Ненавижу, когда мужчина вмешивается в истинно женские дела. И еще в такую деликатную сферу, как выбор нарядов. Нет, уважаемые, это и есть та самая граница, которую нельзя пересекать никому. Даже Повелителю Времени.

— Сама буду выбирать, во что наряжаться, — я рванула дверцу шкафа.

Стрелочник поспешно выхватил из кармана какой-то мешочек, похожий на саше, пошептал над ним и вдруг швырнул под ноги. Мешочек ударился об пол и разлетелся на множество тяжелых замков. Щёлк-щёлк-щёлк! Замки летели к дверям шкафов и запирали их один за другим. Вскоре только один шкаф остался незапертым. Тот, возле которого стояла стрелочник. Он сложил тощие ручки на груди и с вызовом уставился на меня.

Раунд проигран. Это очевидно. Ладно. Тяжело вздохнув, я потянула с вешалки черное длинное платье, в точности напоминающее знаменитое платье Одри Хепберн из фильма "Завтрак у Тиффани".

— В этом дверце только Мафхид может носить черный цвет, — Хэц легонько хлопнул меня по руке и снял с вешалки приталенное розовое платье в крупный белый горох с пышной юбкой, под которой топорщились многочисленные белые кружевные нижние юбки. Такие платья я видела в старых фильмах. Красиво, конечно, но слишком громоздко. Про себя я называла их "Пять минут". Потому что в моем детстве каждый новый год по телевизору показывали отрывки из старого фильма, где Людмила Гурченко старательно завывала:

Пять минут, пять минут

Это много или мало?

Моя бабушка — актриса всего одной, но очень известной роли в старом советском фильме, ненавидела эту песню и ее исполнительницу. Гурченко когда-то увела у нее кавалера. Поэтому едва услышав первые аккорды, бабушка отвлекалась от нарезки оливье, и, брезгливо морщась, приказывала:

— Оксана, живо переключи на другую программу. Не терплю эту безвкусную профурсетку!

Из-за этого фасон платья вместе с песней намертво врезались в мою память. Вот не думала, что самой придется такое носить.

— А при чем здесь мытарь? У меня ведь свидание с Этерном, — я отвернула подол, пытаясь сосчитать количество нижних юбок, но сбилась со счета.

Хэй бросил на меня странный взгляд и неохотно пробурчал:

— Мафхид будет с вами.

— Что? — я оторопела и выронила платье. — Не буду спать с двумя мужчинами сразу! Это исключено.

— Нет, всё немного не так, как ты себе представляешь. Ну давай же, одевайся быстрее! — стрелочник поднял платье и сунул мне в руки. — Всё время забываю, что ты из слепого мира и не понимаешь ровным счетом ничего из того, что происходит здесь.

— Хорошо понимаю только одно: не буду спать с двумя мужчинами, — повторила я. — Мне всё равно, кто из них кто и что здесь происходит. Просто. Не. Буду, — медленно, подчеркивая каждый слог, повторила я.

— Ты всё поймешь потом, а сейчас оденься. Иначе нас с тобой казнят обоих, — стрелочник устало прикрыл глаза. — Этерн сейчас всех казнит направо и налево за малейшее прегрешение. В таком состоянии его не видели никогда. Давай-ка не испытывать его терпение.

Я скривилась. Прекрасная перспектива! Казнь за малейшую провинность. Направо не ходи — казнят. Черное не носи — снова казнят. И не опаздывай, потому что — какая неожиданность — казнят. А если не казнят, то заставят спать с двумя мужиками сразу.

Погруженная в эти невесёлые мысли, я задумчиво крутила платье в руках. На глаза навернулись слезы. Как бы я ни пыталась держаться и не падать духом, но страх перед свиданием с Этерном заставлял мое сердце трепетать. Я старалась не думать о ночи с ним, храбрилась, но даже не предполагала, что мужчин будет двое. В жизни не то, что не была с двумя мужчинами, но даже думать об этом не хотела. Неприятно! Хотя никогда не осуждала тех женщин, которым это нравится. Просто все эти эксперименты не для меня. Так я всегда думала. И вот на тебе. Это то, что ждет меня совсем скоро. Кошмар!

— Ну правильно! А почему бы не копаться, когда можно копаться? Разве мы боимся казни? Что вы! Нет, конечно, — запричитал стрелочник. — У нас есть всё время вселенной!

Я молча расстегнула платье, намереваясь, наконец, натянуть на себя эту громоздкую конструкцию. И так недолюбливаю розовый, а тут еще такой ядовитый оттенок. И вдруг над ухом послышался писк. Я обернулась. Передо мной в воздухе парило странное создание прозрачно-серого цвета. Больше всего оно напоминало маленький, размером с апельсин, круглый будильничек с человеческим лицом. Точно такие же "будильники" стайками сновали по комнате. И откуда они только взялись? Ещё минуту назад их здесь не было!

— Это шаоны, — пояснил стрелочник. — Именно они разносят время по разным мирам, пока Повелитель не вернет себе песочные часы, — Хэц достал из кармана круглую коробочку, открыл ее, извлек пару крошечных, размером с горошинку, прозрачных спиралек, и подбросил.

Шаоны точно, как рыбки в аквариуме, накинулись на спиральки, жадно глотая их.

— Они питаются остатками времени. Его крохами. Секундами и даже долями секунд, которые мы тратим на моргание, вздохи и так далее. Из этого всего шаоны строят проходы и снуют между секундами, минутами, и миллисекундами, как по коридорам. У них свое измерение. Они пролетают через миры, которые существуют всего секунду. Мы даже не догадываемся об их существовании. Ну хватит! Брысь! — он взмахнул руками, отгоняя шаонов. — Нудные они больно. Приставучие до невозможности!

Шаоны, как осколки стекла, брызнули в разные стороны. Но один "будильничек" продолжал висеть в воздухе возле меня, медленно меняя цвет. Из серо-прозрачного он превратился в перламутрово-розовый.

— Наелась уже, дурочка? — укоризненно проскрипел стрелочник.

— Это девочка? Что ей нужно? Почему она ко мне приклеилась? — я протянула руку, шаона послушной птичкой приземлилась на мой указательный палец.

— Шаоны рождаются бесполыми. И сами выбирают себе пол, поедая больше мужского, или, наоборот, женского времени. Так же они выбирают себе цвет. Ты разглядывала розовое платье, и шаона съела те секунды, что остались от этого созерцания. И порозовела, как видишь. Но, наверное, эта прилипчивая дурочка хочет еще. Ты её гони. А то не отстанет, — Хэц легонько хлопнул шаону по круглой мордочке и она обижено пискнула, метнувшись за мою спину, словно искала помощи и защиты.

Мне ее так жалко стало! Она здесь такая же бесправная, как и я.

— Не трогай её! — прикрикнула я на стрелочника.

— Хочешь еще розового цвета? Ладно, ешь! — я принялась внимательно разглядывать платье, щедро даря шаоне розовое время.

Она, пища от радости носилась вокруг меня, и на глазах розовела всё больше и больше. Её щечки округлились, словно яблоко.

— Какая ты забавная, — улыбнулась я. — Яблочка!

— Ааочка? — пропищала она и прижалась к моей щеке, словно целуя.

А она и разговаривать умеет, оказывается! Как здорово! Хоть одно доброе существо в этом аду. Будет кому слово сказать, если выживу.

— Давай выбирать туфли, Яблочка, — шепнула я, усаживаясь на пушистый ковер возле шкафа.

Шаона забралась в шкаф, раскидала всю обувь и вылетела, толкая головой розовые туфли. Я примерила их. Мой размер. Как будто специально для меня сшили. Шаона снова бросилась в шкаф и принесла перчатки, крепко сжимая их пухлыми губами. Метнулась к моим ногам, потом скользнула по рукам и требовательно запищала.

— Что ты хочешь? — не поняла я.

— Учки и ожки, — ответила она и умильно прищурилась.

В больших круглых глазах явно читалась мольба.

— Она разговаривает обрывками, так как глотает секунды. И поэтому ей не хватает времени для нормальной речи, — пояснил стрелочник и возмутился: — Хватит! Руки с ногами она хочет! Может, ещё полностью тело отрастить? Нахалка! Не положено тебе! Зачем эти глупости? Время зря тратить. Оно дорого стоит!