Образ Камиля и его слюнявого рта померк. Это даже сравнивать смешно.

Резко перевернувшись на спину, Калеб увлёк меня за собой, укладывая на свою широкую грудь. Мозолистая ладонь прошлась по моим волосам, приглаживая взлохмаченные прядки.

— Тебе надо восстановиться, Дали, и моя прыть этому не поспособствует. Но это не значит, что я не стану тискать тебя, детка. Здесь я с собой сражаться не готов.

Я лишь хитро улыбнулась и прищурилась. Да я только за, но не сознаваться же в этом. Калеб совсем не казался незнакомцем или чужаком.

Мой и только мой мужчина. Знакомый, родной и желанный.

Его пальцы прошлись вдоль моего позвоночника, даже через ткань длинной футболки вызывая мурашки.

— Я тебя ждала, Калеб, — тихо призналась, повинуясь внезапному порыву. — Не хотела верить.. .Но, это было так больно... Словно сердце вынули.

— Я знаю. Ты рассказала мне в бреду, — потянувшись, он накинул на меня старенькое покрывало, укутывая ноги. — Прости, малыш, я очень виноват перед тобой. Надо было всё рассказать, но не хотел, чтобы ты переживала. Мне казалось, пара обвалов не вызовет такой резонанс, ведь официально погиб лишь я. Но это просочилось в прессу, и администрация была вынуждена сообщить тебе.

— Как же ты теперь.? — нахмурившись, я пыталась сообразить, что за аферу он провернул.

— Потом, Дали. Мы вернёмся к этому разговору, а пока тебе нужно удобно лечь на подушку и поесть вкусного бульона. Выпить лекарство и приложить к глазам примочки. А потом полностью отдаться любящему тебя мне. Довериться моим рукам. Я буду тебя растирать и всячески грязно домогаться.

— Тебя ведь не вернут в колонию? — мой страх никуда не исчез.

— Тот Мортен погиб, Дали. Его нет, — взгляд Калеба прошёлся по моему лицу. Он будто изучал каждую чёрточку. Подушечка указательного пальца скользнула по моей брови.

— Тебя даже болезнь не портит, красавица. В реальности ты оказалась совершенством.

— Но ты... — его палец прижался к моим губам.

— Однофамилец, — он лукаво улыбнулся, — но поговорим потом, милая. Всё у нас нормально, просто не хочу сейчас об этом. И не переживай, там действительно всё чисто. Не забивай свою рыженькую головку. Никуда ты от меня не денешься. У меня на тебя документы имеются.

Я засмеялась и тут же закашлялась. Резкая боль сдавила грудь, вызывая слабый стон и слёзы на глазах.

— Вот и я об этом, малышка. Ты только в себя пришла. Лечение никто не отменял. У нас и ингаляции, и растирания. Таблетки горькие.

— Ты целовал меня. — выдохнула я, — ночью. Я помню этот горький вкус.

— Умеешь ты делать комплименты мужчине, детка. То есть мой поцелуй был настолько хорош, что вывел тебя из бреда?!

— О, Калеб, он вернул бы меня с того света, — с придыханием подыграла я мужу.

Мой медведь подколку оценил и хитро зыркнул за ворот моей футболки.

На улице снова дзинькнул тазик. Мы оба, не сговариваясь, перевели взгляд на широкое окно.

— Думается мне, зелёная уже всё перетаскала, — усмехнулся Калеб. — Тебе не кажется, Даллия, что для цветка, пусть и наделённого зачатками разума, она ну очень умна. Вторая толстушка знатно уступает в интеллекте, но словно тянется за ней обучаясь. Я ошалел, когда она притащила мне пусть и слегка подгоревшую, но рыбу. Пухляшка додумалась убрать кольца с печи, и нанизать куски мяса на проволоку. И вот так замутить мне ужин. Цветок! Меня по прилёте домой накормил розовый цветочек!

— Мне сложно судить, милый, — я вмиг стала серьёзной. — Как правило, эти растения заводят на совсем непродолжительный срок...

— Было бы интересно узнать, откуда взялась твоя Лапушка и чьи гены ей прививали. Даётся мне, не одними обезьянами там обошлось.

Словно почувствовав, что разговор здесь ведётся о ней, в спальню заглянула моя мухоловочка и, обрадованно затрясся цветками-ловушками, понеслась ко мне.

— Так, зелёная, без грязи, — скомандовал Калеб.

Как ни удивительно, но мухоловка на кровать не полезла, а бережно пригладила меня листочками по руке.

— Моя хорошая, — я почесала под самой большой ловушкой. — Надеюсь, этот огромный дядя тебя ни в чём не ущемил? — я с подозрением уставилась на мужа, поставив подбородок на его грудь.

— У нас новые правила, — уголок его рта пополз вверх. — На веранде стоят горшки. На кровати грязь не разводить. Если где насвинячили — убирают за собой сами.

— Это жестоко, Калеб, — надула я губы. — Лапушка всегда спокойно сидела на моей постели.

— Дали, зелёная уже давно не с твой кулачок. Она вымахала до куста, и главный корень у неё с моё запястье. По-моему, ей пора иметь собственную комнату...

— Глупости, — выдохнула я.

— Почему? Детка, может, ты и не замечаешь, но она обладает характером. Я уверен, что и иметь не просто свой горшок, а личное пространство она не откажется.

— И ей туда постель ставить, что ли? — наверное, я из-за болезни плохо соображала, потому как в упор не понимала, о чём он мне толкует.

— Зачем ей кровать?! Ей бы кадку метр на метр, полку с удобрениями, — пояснил Калеб. Цветки Лапушки заинтересовано качнулись.

— Кадку, в смысле ящик?

— Да, — муж кивнул и провёл ладонью по моей спине, словно успокаивая. — И толстушечке тоже. Да хоть и холодильник собственный, чтобы они держали там деликатесы, на которые нам не всегда приятно смотреть.

Я приподняла бровь, начиная соображать. Рука Калеба замерла на моей ягодице и слегка сжала её.

— Они любят рыбьи потроха, — продолжил он объяснять, делая вид, что это вовсе не его ладонь там шалит под покрывалом. — А это дело вонючее. Те же жуки... Здесь тепло не вечное, пусть думают на перед, что зимой есть будут.

— Ты их кормил? — я прищурилась, его рука сдвинулась в сторону, скользнув на вторую ягодицу. — Они же только оправились.

— Нет, не кормил, — Калеб хитро прищурился. — Ну, разве что по маленькому кусочку печени. А остальное в холодильнике. Но я думаю, этому там не место. У них должен быть свой. А ещё личная комната, ящики, ведра с водой и прочее...

В спальню тихо заползла Жиря. Один её листик странно свернулся.

— Она ранена?! — всполошилась я.

— Нет, — муж поджал губы, чтобы не рассмеяться, — так она прячет то, что ест.

Тяжело вздохнув, прикрыла глаза. Кажется, я проспала небольшую революцию в своей семье.

Вторая ладонь мужа медленно поползла вниз под покрывало.

— Даллия, ты подожди спать! Тебя ждёт ещё бульончик.

Поморщившись, я взглянула на этого революционера, появившегося из кухни. Не успел порог переступить, а уже весь жизненный уклад семьи перетряхнул. На кровати не сиди, горшки в угол ставь... Интересно, а для меня там тоже какие правила уготованы? Дыньки не прячь, мужа целуй трижды в день...

— Калеб Мортен. — начала было я, но к моим губам тут же приставили чужой указательный палец.

— Я догадывался, что ты будешь не в восторге. Но, Дали, теперь в этом доме нас двое.

И если ты хочешь, чтобы я считался с твоим мнением, то уважай и моё. Есть строго по расписанию. Спать, пока доктор не скажет — здорова.

— Но. — снова попыталась возразить я, но куда там.

Муж нахмурился, да так грозно, что на лбу складка обозначилась.

— Сначала поешь, — ровно произнёс он. В его голосе появились странные

нотки, заставившие меня расправить плечи и подобраться прямо как когда-то в приюте на линейках. — Потом, Даллия, тебе нужно будет поспать, а вот после путём переговоров мы найдём общий знаменатель. Где-то я пойду на уступки, где-то ты. Да, я не хочу видеть в своей постели никого, кроме тебя, но при этом предлагаю оборудовать зелёной и пухляшке собственную комнату со всеми цветочными радостями.

Я покосилась на Лапушку. Хм, было в его рассуждениях зерно истины. Чего уж... Хоть и не нравилось мне, что кто-то в этом доме может командовать. Помимо меня, конечно.

— Думаю, и её мнение должно учитываться, — нехотя отступила я.

Оказывается, не так-то просто сдавать диктаторские позиции.