В моей голове никаких мыслей о любовях не было как раз до шестнадцати лет. Поэтому и аппетит был отменный, и размер попы соответствующий. И ничего мне не мешало, пока я не начала себя мысленно сравнивать с девочками, на которых заглядывался Стас.

Мой взгляд приклеился к бабушкиному пальцу. Вот как можно одним только пальцем выразить презрение к человеку? Бабушке это удалось. И стало последней каплей. Меня переклинило намертво. Глубочайшее отвращение к своей жизни настолько захлестнуло меня, что я не просто не могла больше видеть эту комнату, бабушку, маму. Я не могла вообще ощущать эту жизнь. Поэтому вскочила и бросилась в коридор.

— Просила же тебя, просила, как человека! Твои эти сталинско-спартанские методы воспитания никогда ни с кем не срабатывали! — завопила мама, бросаясь за мной.

Я схватила ключ от входной двери, что лежал на антикварном столике в прихожей, вылетела на лестничную клетку, заперла дверь и оставила ключ в замке. Теперь мама не сможет за мной погнаться.

Слезы вернулись. Размазывая их по щекам, я выбежала из подъезда и рванула через дорогу на красный свет. Ослепительная вспышка фар резанула по глазам. Взвизгнули тормоза. Я закричала, но вместо того, чтобы бежать, застыла на месте. Дальше была нарезка кадров, как в клипах. Лобовое стекло, за ним — бледное лицо водителя. Его руки выворачивают руль до упора. Белая старенькая "Ауди" крутится на скользком шоссе, как юла. Задевает меня бампером. Падаю. Поребрик больно бьет по колену, разбивая его в кровь. А машина влетает на тротуар и застывает в сантиметре от столба. Дверь открывается. Из машины выпадает парень лет двадцати с небольшим. Охает, трясёт головой, сгибается, уперевшись в колени, выдыхает и бросается ко мне.

— Живая? Где болит? Ты меня слышишь? — он трясёт меня, как куклу.

А я лежу на снегу и молчу. У меня просто все слова застряли в горле. Только слезы всё льются и льются из глаз.

— Ты что офонарела? — злится парень, и так встряхивает меня, держа за воротник вязаной домашней кофты, что у меня аж зубы клацают. — Какого лешего тебя несет на красный свет? Дома мама не учила, что нужно зеленый подождать?

И вдруг я слышу свой голос как бы со стороны. Рот открывается без моего ведома и произносит:

— Я не хочу жить. Простите!

Кто это? Неужели я? Нет, я не могу сказать такое незнакомому человеку! Парень вздрагивает, выпускает мой воротник и шепчет:

— Ох ты ж, ёлки! Ничего себе неделя началась!

С трудом поднимаюсь на ноги. У меня нет сил, неделю не ела. А слезы отняли те жалкие крохи, что еще оставались. Поворачиваюсь и пытаюсь снова перейти дорогу. Мне же не важно, куда. Буду идти вперед, пока не упаду.

— Эй, тормози! — он хватает меня за руку. — Ты куда собралась, доходяга? Я тебя не отпущу!

Молча пытаюсь освободиться из его захвата. А ноги уже сами шагают вперед. При этом парень продолжает держать меня за рукав, и поэтому я снова почти падаю.

— Да куда же ты, зомби? — он вдруг подхватывает меня на руки и бежит к машине.

— Отпустите! — мои кулаки молотят по его плечам. — Не трогайте меня!

— Перестань орать! — рявкает он.

И я растерянно замолкаю.

— Тихо сиди. Раскричалась тут.

Он доносит меня до машины, усаживает на заднее сиденье, запирает дверь и уходит. Через стекло наблюдаю, как он бежит в кафе через дорогу, и через пять минут выскакивает оттуда, держа в руках большую картонную коробку. Отперев машину, осторожно садится рядом со мной. Молча достает из коробки одноразовый стакан с кофе, снимает крышку, протягивает мне и ставит на мои колени коробку с пирожными и шоколадными батончиками.

— Ешь, пей и рассказывай, — тоном, не терпящим возражений, приказывает он.

Отхлебываю глоток горячего сладкого кофе. Успеваю подумать, что сейчас нужно извиниться, поблагодарить и попросить выпустить меня из машины. Но вместо этого начинаю рассказывать ему абсолютно всё. Он слушает, не перебивая, не задавая вопросов. Лишь сжимает зубы так сильно, что на скулах играют желваки. Опустошенная собственным рассказом, замолкаю. Бледная луна заглядывает в машину через лобовое стекло. На ночной улице почти нет прохожих.

— А знаешь, почему тебе не везет? — спрашивает он.

— Потому что я — уродец, — шепчу, утыкаясь лбом в стекло.

— Неа, — заговорщицки подмигивает он. — Смотри, что покажу, — он вытаскивает из кармана изящные часы в форме ключа. — Я когда-то тоже пережил болезненную историю. Примерно, как у тебя. Ну и тоже решил, что слишком нежный и хороший для этой грубой реальности. И один человек дал мне эти часы и сказал, что это мощный талисман, который приносит удачу.

— Ага, — пробурчала я. — А ровно в полночь часы превратятся в карету.

— Да нет, послушай, — он схватил меня за плечи и повернул к себе.

Он был абсолютно серьезен.

— Я не шучу. Ты понимаешь, как ученый, я должен всячески отрицать эту околонаучную чушь. Но всё дело в том, что эта штука реально работает! Чёрт ее знает как! Наверное, есть в нашем мире какие-то пока не открытые наукой энергии. Ну как электричество в средние века. Попробуй показать европейцу в пятнадцатом веке электрическую лампочку. Что он скажет?

— Что это дьявол, — улыбнулась я.

— Вот! — обрадовался он. — Девочка, ты рубишь фишку! Вот так и мы иногда сталкиваемся с вещами, природы которых пока не понимаем. Но это не значит, что этого не существует. Поверь мне: в моей жизни было всё очень хреново. И этот талисман мне здорово помог. Возьми его! — он протянул мне часы.

— Но… но я же не могу вот так взять и забрать их у вас.

— Еще как можешь! Мне они теперь не нужны. Я стал тем, кем хотел стать. А тебе они позарез необходимы. Возьми, и больше никогда не говори, что не хочешь жить. Обещаешь? — он взял меня за руку и застегнул на ней браслет часов. — Тебе они, кстати, очень идут. Больше, чем мне. Я их, в основном, в кармане таскал. А то как-то неловко женские фасоны носить. Не дорос еще до такого уровня раскрепощенности, — жеманно пропищал он, закатив глаза.

Я расхохоталась.

— А давайте я их поношу и вам отдам потом. Правда, мне неловко как-то такой дорогой подарок принимать.

— Не нужно. Это не я тебе его дарю. Это судьба, наверное, прости за пафос. Просто… — его голос дрогнул. — Просто то, что сегодня случилось с тобой, очень похоже на то, что когда-то пережил я. Наверное, это такая мощная карма в тысячу киловатт. И если это судьба, то мелочиться она не любит, — улыбнулся он.

Я вышла из машины и обернулась. Белая "Ауди" тронулась с места. И, глядя как она отъезжает, я вдруг почувствовала, что вся моя боль куда-то ушла. Канула, словно и не было ее. Необыкновенный прилив сил захлестнул меня. В ту минуту я могла горы свернуть. В голове вдруг выстроился четкий план, написанный алыми чернилами каллиграфическим почерком на снежно-белом листе. Он состоял всего из трех пунктов: "умри, замри, воскресни". Умереть я успела еще в школе. В тот самый момент, когда Стас назвал меня жабой. Второй пункт "замри" я выполнила, когда неделю прорыдала в своей комнате. Остался один пункт: "воскресни". Я так и сделала.

Я перевернула горы литературы, сама составила себе диету и план тренировок. Привела в порядок лицо, кожу и волосы. И, как вишенку на торте, поменяла фамилию в паспорте. Оксана Лебедь — так меня теперь звали. Потому что этого лебедя я вырастила из гадкого утенка. Более того, я поняла, что отныне мое призвание — помогать другим женщинам превращаться в красавиц.

Я не знала, что вскоре после нашей встречи Влад попал в страшную аварию, и его жизнь разделилась на работу и больницу. Всё хотела его найти, но у меня не было никаких зацепок. Номер машины не запомнила. Ни фото, ни адреса, только имя: Влад. Много раз я говорила сама себе, что нужно обратиться к своей многомиллионной аудитории и рассказать, что ищу человека, который когда-то мне помог. Но всё откладывала. Времени стало ощутимо меньше. Его ни что не хватало. Нескончаемая куча дел росла, заполняя ежедневник бесконечными списками.