Очень лаконичная и в то же время яркая характеристика написана в спокойном и деловом тоне. Трудно себе представить, что П. Гутцайт писал ее не в тиши кабинета, а в тюремной камере, ложно обвиненный в измене Родине и подвергавшийся моральному и физическому давлению.
В деле Голоса хранится справка на него как закордонного агента, датированная январем 1937 года и подписанная капитаном госбезопасности Томчиным (по тем временам это довольно высокое звание, примерно соответствующее нынешнему полковнику). На этой справке в апреле 1938 года размашистым почерком лейтенанта госбезопасности Раисы Соболь была сделана приписка: «Источник «Звук» был известен следующим лицам, ныне арестованным нами: Самсонову, Томчину, Карину, Лебединскому, Ливент-Левинту, Берлину».
Пройдет совсем немного времени и другая рука перепишет этот список, добавив к нему фамилию самой Соболь. И уже другой лейтенант госбезопасности, Пшеничный, напишет, что «Звуком» интере-совались враги народа: Пассов, Шпигельглас, Графпен, Каминский, Соболь, Гутцайт.
Шел 1939 год, обстановка настоятельно требовала возобновления деятельности разведки в США, восстановления ее нелегальных загранаппаратов, и Центр поставил перед резидентом в Нью-Йорке Г.Б. Овакимяном задачи по использованию возможностей Голоса. С другой стороны, надо было разбираться с агентами, которые остались после ареста «врагов народа». Эта задача легла на плечи молодых сотрудников в Центре, которые пришли в органы НКВД по партийному набору, только-только окончив разведшколу, и, как считалось, еще были «зелеными» и в глаза не видели живого агента.
Тем не менее это не помешало одному из них заявить, что Голос — скрытый меньшевик и троцкист, который вступил в компартию для того, чтобы разлагать ее изнутри. Другой поставил в вину Якову Наумовичу то, что тот «разрабатывался» американскими спецслужбами в связи с «Комитетом помощи Испании». Особенно усердствовали два молодых сотрудника, которые твердили, что Голоса надо срочно изолировать от всех дел резидентуры, отозвать в Союз и арестовать. К счастью, в Центре были и здравомыслящие люди, остановившие ретивых оперработников.
В первые годы работы с Я.Н. Голосом никто особенно не задавался вопросом, через кого именно он достает документы. В отчетах эти источники обозначались лишь в общем виде: «один клерк из паспортного бюро» или просто «клерк из Нью-Йорка» и т. п. О масштабах этой работы можно судить из следующего сообщения резидентуры, датированного октябрем 1939 года: «В последнее время мы достали через «Звука» 10 чистых бланков с подписью и печатью муниципалитета, служащих для получения метрик, по которым можно оформить паспорта американских граждан, а также такие же справки без подписи. Более 70 свидетельств о натурализации на лиц различных национальностей, 27 свидетельств о рождении, на основании которых можно также получить паспорта».
В то же время работа по линии документации была лишь частью того, что Голос делал для разведки. Лишь тогда, когда в Центре стали разбираться с наследием «врагов народа», вдруг стало ясно, какую колоссальную работу провел Голос и, следовательно, как много он знает о делах советских спецслужб.
По состоянию на июль 1940 года насчитали около двух десятков человек, которых Голос или привлек к работе, или «разрабатывал» с целью привлечения в будущем. Его люди были внедрены в германские и другие организации в США. «Брайен», как уже отмечалось, работал в одном из ключевых министерств, «Олфсен» давал информацию по вопросам вооружений, были надежные источники в среде троцкистских организаций в США, в националистических объединениях, ряд лиц выполняли вспомогательные функции: осуществляли наружное наблюдение, «установки», конспиративное извлечение секретных документов и т. д.
Разумеется, не все они были равноценны по своим возможностям, но среди них были и ценные источники важных сведений, в том числе близкие к Белому дому, ведущие сотрудники ряда крупных ведомств, американских и английских разведывательных служб.
Летом 1940 года Голос установил контакт с «Рондом», занимавшим ответственный пост в одном из правительственных учреждений. Это был крупный специалист в своей области, располагавший к тому же солидными связями в правительственных сферах. Но самое главное — это был человек, с большой симпатией относившийся к Советскому Союзу, убежденный антифашист, который задолго до того, как СССР и СИТА стали союзниками по антигитлеровской коалиции, решил активно помогать Советскому Союзу. Вскоре вокруг «Ронда» сложилась группа источников, работавших в ряде важных военных и экономических правительственных учреждений. Фактически он стал групповодом, а его помощники — одними из наиболее эффективных информаторов. Заслуги «Ронда» были отмечены советским правительством. Ему сообщили, что он награжден орденом Красной Звезды. Сама награда, естественно, по соображениям конспирации не вручалась и хранилась в личном деле агента в Москве.
Интересно высказывание о Якове Наумовиче Голосе резидентуры, которая в начале 1941 года установила с ним контакт: «У него на связи уйма народа. Некоторые агенты, связанные со «Звуком» и дающие сообщения, нам не известны, за исключением кличек. Перед ним поставлена задача подробно осветить всю его сеть».
Организуя работу с Голосом, Центр и резидентура считались с возможностью того, что он может находиться в поле зрения ФБР. Оснований для этого было более чем достаточно: членство в компартии, постоянные поездки в Москву, деловые связи компании «Уорлд турист» с советскими организациями, наконец, активное участие в деятельности «Комитета помощи Испании». В отчетах оперработников неоднократно выражалась тревога по этому поводу.
Сотрудник «легальной» нью-йоркской резидентуры Гарри еще в 1939 году отмечал в своем отчете: «За истекшие 2 года я встречался со «Звуком» 500 или 600 раз. В иной день с ним могло проводиться по 3–4 встречи. Это объяснялось тем, что он выполнял очень широкий круг заданий и, по существу, был основным агентом резидентуры в течение 10 лет. Независимо от результатов следствия (по делу о регистрации «Уорлд турист» в качестве агента иностранной державы), нужно исходить из того, что он на долгий период времени для нашей работы в Америке сгорел».
С 1939 года работу с Голосом вел резидент внешней разведки в США Г.Б. Овакимян. Это был очень темпераментный и настойчивый разведчик. Он умел добиваться поставленных целей. Работу с Голосом он значительно улучшил. Но основным профилем Овакимяна была научно-техническая разведка. Ей он уделял наибольшее внимание. Поэтому он предпочел передать Голоса на связь своему заместителю Луке. Однако в апреле 1940 года Лука доложил, что, по его мнению, Голос является «ахиллесовой пятой» резидентуры и в случае несчастья с ним многое из того, что создано, разлетится в прах. Он отмечал, что Голос рекомендует людей во всех областях работы, хотя в резидентуре ведутся разговоры о том, что, по полученным в свое время данным, он состоит на учете в американской контрразведке как «агент НКВД». На этом основании Лука считал необходимым «законсервировать» Голоса и готовить ему замену. Однако Овакимян вынужден был продолжать работу с Голосом вплоть до своего ареста и выдворения из США весной 1941 года.
Из полученных впоследствии резидентурой документальных материалов ФБР известно, что впервые контакт Голоса с Овакимяном был зафиксирован 18 февраля 1941 г. В сводке наружного наблюдения отмечалось, что Овакимян является «установленным агентом ГПУ». За месяц с небольшим, который оставался до ареста Овакимяна и его последующего выдворения из США, ФБР зафиксировало еще несколько его встреч с Голосом.
Здесь мы подходим к ключевому вопросу о том, кто же «привел наружку», то есть сотрудников ФБР, осуществлявших слежку, на встречу 18 февраля 1941 г. — резидент или сам Голос. По прошествии стольких лет ответить на этот вопрос однозначно невозможно. Мы можем только исходить из того, что, судя по оперативным сводкам ФБР, наблюдение за Голосом велось и до фиксации контрразведкой его контакта с нашим представителем. Сам Голос отмечал за собой наблюдение со стороны ФБР. В одном из отчетов оперработника Леонида, в частности, говорится: «Наружка продолжает ходить за «Звуком». Он часто меня спрашивает, все ли у нас в порядке, поскольку он никогда не отмечал за собой такого плотного наблюдения». Леонид, судя по его отчетам, ограничивался тем, что успокаивал Голоса — у нас, мол, все в норме. Был ли сам Леонид под наблюдением — остается неизвестным.
