Но то, что моя девочка в беде, он не услышал. А я бросился к двери, из-за которой услышал тихий писк, снес её одним ударом и с размаху врезал мужчину, что держал мою женщину за шею.

— Мразь!

Бывший муж Влады рухнул, как подкошенный, а Влада, кашляя, сползла по стене спиной и села на пол. Я подхватил её, слабую и рыдающую, прижал к груди. Толя ползал по окровавленному полу и отплёвывался кровью:

— Деньги верни, шлюха! Всё до копейки у тебя отсужу… В тюрьму упеку, и хахаль твой не поможет! Адвокат уже получил все бумаги, сука. Я бесплоден… Девка с чёрными глазами не от меня, поэтому ты не имела права на долю имущества!

Он поднялся на колени и, с вызовом глядя на меня, потряс испачканным в крови конвертом.

— И на тебя, падаль, в суд подал! За избиение и поджог… Всё зафиксировано, ублюдок! Я тебе отомщу за рога, сука!

— Замолкни, — пнул я его, отшвыривая к стене.

— Я не изменяла, — сквозь рыдания просипела Влада. — Не изменяла…

— Что стоишь? — крикнул я на мужика. — Мразь напал на твой объект.

Тот молча шагнул вперёд и скрутил орущего благим матом Толю. Бывший муж Влады не затыкался, грозил всеми возможными и невозможными карами, пока охранник вытаскивал его из туалета. Я слышал, как мужик позвонил моему врагу и спросил, что делать с задержанным.

Но мне было плевать, что с ним будет. Подойдя ближе и легонько надавив на подбородок Влады, заставил ее поднять заплаканное лицо. Наклонился, собираясь поцеловать, но замер в миллиметре. Перед внутренним взором возникла Тэкэра. Её глаза, наполненные яростью и болью. Её слова, бьющие точно в цель.

Нельзя.

Ощущая ноющую боль в груди, я сдавленно проговорил:

— Ты беременна. Я… надеюсь, ты сохранишь ребенка. Я… счастлив. Но…

Влада, оттолкнув мои руки, вырвалась и взглянула на меня дикой волчицей. В глазах стояли слезы, губы разбиты в кровь, но она словно не замечала этого. Продолжала их кусать. Отчаянно и зло. Кулаки сжались до бела, а на мокрый от пота лоб упали густые черные волосы.

— Хорошо, что хоть кто-то счастлив, — процедила сквозь зубы, ковыряя мою грудь еще глубже, забираясь синим взглядом в душу, взрывая все вокруг, словно ядерным взрывом. — Твои догадки ничего не значат. Меня часто рвет от переутомления, а еще от страха, — она склонилась к умывальнику и плеснула холодной воды себе в лицо. — Уходи, мне неприятно тебя видеть. Уходи, Ку… как там тебя. Не знаю, как тебя выпустили, и знать не хочу. Просто оставь меня в покое. Ты ее нашел? Живи и радуйся.

— Я хочу этого ребёнка. И хочу думать, что Дара моя…

— Нет! — она перебила и разорвала наши скрещенные взгляды. — Она не твоя. Я не изменяла Толе! У меня не было мужчин, кроме него и… тебя. Ясно? Или снова не поверишь, как не поверил, что я не твоя жена? Изуродовал мою душу голыми руками, присвоил, а теперь права заявляешь? Дара не твоя дочь!

— Пусть этого не может быть, пусть всё и твердит об обратном, я хочу, чтобы девочка оказалась моей дочкой. Она уже живёт в моём сердце. И ты.

— И Тэкэра, — она смотрела на меня через зеркало и до хруста сжимала умывальник руками. В голосе слышалась ненависть. Или боль. Или ярость. В этот миг Влада была слишком похожей на жену…

— И Тэкэра, — согласился я с болезненным обвинением. Вздохнул: — Влада, мне нужна кукла Дары, в ней моя жена спрятала флешку. Я пришёл только за этим, и, если она найдётся, то ни ты, ни Дара, ни второй малыш больше никогда и ни в чём не будете нуждаться. Я позабочусь об этом. У тебя будет столько денег, что хватит… — Вспомнил мечту своей жены и горько улыбнулся: — Купить райский островок и жить вдалеке от всех ужасов мира.

— Какой ты щедрый, — скривилась Влада, стерла остатки капель с губ тыльной стороной ладони и, не глядя на меня, пошла к двери. — Но мне от тебя ничего не нужно. Я выбросила ту старую страшную куклу. Мама, видимо, сшила их до нашего рождения, а вспоминать о том, что наши с сестрой жизни сломали родные люди — мне не хотелось, потому я избавилась от нее, как только дочь переключилась на другую игрушку. Я бы вырезала всю память, и не только свою, если бы умела, но… — Она положила тонкую и бледную руку на косяк, не обернулась, избегала взгляда в глаза, ссутулилась, пальцы сжались на дереве, побелели. — Поищи флешку в мусорке около придорожного кафе Ларисы. Я сегодня отвозила к ней дочь и вышвырнула куклу. Вдруг повезет, и хлам еще не вывезли, туда редко машины доезжают, — повела раздраженно плечом и ушла.



Ярослава

Я буравила взглядом железную дверь с решетчатым окошком так долго, что ныли веки. Но, стоило заметить мелькнувшую на той стороне тень, широко улыбнулась и, соблазнительно изогнувшись, вытянулась на узкой кровати. Мне нравилось вгонять в краску молоденьких служителей закона и бросать вызов матёрым волкам. Я знала, что меня не тронут. Им нужен Кунай, обидь они меня… Останется только посочувствовать их вдовам.

Кунай. Моё солнце и луна, моя жизнь и смерть, я с ума сходила, когда приходилось держаться от него вдалеке. И обвинения любимого ударили в грудь больнее его ножей. Думала, он поймёт. Надеялась, что оценит.

Ни женщины, ни дети… Как глупо! Дети гораздо опаснее, чем взрослые. Вспомнив поступок, который до сих пор леденил моё сердце, я скривилась. Тварь осталась жива! Зато вновь осталась одна… Как я. Нет! Я всегда была одна!

До встречи с Кунаем…

Как он мог перепутать меня с ней? Как посмел не догадаться, что я лишь хочу её смерти. Всегда хотела! Каждый вечер, засыпая, твердила «Умри, гадина!», каждое утро, лишь открыв глаза, шептала «Сдохни, сучка!», и так много лет. Но она оказалась живучее таракана! Ни авария, которая унесла жизни её приёмных родителей, ни рассыпанные на сцене бусины не сделали своего дела.

Надо было выстрелить ей в сердце, но мне казалось, что меня не станет, если загляну сучке в глаза. И я пыталась убрать похожую на меня девушку чужими руками. Потому что была лишь тенью. «Последом», который выбросили на помойку.

Сами они сумасшедшие! Я просто хотела жить.

Дверь приоткрылась, но входивший замешкался.

— Зайцев? — Услышала я насмешливый голос самого ненавистного гада из числа тех, что меня охраняли. Он имел меня в своих мечтах и никогда не скрывал ни желания, ни намерения. Его я немного побаивалась и всегда настораживалась, когда приходилось оставаться наедине. — Думал, ты охраняешь вторую сучку Куная.

— Сменился на сутки, — прозвучал приглушённый ответ. — Надо помыться и переодеться, а то весь в крови.

— Крови? — голос моего охранника прозвучал хрипло, я оскалилась. Всегда подозревала, что его заводит боль и кровь. Видела в глазах, читала в движениях. — Что ты натворил, Зайцев? Дмитрий Константинович уже в курсе?

— В курсе, — недовольно ответил тот. — К нам заявился бывший девки в момент, когда стало известно о её беременности. Испанские страсти! Похоже, та мелкая тоже от Куная, поскольку муженёк орал, что бесплоден и требовал денег.

— Скучно, — похоже, мой мучитель тут же потерял интерес, узнав, что сослуживец не совершил ничего предосудительного. — Можешь, не рассказывать, как Кунай развесил внутренности бесплодного рогоносца на форточке… Иди, отмывайся.

И, открыв дверь, вошёл в камеру.

— Скучала по мне, шлюха?

Но мне было не до него. Сжимая край кровати так, что один за другим ломались ногти, я тяжело дышала и смотрела не видя ничего. Перед глазами было лишь мутное кровавое марево.

Беременна? От моего Куная? Муж сучки-сестры бесплоден?!

— Эй!

Щеку обожгла боль, но я лишь покачала головой. Эта тварь должна сдохнуть! Прямо сейчас! И её отродье тоже… Я ничего не видела, лишь под руками хрустели кости, да слух кромсал чей-то стон. Когда приступ прошёл, и зрение прояснилось, я безразлично посмотрела в стеклянные глаза охранника и заорала изо всех сил:

— Помогите! — Разодрала на себе одежду, упала на колени и быстро расстегнула брюки мертвеца, стянула трусы: — Насилуют! Помогите! Убивают…