сзади выл отчаянно, и слышно было, как скребет когтями гранитную стену. Впереди мелькнула красноватая искорка, снова пропала. Ховрах воскликнул:
– Мы спасены!
– Это в самом деле факел? – крикнул Мрак недоверчиво. Он не чуял за ураганным ветром запаха горящего дерева. – Кому это сигнал?.. Нас никто не ждет! К счастью.
Скала поднималась выше, укрывая их от ветра. Злой рев раздраженно и разочарованно удалялся. Теперь оба видели вдали крохотную избушку. Из трубы пытался выбраться крохотный дымок, его сразу срывало ветром, разметывало в клочья. В двух окошках был слабый свет. А на самом краю пропасти вздымалась на трех деревянных столбах небольшая вышка. На ней и полыхал багровый огонь, видимый издалека.
– Кому это сигнал? – повторил Мрак.
Он настороженно всматривался в странный домик, забравшийся так далеко от общего людского жилья, и этот огонь – сигнал. Ховрах угрюмо шел впереди, с пыхтением ломился сквозь встречный ветер.
– Кому? – повторил Мрак.
– Никому, – буркнул Ховрах, он даже не обернулся. – Здесь живет сумасшедшая.
– Сумасшедшая? А огонь почему? Он нам был кстати… Могли бы в потемках вверх тормашками в пропасть.
Он догнал Ховраха, вместе ломились через злой ветер. Ховрах проворчал с неудовольствием:
– Она была из знатной семьи. Не захотела замуж за того, за кого выдавали. Уговорилась с другим! Тайком построили тут избушку, тут встречались. Она приходила раньше, зажигала огонь, ибо он мог ускользнуть от своих только ночью. А когда подошло время ее выдавать за другого, они уговорились бежать. Она собрала свои платья и драгоценности, пришла, разожгла для него этот огонь… Тогда тоже была такая же темная ночь, буря, и она все подкладывала хворост, чтобы огонь был виден издалека.
Ховрах угрюмо умолк. Они уже приближались к домику. Мрак спросил осторожно:
– Что-то стряслось?
– Парень не пришел, – буркнул Ховрах. – Костер полыхал всю ночь. А на следующую ночь она снова разожгла. И на следующую… И так отныне делает каждую ночь.
Мрак зябко передернул плечами:
– Несчастная. И сколько так ждет?
– Кто знает? – ответил Ховрах глухо. – Когда я был маленьким, я уже видел этот огонь. А мне уже за сорок.
Бревна стены были черными, между ними забился снег. С края крыши свисали сосульки, сейчас промороженные, только сквозь щели в ставнях пробивался желтый живой свет. Ховрах зашел на крыльцо, достаточно высокое, чтобы зимой не занесло снегом, громко постучал.
Дверь скрипнула, Ховрах тут же втиснулся в узкую щель сразу всем грузным телом. Мрак поспешно шагнул следом – не следует выпускать теплый дух жилья. За дверью в сенях стояла со светильником в руке маленькая сгорбленная женщина. Мрака поразили глаза, сперва вспыхнувшие безумной надеждой, затем в них мелькнули отчаяние, разочарование, боль, и лишь спустя несколько долгих мгновений женщина сглотнула комок в горле, сказала тихо:
– Входите… Кто бы вы ни были, но все люди.
– Надеюсь, – пробормотал Мрак. – Спасибо, этот огонь наверняка спас наши шкуры.
По очереди с Ховрахом отряхнули крупинки льда. Мрак потряс головой, во все стороны разлетелись крохотные льдинки. Женщина отворила дверь в комнату. Оттуда пахнуло теплом, Мрак сразу ощутил запахи смолистого дерева, что неспешно сгорает в очаге, но почувствовал и запах запустения, временности, словно женщина лишь переночевала здесь, а завтра уйдет дальше.
В комнате Мрак лучше рассмотрел женщину. Она была немолода, очень немолода. Он не вызвался бы сказать, сколько ей, ибо редкие из них годам к сорока перестают меняться, так живут до самой смерти, которая всем всегда кажется внезапной.
Глаза женщины были огромные, страдальческие, то вспыхивающие надеждой, ведь эти же двое как-то пробрались через метель, то снова становились испуганными: за этими не было погони, они могли ощупывать каждый камень, прежде чем поставить на него ногу…
Ховрах уже сидел перед очагом, держал над огнем красные распухшие ладони. Мрак сбросил волчовку, сел на лавку. Женщина перевела взгляд с Ховраха на него, и Мрак понял, что ее интересует только он.
Пока пили горячее – отвар оказался с бодрящими травами – женщина сидела молча. Взгляд ее был устремлен в окошко. Там было видно только бушующий ливень, но она все смотрела и смотрела. Даже в ее напряженной спине было столько ожидания и отчаяния, что у Мрака запершило в горле.
Он подержал пустой ковшик в ладонях, сомкнул пальцы. От толстых глиняных стенок переливался сухой жар, размораживал застывшую кровь в ладонях.
– Что ищете? – спросила женщина мертвым голосом.
Мрак сказал с неловкостью:
– Не обращай внимания, мать. Наша суета – это так, пустяки…
Ховрах обиделся:
– Это тцаря отыскать – пустяки? Да ежели не найти, то завтра же… ну пусть через неделю это воронье, гордо именующее себя Орлами, Волками и прочим зверьем, слетится в Куяву, как на дохлую корову! Но на этот раз уже не уберется. А нам лучше иметь одного дурня на троне, чем ватагу зверья.
Женщина спросила без интереса:
– Тцар исчез?
– Давно уже, – ответил Ховрах обидчиво. – Да ты, поди, знаешь. Лучше тебя нет ведуньи на всем белом свете! Так говорят, и я верю. Ты и сейчас еще красавица, а в молодости была… ого!.. Да ты и сейчас еще молодая и красивая…
Женщина устало отмахнулась:
– Уймись, Ховрах. Здесь твои подкаты не сгодятся. Тцар исчез в долине?
– Да, – ответил Мрак неуклюже. – Он должен был бы добраться быстро… Лишь только скинул бы веревку.
Она чуть повернула голову, Мрак увидел бледную улыбку на бескровных губах.
– Его нет в долине, доблестный Мрак. Но в любом случае ты должен опасаться не только тцаря, но еще больше – Горного Волка.
– Этого Волка Ущелий? – воскликнул Ховрах. – Да, с тем зверюкой лучше не сталкиваться. Он побеждает всех.
Мрак проворчал:
– На всякую силу находится другая сила.
Женщина долго молчала. Мраку показалось, что она забыла про них. Наконец тихим голосом, похожим на легкое дуновение ветра, произнесла:
– Горного Волка тебе не победить.
– Возможно, – согласился Мрак. – А возможно, и нет.
Она покачала головой:
– Его вообще убить невозможно.
– Ну?
– Поверь, чужеземец.
Мрак проворчал:
– Все-таки поверить не берусь. Говорят, даже боги умирают.
– Горный Волк не бог, но умереть ему не дано.
Что-то странное в словах женщины заставило его спросить настороженно:
– Почему? Умирают все.
Она с усилием повернулась от окна. Отчаяние в ее глазах было невыносимым. Но Мрак увидел, как к отчаянию добавилась еще и горечь. Мертвым, как вьюга, голосом сказала медленно:
– Горному Волку повезло… Неслыханно! Однажды, это было лет десять тому, сам Маржель забрел в одинокое жилище его матери. Он бродил по землям и народам, воспевал подвиги, смерть в бою, голодал и мерз, как все смертные. И когда бедная женщина накормила его и напоила, выставив на стол все, что было в доме, к тому же зарезала для гостя единственную в хозяйстве курицу, Маржель растрогался и спросил, что бы она больше всего хотела узнать.
– Догадываюсь, – кивнул Мрак. – Мать есть мать.
– Да. Мать сразу же спросила, где сейчас ее сын. Маржель ответил, что в долине, где граница между Артанией и Славией. Мать робко спросила, что сын делает, и Маржель ответил, что бьется один с тремя противниками. Мать в ужасе воскликнула, не скажет ли гость, сколько ее любимому сыну осталось жить такой жизнью… И Маржель, посмотрев в огонь, увидел, что соратники Горного Волка уже пали, он окружен врагами, а сзади подкрадываются с длинными копьями… И он честно ответил матери, что ее сыну отпущено столько же времени, как вон той догорающей головне в очаге.
