В начале 30-х годов советская разведка установила технику слухового контроля в штаб-квартире РОВС в Париже, которая с мая 1930 года располагалась на первом этаже дома № 29 на Рю де Колизе. Дом принадлежал семье агента парижской резидентуры Сергея Николаевича Третьякова. Высокий, статный мужчина, всегда элегантно и со вкусом одетый, знавший несколько европейских языков, бывший обладатель солидного капитала в России, Третьяков был желанным гостем в эмигрантских кругах и находился в близких отношениях с Кутеповым. Бывший председатель Костромской мануфактуры, председатель Московского биржевого комитета, бывший министр Временного правительства (последнего периода), Третьяков по личному поручению Керенского поддерживал связь с французской военной миссией. В 1918 году эмигрировал во Францию, откуда в конце 1919 года возвратился в Россию и в течение 10 месяцев занимал должность министра торговли в правительстве адмирала Колчака. Вернувшись в Париж, Третьяков работал в различных эмигрантских организациях, в том числе был заместителем председателя «Торгпрома». Реально оценивая обстановку, Третьяков ранее других понял, что возврата к старой России нет. На почве разочарований, усугубленных разрывом с женой, он пытался покончить жизнь самоубийством. В 1929 году Третьяков был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой. Первоначально от Третьякова поступала информация по подрывной деятельности «Торгпрома» и других эмигрантских организаций. В 1933 году перед ним была поставлена задача по «разработке» РОВС и его 1-го отдела. По предложению заместителя ИНО О ГПУ Шпигельгласа, Третьяков вернулся в принадлежащий семье дом и занял второй этаж — как раз над помещениями, арендовавшимися штаб-квартирой РОВС. На третьем этаже проживала семья Третьякова. Это позволило парижской резидентуре установить микрофоны для подслушивания в кабинетах Миллера, начальника 1-го отдела Шатилова и в канцелярии РОВС. Аппаратура приема информации была размещена в квартире Третьякова. Начиная с 12 января 1934 г. заработал технический канал получения информации, обернувшийся для Третьякова годами тяжелейшей работы. Почти ежедневно, пока Миллер, Шатилов и Кусонский находились на работе, он, надев наушники, вел записи разговоров, происходивших в их кабинетах. Поступавшая от Третьякова информация, носившая первоначально кодовое название «Петька», а затем «Информация наших дней» (ИНД), позволила разведке и контрразведке О ГПУ, а затем НКВД более полно контролировать и пресекать подрывную деятельность РОВС, выявлять каналы заброски террористов и их имена, факт сотрудничества Миллера с французскими и японскими спецслужбами, установление тесного контакта РОВС с НТСНП, встречи Миллера с Байдалаковым и Поремским и другими лидерами НТСНП, на которых обсуждались конкретные вопросы взаимодействия этих двух антисоветских организаций в борьбе против СССР. Благодаря информации Третьякова стало известно, что представитель РОВС в Румынии полковник Жолондовский, отвечавший за заброску террористов, скрывал от руководства РОВС провалы до тех пор, пока данные об аресте террористов и их фамилии не появлялись в советской печати. Интересна в этом отношении информация Третьякова о провале румынского канала Жолондовского, изложенная в спец-сообщении ИНО руководству НКВД СССР:

«ИНО Главного управления государственной безопасности получены сведения, что руководитель террористической работой РОВС в Румынии полк. Жолондовский заявляет, что НКВД… совершенно разгромил всю английскую разведку, ведущуюся из Румынии, и всю румынскую линию Жолондовского. По словам Жолондовского, нарушены все организации всех разведок. На Жолондовского произвело впечатление опубликование в советской печати настоящих фамилий двух расстрелянных террористов в Харькове… Жолондовский заявляет, что сейчас со стороны Румынии невозможна работа террористического характера, но в то же время он считает необходимым, чтобы РОВС снова провел террористический акт по какой-либо другой линии против т. Жданова или т. Постышева. Ген. Абрамов… и капитан Фосс… считают, что сейчас румынской линии не существует и что Жолондовский всех обманывал. Он тратил получаемые от РОВС 5 тыс. франков на свои личные нужды, ведя неприличный образ жизни, и на взятки Мурузову (один из руководителей румынских спецслужб). По словам Абрамова и Фосса, все посылки людей в СССР Жолондовским производились на английские деньги, а счет представляли ген. Миллеру…»

После провала румынского канала советскую разведку интересовал вопрос, где и через кого РОВС продолжит переброску в СССР своих террористов, и ответ на этот вопрос был получен от ближайшего соратника Миллера, отвечавшего за разведывательную работу, генерала Николая Владимировича Скоблина, сотрудничавшего вместе с женой Н.В. Плевицкой с советской разведкой с 1930 года. Скоблин родился 9 июня 1893 г. в Нежине в семье отставного полковника. В 1914 году окончил Чугуевское военное училище и в чине прапорщика был направлен на фронт. За храбрость и боевые заслуги вскоре был награжден орденом св. Георгия и золотым Георгиевским оружием. Человек редких военных дарований, Скоблин, несмотря на отсутствие высшего военного образования, в ходе Мировой и Гражданской войны в составе белой армии дослужился до командира Корниловской дивизии и получил звание генерал-майора. После бегства армии Врангеля из Крыма Скоблин, находясь в Галлиполи, в июне 1921 года женился на известной русской певице Надежде Васильевне Плевицкой и после переезда в Париж не принимал активного участия в делах РОВС, оставаясь почетным командиром корниловцев. По оценке ИНО ОГПУ, через год после вербовки Скоблин «стал одним из лучших источников… довольно четко информировал нас о взаимоотношениях в руководящей верхушке РОВС, сообщал подробности о поездках Миллера в другие страны». Гастроли его жены давали возможность Скоблину осуществлять инспекторские проверки периферийных подразделений РОВС и обеспечивать советскую разведку оперативно значимой информацией. С помощью Скоблина были ликвидированы боевые кутеповские дружины, скомпрометирована идея генералов Шатилова и Туркула о создании в РОВС террористического ядра для использования его на территории СССР. В конечном счете Скоблин стал одним из ближайших помощников Миллера по линии разведки него поверенным в делах центральной организации РОВС. Когда некоторые члены РОВС стали высказывать подозрения относительно сотрудничества Скоблина с советской разведкой, Миллер решительно выступил в его защиту.

Это обстоятельство было использовано, когда встал вопрос о проведении операции по Миллеру, который через своего представителя в Берлине генерала Лампе установил тесные контакты с фашистским режимом в Германии.

22 сентября 1937 г. по приглашению Скоблина Миллер направился с ним на виллу в Сен-Клу, под Парижем, где должна была состояться организованная Скоблиным встреча Миллера с немецкими представителями. На вилле Миллера ожидала оперативная группа чекистов, которая захватила его и через Гавр переправила на теплоходе в СССР. После проведенного в Москве следствия Миллер был предан суду и в 1939 году расстрелян. Как удалось установить, в операции по захвату Миллера участвовали советские разведчики Георгий Косенко, Вениамин Гражуль и Михаил Григорьев. Руководил операцией приехавший из Москвы заместитель начальника ИНО С. Шпигельглас. Эта операция прошла не без потерь для разведки. Уходя на встречу со Скоблиным, Миллер оставил конверт с запиской генералу Кусонскому и попросил вскрыть конверт, если с ним что-нибудь случится. Как только окружению Миллера стало ясно, что он пропал, Кусонский вскрыл конверт с запиской следующего содержания:

«У меня сегодня в 12 час. 30 мин. дня встреча с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе, и он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в Прибалтийских странах — полковником Штроманом и с г. Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку. Генерал Е. Миллер. 22 сентября 1937 г.»