Истекшие несколько месяцев показали, что «Вайзе» пользуется свободным доступом ко всем документам, проходящим через его отдел. Обнаружилась вполне благоприятная обстановка для изъятия документов и их фотографирования.
По заведенному в то время в Форин офис порядку все входящие документы поступали сначала к секретарям отделов и затем, уже после обработки, докладывались чиновникам более высокого ранга — заместителям и начальникам отделов. При этом каждый второй или третий секретарь имел свободный доступ к материалам своих коллег. Можно было также брать секретные документы для работы на дом. И уже в начале 1936 года «Вайзе» принес на встречу с А. Дейчем первую пачку секретных документов. Со временем их поток и ценность стали возрастать. 24 мая 1936 г. Манн (Теодор Малли), уже принявший на себя с апреля руководство нелегальной лондонской резидентурой, сообщал в Центр:
«Пришел вечером «Вайзе», принес огромную пачку докладов… Мы сняли только часть (обозначена W — это от «Вайзе»), т. к. у нас вышли пленки, а сегодня воскресенье, да еще ночь. Хотел вынести бюллетень «Милитари интеллидженс» — не удалось сегодня. На Троицу он должен остаться в городе, надеемся, что сможет принести больше и того, что он еще до сих пор не сумел вынести». Это сообщение хорошо передает ту обстановку деловой озабоченности, которая сложилась в лондонской нелегальной резидентуре. Важное и опасное дело — добыча секретной информации — складывалось из обычных, на первый взгляд, будничных дел.
После вынужденного отъезда Орлова из Англии в конце 1935 года в лондонской нелегальной резидентуре остался только один оперативный работник — Арнольд Дейч. Несмотря на свои выдающиеся способности, он не мог один контролировать всю агентурную сеть, вести новые разработки и решать многочисленные технические вопросы. И хотя в январе 1936 года в Лондон приехал наш нелегал Теодор Малли, по чисто формальным причинам от него просто нельзя было требовать серьезной оперативной помощи. В его задачу входило исключительно поддержание связи с ценным агентом в английском МИД — «Магом». Но, поскольку Малли был опытным разведчиком, за плечами которого была и работа в контрразведке, и практика сложных вербовочных операций в Западной Европе, в Центре возникла идея именно ему поручить руководство нелегальной резидентурой. Малли был на короткое время отозван в Москву для инструктажа и в апреле 1936 года вновь вернулся в Лондон — уже резидентом.
В новом качестве Малли, по достоинству оценив способности и возможности Маклина, пришел к выводу о необходимости выделения работы с ним в самостоятельную линию. Это было бы и безопаснее, и эффективнее. Он бомбардировал Центр депешами: «Опять подчеркиваю Вам, что «Вайзе» нужно будет выделить в изолированную линию». На что Центр отвечал: «Берегите «Вайзе» как зеницу ока. Уделяйте ему максимальное внимание и осторожность».
Тем временем Маклин продолжал вести внешне ничем не примечательную, но напряженную и опасную жизнь. Он регулярно встречался с Малли или Дейчем и передавал им пачки важнейших документов, проходивших через его отдел в Форин офис. Документы фотографировались на квартире курьера резидентуры «Терты» и возвращались ему так, чтобы на следующий день он мог положить их на место. На тот случай, если очень ценные документы попадут к нему лишь на несколько часов, Малли передал ему фотоаппарат, чтобы Маклин мог переснять их сам. Все это было, конечно, чрезвычайно опасно, особенно после нескольких разоблачений, сделанных в Форин офис английской контрразведкой, и ужесточения в связи с этим режима работы с документами.
Но Маклин не был просто передаточным звеном в цепочке «МИД — советская разведка». Имея обширные связи, он сам осмысливал и анализировал получаемую информацию. Особый интерес представляли поступавшие от него сведения о постановке шифровального и дешифровального дела в Форин офис. Маклин сообщил, что англичане читают все телеграммы Коминтерна, дешифруют американские и немецкие шифртелеграммы. Особенно любопытен прием, к которому прибегала английская дешифровальная служба в надежде «расколоть» советский дипломатический шифр. Маклин писал, что с этой целью в британском парламенте инспирировался какой-нибудь запрос, касавшийся Советского Союза. На него, естественно, давался ответ английского правительства. Дешифровальщики при лом рассчитывали, что текст вопроса и ответа буквально будут переданы советским посольством в Москву шифртелеграммой. Поскольку шифрпереписка шла по открытым каналам и перехватить ее не представляло большого труда, то обращалось особое внимание на все шифртелеграммы, отправленные непосредственно после запроса и ответа в парламенте. Затем путем наложения известного текста на зашифрованный англичане пытались проникнуть в тайны советского шифра. По словам Маклина, советский шифр английская сторона все же не раскрыла.
Для советской контрразведки было интересно и то, что по информации, поступавшей в английский МИД, можно было вычислить ее источники. Так было установлено, что в Народном комиссариате иностранных дел действует английский агент и что в окружении известного деятеля международного коммунистического движения Мюнценберга также имеются агенты британской контрразведки.
Кое-что из того, что сообщал Маклин, было полезным для проникновения непосредственно в спецслужбы Великобритании. В августе 1936 года к Маклину попало письмо за подписью сэра Вернона Келла. Из него, как писал Малли в Центр, следовало, что Келл является «начальником секретной части МИ-5». «…Мы установили адрес Келла и в ближайшие дни установим за ним наблюдение, чтобы узнать, куда он ходит на службу».
В начале октября 1936 года Маклин сообщил, что у него в МИД побывал некто Дэвид Футман, который является сотрудником разведки Великобритании. Малли и Дейч решили направить Гая Берджесса на установление контакта с Футманом и подставить его тем самым английской разведке.
В середине 1937 года Арнольд Дейч в связи с истечением срока пребывания в Великобритании, где он изучал в университете психологию, должен был покинуть Лондон. Он только ненадолго вернулся туда осенью того же года, чтобы законсервировать все источники резидентуры. Дональд Маклин, как и другие, остался на некоторое время без связи.
Центр реализовал идею Теодора Малли о выделении работы с Маклином в отдельную линию только весной 1938 года, когда самого Малли уже не было в живых. К этому времени в нелегальную резидентуру в Лондон прибыла молодая разведчица Норма. Она сняла более или менее подходящую квартиру и скоро освоилась в этом большом городе. Ее единственной оперативной задачей было поддержание связи с «Лириком», как тогда именовался Маклин в оперативной переписке.
Норма была пятым по счету советским контактом Дональда Маклина, что по законам конспирации для четырех с небольшим лет работы слишком много, но такова была реальность тех лет.
Норма получила разрешение Центра на установление связи с Маклином 4 апреля 1938 г., а уже через шесть дней новый резидент советской разведки в Лондоне Сэм телеграфировал в Москву: «Связь Нормы с «Лириком» установлена». Началась будничная разведывательная работа. Маклин приносил документы Форин офис на квартиру Нормы, где она их фотографировала, и затем уносил с собой. Норма же, в свою очередь, передавала пленки Сэму.
Для постороннего глаза, если бы такой появился, скажем, в лице хозяйки дома, отношения Нормы и «Лирика» выглядели вполне естественно: молодой человек навещает молодую женщину: невесту ли, любовницу ли, и частота посещений зависит, наверное, от силы взаимного влечения, а не от того, как часто к третьему секретарю МИД попадают интересные документы. Однако то, что было легендой, вскоре переросло в близкие отношения. Норма и Маклин были молоды и красивы, делали одну работу, и это было естественно. Конечно, Центр никогда не узнал бы об этом, если бы Маклин, сам того не желая, не выдал их маленькую тайну.
Летом 1938 года он написал и передал через Норму письмо в Центр. Когда его вскрыли в Москве, то обнаружили сюрприз: письмо было подписано оперативным псевдонимом Маклина — «Лирик». По правилам конспирации Маклин не должен был знать свой псевдоним. В Лондон последовало указание разобраться, в чем тут дело. Сэм на встрече с Нормой спросил ее, как случилось, что Маклин знает свой псевдоним. Та призналась, что они влюблены и она назвала другу свой и его псевдонимы. Норма раскаивалась в легкомысленном поступке, Центр не знал, что делать. С трудом налаженная линия связи оказалась под угрозой. В конце концов решили оставить все как есть, сменив псевдонимы Норма и «Лирик» на Ада и «Стюарт». Хотя Ада и продолжала любить Маклина, на сей раз она не проговорилась. Доказательство тому — в автобиографии, написанной Дональдом в 1942 году: «В какой-то момент, я не помню, я получил тогда сладкозвучную кличку «Лирик» и, не имея противоположных данных, полагаю, что я ношу это имя и сейчас».
