На основании полученных материалов была создана картотека, отражающая актив международного троцкизма.
Утрата архивов нанесла большой удар троцкистскому движению. Некоторые материалы были опубликованы в советской и зарубежной прессе. Все это сыграло большую роль в компрометации троцкизма, подрыве авторитета его руководителей, отходе от него значительной части сторонников.
В 1938 году Борис Манойлович Афанасьев вернулся в Москву и продолжил работу в центральном аппарате. После войны выезжал в короткие загранкомандировки по «легальной» линии. Службу в разведке он закончил в качестве руководителя отдела в звании полковника.
Но вернемся в Париж. Здесь в небольшой клинике 16 февраля 1938 г. после операции аппендицита скончался Лев Львович Седов. Многие историки и публицисты высказывали предположения, что в его смерти повинна «рука Москвы». Мы посчитали необходимым обратиться к архивам, чтобы проверить, насколько обоснованна эта версия.
Резидентура НКВД, несомненно, проявляла интерес лично к Седову и его сподвижникам. Помимо Афанасьева «разработкой» окружения Седова занимался «Тюльпан». Он стал ближайшим помощником сына Троцкого. В 1936–1937 годах была установлена техника подслушивания телефонов на квартирах Седова и его доверенного лица и любовницы Лилии Эстриной. (Эта операция получила необычное условное название «Петька».) Через завербованных почтовых служащих просматривалась текущая корреспонденция Седова и его центра.
Разумеется, сам Седов был в центре внимания резидентуры. Его довольно беспорядочный образ жизни способствовал бы сравнительно легкому осуществлению покушения на него, если бы такая цель была поставлена. Он не прочь был «широко гульнуть», рискнуть в игре в рулетку, выезжая иногда в Монте-Карло. Сохранился живописный рассказ «Тюльпана» о том, как они однажды в 1937 году после вечеринки до глубокой ночи бродили по различным питейным заведениям, а затем Седов направился… в публичный дом.
Уже с конца 1937 года Седов часто чувствовал недомогание: побаливало сердце, мучила бессонница. На несколько приступов аппендицита он, видимо, не обратил внимания, и медицинская помощь опоздала. Смерть наступила после двух операций, проведенных одна за другой. По заключению врачей, причиной ее стали послеоперационные осложнения и низкая сопротивляемость организма. Один авторитетный врач, друг семейства Троцких, изучив медицинскую документацию, согласился с выводами коллег из парижской клиники. Однако жена Седова стала решительно возражать, утверждая, что эта смерть — «дело рук агентов ГПУ». Она потребовала полицейского расследования, которое, тем не менее, доказательств преднамеренного убийства не нашло.
С тех пор в течение десятилетий, до самого последнего времени, в публикациях на эту тему на Западе, да и у нас непременно отмечается: Седов умер «при весьма странных (загадочных, невыясненных, подозрительных и т. п.) обстоятельствах», а иные авторы продолжают твердить о «руке Москвы».
В действительности к смерти Седова, как видно из архивных документов, разведка отношения не имела.
Приводим отрывок из записки видного советского разведчика 20-30-х годов, бывшего начальника «опергруппы» ОГПУ-НКВД Якова Исааковича Серебрянского, работавшего в то время во Франции.
«В 1937 году я получил задание доставить «Сынка» (так условно обозначался Седов. — Авт.) в Москву… Задание было о бесследном исчезновении «Сынка» без шума и доставки его живым в Москву…» Далее речь идет о детально разработанном плане захвата Седова на одной из парижских улиц. Предварительно путем наблюдения были установлены время и обычные маршруты передвижения Седова в городе. На месте проводились репетиции захвата.
Предусматривалось два варианта его доставки в Москву. Первый — морем. В середине 1937 года было приобретено небольшое рыболовецкое судно, приписанное к одному из северных портов страны. На окраине города-порта сняли домик — место временного укрытия, куда поселили супружескую пару агентов.
«Подобрали экипаж, — пишет Серебрянский, — только капитан знал, что, возможно, придется совершить переход в Ленинград с группой товарищей и взять там снаряжение для республиканской Испании. Капитан изучил маршрут, имел достаточный запас угля, воды, продовольствия. В ожидании команды пароход совершал регулярные рейсы в море за рыбой…»
Второй вариант — по воздуху. Группа располагала собственным самолетом с базой на одном из аэродромов под Парижем. Летчик — надежный агент. В авиационных кругах распространили легенду: готовится спортивный перелет по маршруту Париж-Токио. Пилот начал тренировку, доведя беспосадочное время пребывания в воздухе до 12 часов. Расчеты специалистов показывали, что в зависимости от направления и силы ветра самолет мог бы без посадки долететь из Парижа до Киева за 7–8 часов.
В подготовке операции участвовали 7 агентов и доверенных лиц, никак не связанных с «легальной» резидентурой в Париже. Активная роль в этом деле отводилась Серебрянскому и его жене.
Нетрудно представить себе, что ожидало бы Седова в случае реализации намеченного плана. Но судьба распорядилась иначе. Ряд обстоятельств помешал операции осуществиться. Сыграло свою роль и быстрое ухудшение здоровья. А смерть во французской клинике поставила точку в его судьбе.
Таким образом, путешествие по архивам, не подтвердив утверждений о насильственной смерти Седова, привело, однако, к обнаружению планов его похищения, которым не суждено было состояться.
Удалось обнаружить и другие материалы, совсем иного и несколько неожиданного свойства. Оказалось, что задолго до операции «Утка», как именовалось убийство Троцкого, этот акт замышляла белая эмиграция. Для нее Троцкий оставался значительной фигурой, с которой были связаны и революционные события в России, и поражение в Гражданской войне. Почти каждый эмигрант мог предъявить Троцкому личный счет за потерянные собственность, положение в обществе, вынужденное бегство на чужбину.
Решение совершить террористический акт, направленный против Троцкого, созрело в руководстве РОВС летом 1933 года. Военную организацию белой эмиграции к этому шагу толкали и внутренние причины. В РОВС росла взаимная подозрительность, усиливались карьеристские интриги, упал боевой дух участников. Благотворительные пожертвования в пользу Союза заметно сократились, и проблема финансирования приобрела особую остроту.
Начальник штаба РОВС генерал Миллер в доверительных беседах со своими заместителями говорил, что бездействие разлагает и губит русских офицеров. В результате в узком кругу родилась идея «громкой акции», которая вновь обратила бы внимание мировой общественности и самой эмиграции на значимость Союза, привлекла деньги в кассу и придала динамизм его деятельности.
В записке от 23 мая 1934 г., направленной наркому внутренних дел Ягоде, руководителям наркомата Прокофьеву, Агранову и Гаю, заместитель начальника иностранного отдела ОГПУ А.А. Слуцкий доложил, основываясь на полученных достоверных данных, что генерал Шатилов, начальник 1-го отдела штаб-квартиры РОВС, обратился к генералу Миллеру с предложением обсудить вопрос: не следует ли организовать покушение на Троцкого? Миллер согласился и попросил Шатилова представить свои соображения. Но когда Шатилов доложил предварительные наметки, Миллер заявил ему, что вопрос о подготовке покушения на Троцкого передает одному из своих ближайших сподвижников — Фоку, бывшему генералу царской армии.
Из записки видно, что высшее руководство РОВС, хотя и с оговорками, необходимыми для маскировки подобного дела, отнеслось к проекту уничтожения Троцкого с энтузиазмом. Однако не совсем ясно, кто кроме белой эмиграции стоял за этим шагом. Мог ли быть в этом заинтересован кто-то из зарубежных покровителей РОВС? Это пока продолжает оставаться загадкой, а различные догадки не подкрепляются документально.
Вместе с тем с самого начала в руководстве РОВС, как следует из приведенного документа, возникли трения по поводу проведения теракта. Идею теракта отстаивал генерал Шатилов. Заключение же по проекту операции Миллер поручил сделать Фоку. Это не могло не вызвать между ними отчужденности, которая в дальнейшем отразилась на ходе операции.
