Я поднялась выше, миновала пролет, где были еще фото, но смотреть их буду потом. Дара с интересом крутила головой и показала мне пальчиком вперед, стоило выйти в небольшой холл. Здесь было несколько комнат. Очень все сдержанный ремонт, никаких выкрутасов или богатых фишек. Теплых тонов обои, грязные лампочки под потолком и старые, довольно дряхлые двери, на которых сильно облупилась краска.

Ступила к первой, но под ребрами снова возникло ощущение натянутости. Я прислушалась к ощущениям и перешла к другой двери.

Она не открылась. Пришлось опустить Дару на ноги и попробовать снова. Ничего. Заперто. Я так увлеклась, так хотела попасть внутрь, что поток теплого воздуха над плечом ощутила не сразу. Не сразу поняла, что мы не одни на этаже. И кто-то стоит за спиной.

Дара подняла голову, схватилась за мою ногу и выглянула назад, а потом юркнула в сторону и, перебежав на метр, потянула руки.



Заплатив за старенький уазик, я убрал в карман остатки денег. Средства заканчивались, и это плохая новость. От довольного хозяина, получившего двойную цену за старую тачку я узнал, что в городке чужих не было, — новость хорошая. Меня мужик принял за кого-то из своих старых знакомых, назвал Хваном. То ли подслеповат, то ли (скорее всего) для простодушного толстяка не было разницы между японцем и корейцем.

Я не стал возражать, и на всякий случай попросил на договоре написать моё имя и фамилию. Сказал, что на работе упал и руку повредил. Видимо, угадал, потому что старый хозяин уазика безропотно вывел буквы, из которых я узнал, что теперь меня зовут Ю Хван.

— Ты же на мопеде всегда рассекал, — прощаясь, вдруг вспомнил дядя Миша, как представился мужчина.

— Жена приехала, — решил я раскрутить легенду. Городок маленький, приезжие как на ладони, а нам не нужно лишнее внимание. — С дочкой.

— А у тебя дочь есть? — удивился Михаил и важно кивнул. — Это такое дело… О! У меня коляска есть, от Настьки осталась. Не нужна?

— Сколько? — Я потянулся за деньгами.

— Так бери, — расщедрился Михаил. — Всё же работали вместе. — Он исчез в доме, что стоял на самом краю посёлка, затем вывез вполне приличную, хоть и выцветшую детскую коляску. Подмигнул: — Может, по маленькой? Обмоем сделку!

— А я потом до первого полицейского? — ухмыльнулся я.

— Да скорее до первого столба! — хохотнул он и хлопнул меня по плечу: — Я помню, как быстро ты хмелеешь. Эх, хороший ты мужик, но нет в тебе русского духа!

Я не стал спорить, а, загрузив коляску, постарался побыстрее распрощаться. К дому, где оставил Владу, подъезжал с выключенными фарами. Остановив машину, внимательно прислушался. Не хотелось задерживаться здесь, надо возвращаться в наше убежище. Но здесь мы могли найти больше ответов, чем в полученном из администрации отчёте. Кстати, пока Влада осматривается, надо изучить документы.

Об этом я думал, осмотрев первый пустой этаж, услышал скрип половиц наверху. Взбежал по лестнице и замер на последних ступеньках. Влада стояла ко мне спиной и как привороженная изучала старый снимок, висевший на стене.

Дара же, оглянувшись, растянула рот в улыбке и, вытянув ручки, оторвалась от матери, зашагала ко мне. Я едва поймал ребёнка прежде, чем она упала с лестницы.

— Вот же, б…

Осадил себя и, сжав зубы, выругался про себя. Врач говорил не пугать ребёнка, а я едва не выматерился ей в лицо. Не зная, как обращаться с детьми, я просто держал девочку на вытянутых руках, а она тянулась ко мне. Наверняка снова хотела дёрнуть за волосы… И что они дались ребёнку?

Вспомнилось, как Тэкэра обожала, усадив меня перед собой, медленно проводить по ним гребнем. Это могло продолжаться очень долго, пока мы смотрели фильм или же пока я рассказывал ей истории из моей жизни. А потому мы занимались ярким безудержным сексом.

— Следи за ребёнком, — поднявшись на последние две ступеньки, я передал Дару матери. Огляделся: — Нашла что-нибудь интересное?

— Там что-то есть, за дверью, но она закрыта, — Влада прижала к себе дочь, а Дара снова выкрутилась и потянула ко мне руки через плечо женщины. Влада шумно выдохнула и повернулась ко мне лицом, румяным и взволнованным. — Возьми ее, прошу тебя. Ты же видишь, что она просит. Вдруг это поможет вернуть речь? Пожалуйста, Кунай.

Она ступила ближе, облизнула губы и нервно сглотнула. Смотрела мне в глаза, будто топила в озере. Нажимала на затылок и держала под водой, пока не захлебнусь и синеве ее радужек.

— Я, кажется, помню, где ключ. — И протянула мне девчонку. Та, будто ждала, снова перебралась на мои руки и обняла за плечи, что-то захрипела над ухом, а потом, отодвинувшись, широко заулыбалась. Маленькие зубки, еще не все выросли, но как же ее улыбка напоминала Тэкэру.

Я улыбнулся девочке и, лукаво подмигнув, ногой выбил запертую дверь. Влада сжалась в ожидании плача перепуганного ребёнка, но Дара почти беззвучно засмеялась.

Внутрь девушка шла, будто по стеклам. Осторожно. Почти прокралась в центр комнаты и застыла, уставившись на стену, слева от небольшой кровати. Вечернее солнце выжигало алым оттенком детские рисунки, обводило их оранжевым контуром и подкрашивало золотым белые участки. Они были красочными когда-то, а сейчас заметно выгорели. Всякие букашки, цветочки, куклы. Дара заинтересованно рассматривала их, вцепившись в мои плечи до сильной боли. Потянула меня за волосы, направляя в другую сторону, а Влада так и осталась напротив стены.

— Никогда не любила рисовать, — вдруг сказала она. — Словно не мои, но… это я рисовала, — протерла ладонью пыльную столешницу, рассмотрела календарь многолетней давности, а потом перевела взгляд на боковые шкафчики в столе. Когда она тянулась, ее руки заметно дрожали. Дернула слишком сильно. Выдвижной ящик выскочил из паза и с грохотом перевернулся на пол, вывернув под себя содержимое.

Влада оглянулась на меня, проверяя, не испугалась ли дочь, а потом опустилась на корточки и отодвинула ящик в сторону. Темные рисунки, похожие на кляксы безумца, расплылись перед глазами, и девушка неожиданно вскочила на ноги и отошла к стене.

Влада будто преобразилась. Отбросила волосы назад, гордо вытянула подбородок, расправила плечи и выставила грудь напоказ, а потом улыбнулась мне — так лукаво и знакомо, что холод пошел по спине. Тэкэра?

И через миг взгляд Влады изменился, потух, а она пробормотала:

— Не показывай Даре. Неужели я могла рисовать эти ужасы в таком маленьком возрасте? Но… я будто была там, — и она показала взглядом на рисунки на полу, но сама смотреть их ближе не стала. — Все это мне часто снится. Машина. Кровь. Разбитые окна. Какой кошмар. Это и есть то, что мы искали? — она обняла себя руками и, прижавшись к стене, задышала в потолок. — Я не хочу знать правду, если честно. Кем бы я ни была раньше, я уже другой человек.

Кунай поставил Дару на ноги и медленно приблизился. Дочь тут же потопала к ящику со старыми игрушками и, опрокинув его, начала с интересом перебирать пластмассовых пупсов и мягких зайчиков. Увлеченно выбрасывая их на пол.

Мужчина опустился на одно колено перед рисунками, взял один из листов, затем подхватил другой. Брови на его переносице сошлись в тёмную линию, губы поджались, а ноздри хищно дрогнули.

— Авария, значит, — пробормотал он и глянул исподлобья: — Что тебе снилось? Расскажи, Влада. Видения часто бывают правдивее реальности.

— Нет, — я увела взгляд в пол, стараясь не смотреть на ужасы, что грубыми мазками черных и красных карандашей и фломастеров выводила детская рука. — Это просто мое воображение. Этого не было, — я отвернулась и с трудом улыбнулась дочери, которая поймала в пыльном ящике змейку-конструктор и увлеченно ее терзала.

Все это слишком остро, будто хождение по тонкому льду. Я не боюсь правды, я боюсь, что Кунай узнает, что именно он приходит в сны чаще, чем темные силуэты из машины.