— Я… хочу…

После смерти Тэкэры я боялась признаться мужу в любви. Казалось, что эти три слова причинят нам обоим боль, ведь Кунай в тот день потерял свою драгоценную — Тэкэру, а я не могла взять и присвоить его себе, просто потому что выжила. Просто потому, что снайпер, которого заказала сестра, ошибся.

Кунай говорил, что я ему нужна, что важна, что он без меня жить не может, но… слов «я тебя люблю» я от него никогда не слышала. Потому что любил он не только меня. Между нами всегда стояла Ярослава.

Он наклонился, лезвие ножа скользнуло по коже щеки, сорвалось с подбородка, бросая меня в омут страсти. Я не удержалась и содрогнулась всем телом. Легкий укол, и кожа под острием лопнула, а глаза Куная наполнились темнотой, гуще прежней. Губы сжались в тонкую линию.

— Твои поцелуи умеют заживлять раны? — прошептала, перехватывая его ладонь.

Теплые губы прижались к ранке, горячий язык слизал кровь, а я задрожала сильнее.

Ощутив моё растущее желание, муж вжался в мои бёдра своими, массируя лобок каменной эрекцией. Не оставляя мне выбора, маня обещанием невыносимого наслаждения на грани жизни и смерти.

— Дети там одни, — прошептала, не пытаясь увернуться. Нож улетел назад и встрял рядом с первым, а муж наклонился ко мне, чтобы поцеловать сквозь кружево белья набухшие вершинки сосков.

— Они достаточно самостоятельные.

— Не услышат? — не умолкала я, справляясь с накаленными спиралями, что скручивали поясницу и грудную клетку.

— Нет.

— Никуда не влезут? — Выгнулась, когда поцелуи и ласки стали острее и жестче. Покусывания сквозь ткань подбрасывали меня над постелью.

— Дара присмотрит за ними, — хрипло, но все так же спокойно ответил муж, — будь уверена.

— Кунай… Я… — не смогла договорить, когда ладонь накрыла нижние губы, а пальцы скользнули под ткань трусиков, плавно погрузились в меня, обжигая теплом кожи.

— Что? — хитро улыбаясь, растягивая, лаская и доводя до безумия. Несколько движений вглубь, и я сорвалась с пропасти наслаждения, выкрикнув:

— Я люблю тебя!

Кунай

— Что не так?

Я отхлебнул виски и посмотрел на Дмитрия. Бывший кровный враг ухмыльнулся и крикнул:

— Киса, можно тебя на минутку?

Его жена, вытирая руки, выглянула с кухни:

— Что?

— Помнишь, ты призналась мне на втором курсе, а я промолчал?

Она глянула так, что маньяк бы позавидовал. Прошипела:

— Жить надоело?!

И бросив в смеющегося мужа полотенцем исчезла. Дима повернулся ко мне:

— Понял?

Я кивнул:

— Конечно. Твоя жена тебя ненавидит, и я с ней совершенно согласен. Ты невыносим.

— Дурак, — беззлобно ответил он и отхлебнул вискаря. — Она призналась мне, а я промолчал, думая, что уже и так показал свою любовь. Тем, что забирался к ней на третий этаж, дарил цветы, бил парней, что заглядывались на неё…



— Похоже, мне пора, — я отставил полупустой стакан.

— Погоди, Кунай…

— Кунай умер.

— Да лучше бы умер! — в сердцах сказал он и скривился: — Ты холоден, как твой нож, и столь же прямолинеен. Наверняка не раз показал своей женщине, как ты к ней относишься, но я уверен, что ни разу сказал волшебных слов.

— Точно издеваешься, — проворчал я, поднимаясь.

— Я люблю тебя, — неожиданно признался он.

— А я тебя хочу убить, — хмыкнул я.

— Она это хочет услышать, — посмотрел он серьёзно. — Всего три слова, которые докажут, что ты думаешь о ней, а не о… первой жене.

Я замер на месте, пригвождённый. Помотал головой:

— Нет, я много раз говорил Владе, как она дорога мне. Она моя…

— Солнце и луна, — закончил он насмешливо. — Кунай, ты идиот. Но почему-то мне нравишься…

— Мне тоже, — донеслось с кухни.

— Так, — мгновенно стал серьёзным Дмитрий Константинович и, поднявшись, принялся меня выталкивать из квартиры. — Тебе пора!

За дверью я прислушался к их перебранке:

— Что, на плохишей потянуло?

— Я как другу…

— Говорят, женщины склонны влюбляться в тех, кто им помог.

— А ты не сказал, что любишь меня, на втором курсе!

Улыбаясь, я сбежал по лестнице и, усевшись в автомобиль, задумался над словами бывшего врага. Может, он прав? Женщины… Демоны их побери! Странные загадочные существа, которые видят то, чего нет, и не слышат то, что им говоришь.

Когда вернулся в наш домик, оторванный от всего мира, наше убежище, жена ждала меня у калитки. Я бросился к женщине, обнял её и, приникнув к сладким губам, напился её нежностью. Отстранившись, посмотрел в синь глаз:

— Ты же знаешь, что я тебя люблю?

Она судорожно втянула воздух и часто-часто заморгала, будто пытаясь сдержать рвущиеся слёзы, но непослушные капли потекли по щекам. Жена ударила меня по груди и, высвободившись из круга объятий, прижала ладони к лицу. Я сжал её запястья и с силой отвёл их в стороны, заглядывая в покрасневшее лицо:

— Так он был прав? — Я покачал головой. — Милая… Ты же моё солнце и луна! Только ты! Моя жизнь и смерть…

Но все эти слова не вызывали в женщине того отклика, что мне бы хотелось видеть. Я понял, что это лишь красивые метафоры, которые жена привыкла слышать от меня, а Дима прав — ждала она совершенно другого.

— Я тебя люблю. — Выдохнул скупо и заглянул в глубину синевы её глаз: — Влада, я обожаю тебя всем сердцем. Искренне, страстно, всепоглощающе. Ты моя единственная женщина в этом мире, и да заберут меня демоны, если я лгу! Нежная любимая, заботливая мать, страстная любовница. Ослепительная, яркая, сногсшибательная, драгоценная… Моя Тэкэра!

Конец