Тот сверлил ненавидящим взглядом Торберна. Так, будто наметил его себе в жертву. Ну что он за человек такой? И сам нормально в чувствах признаться не может, и другим не даёт.

– Фостер! – окликнул меня властный голос сержанта Фултона. – Три минуты на приём пищи – и бегом к ректору.

– Есть, сэр, – крикнула я.

Есть не хотелось, но весь мой жизненный опыт говорил: ешь, пока имеется хоть какая-то еда. И, наскоро затолкав в себя кукурузную лепёшку с бобами и запив чёрным кофе, я побежала в административный корпус.

Дотти спала в своей клетке. После того случая она стала вялой и большую часть суток просто дремала, и я подозревала, что в еду ей добавляют снотворное.

Хищная дионея встретила меня злобным клацаньем шипастых пластин-ртов, но в атаку бросаться не решилась. Шикарные прежде заросли сильно поредели и теперь их обнесли ограждением с бросающейся в глаза надписью: «Прикасаться к цветам строго запрещено!»

В холле по-прежнему ярко сиял золотой кубок, а в приёмной торчали два самых рослых кадета из командного факультета и их куратор – сержант Морено.

– Кадет Фостер? – уточнил Морено, как будто кто-то в Балленхейде ещё не знает моего имени!

– Так точно, сэр.

– Входите, ректор вас ждёт.

Испытывая чувство дежавю, я постучалась и, услышав короткое: «Войдите!» – отворила обитую железом дверь.

Сквозь открытое окно доносились птичьи трели и врывался ещё не жаркий утренний ветерок. А в кабинете Косгроува, кроме него самого, сидел вампир Уоллингтон, Ирвин Нокс и пылающая праведным гневом Анна Лаудер. При виде вампира я нервно дёрнула повязку, закрывающую правое запястье. Как чувствовала, что нужно её надеть!

– Вызывали, сэр? – спросила я.

– Присаживайтесь, кадет Фостер, – любезно предложил Косгроув.

Я бы присела рядом с Анной, однако свободное место нашлось только возле вампира, причём прямо напротив моего заклятого врага Нокса. Я заметила, что сегодня он выглядел странно и чем-то отдалённо напоминал древнюю гранитную скульптуру с грубо прочерченными чертами лица. Ему что, заговорённым мячом сильно по шлему прилетело?

– Доброе утро, Фостер, – поздоровался вампир.

– Доброе утро, ректор Уоллингтон, – отозвалась я.

Что происходит вообще?

– Итак, – начал Косгроув, – мы собрались здесь затем, чтобы окончательно решить вопрос по поводу дальнейшей судьбы мистера Нокса.

В смысле «мистера»? Почему не кадета?

– Я со своей стороны обязуюсь хранить молчание обо всём, что здесь будет сказано, если кадет Лаудер и кадет Фостер будут на том настаивать, – продолжал он, – и прошу того же от присутствующих.

– Согласен с вами, коллега, – кивнул вампир.

Анна поджала губы и бросила убийственный взгляд на Нокса, а тот как сидел гранитным истуканом, так и сидит. Боги, он опять за своё?! В чужой академии?!

– Я не боюсь огласки, – сказала Анна, – наоборот, если держать всё в тайне, общей проблемы это не решит.

Ректор понимающе кивнул и она продолжала:

– Когда я поступила в Балленхейд, столкнулась с повышенным вниманием парней, их здесь подавляющее большинство. Конечно, я понимала, куда иду, и всё же с откровенными домогательствами мне сталкиваться не приходилось. А вот этот вот приезжий господин, – она указала на отрешённого Нокса пальцем, – возомнил, будто ему всё позволено. Я говорила ему чёткое «нет», клянусь, и не раз, но это не помогло. Ну и я… Накануне мы с девочками отрабатывали приёмы начертания рун, не относящихся к родной стихии. И вот, я превратила его в гранитную глыбу, а могла бы и сжечь.

– Ох, как это знакомо! – не удержалась я. – Простите.

– Желаете что-то сказать, кадет Фостер? – обратился ко мне Косгроув.

– Да, сэр. Такая же история приключилась и со мной. Только я превратила Нокса не в гранит, а в корягу. Ректор Уоллингтон подтвердит.

– Это случилось в самом начале зимних каникул, – кивнул вампир. – Но, так как это был единичный случай и глава попечительского совета представил веские доказательства вины кадета Фостер, мы приняли решение замять инцидент и перевести леди в другую академию. Теперь я понимаю, что глубоко ошибался. Надеюсь, мои извинения будут приняты.

Косгроув неодобрительно цокнул языком, но ничего не сказал.

– Что? – не поверила я своим ушам. – Вот так просто? И вы думаете, что после всех угроз и запугиваний можно просто извиниться? А как же тётя Эмили? С неё тоже снимут обвинения?

– Тётя Эмили? Обвинения? – переспросил вампир. – Простите, Фостер, я вас не понимаю.

Он ещё прикидывается невинным младенцем!

– Понимаете! И не говорите мне о единичном случае! – распалялась с каждым словом я. – В Хендфорде я была далеко не первой жертвой вашего любимчика. Спросите у женской половины академии, думаю, если дело получит огласку, к обвинениям присоединятся и другие.

– Если бы это был далеко не единичный случай, девушки бы не молчали, разве не так? – скривился вампир.

– Нет, не так, – ответила я, – потому что многие, видя безнаказанность, боятся осуждения и обвинений. Некоторые не выдерживают и бросают академию. Не хочу называть имён, но, думаю, вы сами догадываетесь, о ком я.

– Элла права, – согласно закивала Анна, – именно страх осуждения заставляет девушек молчать. Потому что всегда начинается одно и то же: «Может, ты сама этого хотела? А во что ты была одета? А что ты пила? А что ты там делала? А почему плохо отбивалась?» – таким образом возлагая вину на жертву, а не на преступника.

– Мистер Нокс, вы признаёте свою вину? – прогремел Косгроув.

Нокс не отвечал, продолжая строить из себя невидящую и неслышащую горную породу.

– Мистер Нокс, вы меня слышите? – повторил ректор.

Полный игнор.

Тогда ректор обратился к нам с Анной:

– Кадеты, вы готовы свидетельствовать против данного индивида в суде?

– Да, сэр, – ответили мы одновременно.

– Значит, Нокса мы передаём в префектуру, – решил Косгроув, – пусть там разбираются.

Он принёс извинения от лица всех организаторов зимних игр и выразил надежду, что небольшой отпуск пойдёт нам на пользу.

– Спасибо, сэр, но единственное, чего я хочу, – твёрдо сказала Анна, – так это того, чтобы Нокса изолировали от нормального общества и он больше ни одной девушке не причинил вреда.

– Полностью поддерживаю, – добавила я, – а отпуску мы предпочитаем занятия и подготовку к выпускным экзаменам.

– Не кадеты, а мечта, – с чувством произнёс Косгроув и отослал Анну, сказав, что, если она не желает принимать участие в сегодняшнем соревновании и захочет погостить у родных в пригороде Балленхейда, пусть предупредит Пламфли.

– Мистер Нокс, будьте добры, подождите в приёмной, – обратился к нему Косгроув.

Тот с трудом поднялся со стула и тяжёлой походкой прошествовал к двери. И только там, со скрипом обернувшись, произнёс по слогам:

– Я ни в чём не виноват. Меня оболгали.

– Префект разберётся, – бросил Косгроув, – идите.

Так вот почему в приёмной дежурили командники с сержантом Морено во главе – чтобы Нокс не сбежал до приезда представителей правопорядка. Хотя, будучи малоподвижной гранитной глыбой, сбежать от кого бы то ни было довольно проблематично.

Дверь закрылась, и я осталась с обоими ректорами – бывшим и настоящим – одна.

– А к вам, кадет Фостер, – строго сказал Косгроув, – у нас отдельный разговор.

У меня имелось какое-никакое доказательство вины вампира и я настроилась на бой.

Но Косгроув огорошил следующей фразой:

– Профессор Прингл предоставил отчёт о магиоскопической процедуре. Вы утаили наличие у вас второй стихии – огня. Это недопустимо.

– Прошу прощения, сэр, но о её существовании я узнала совсем недавно.

– Когда именно?

– Буквально несколько дней назад.

– При каких обстоятельствах это произошло?

– Я сняла серёжки, которые носила с детства. Думаю, они и блокировали мою вторую стихию.

– Вам нужно было сообщить сержанту Фултону или кому-то из преподавателей, – уже мягче произнёс Косгроув, – наша задача – помогать кадетам развивать как свои врождённые стихии, так и чуждые. Неконтролируемая магия могла сильно вам навредить. Как вы себя чувствуете?