— Господи! Что с вами?
— Упала. Простите, ради Бога, еще не умею как следует ездить.
— Больно?
— М-м-м…
— Проходите вот сюда. Садитесь. Я сейчас принесу теплой воды и йод. Садитесь, садитесь.
Зоя Ивановна села и увидела устремленные на нее с противоположной стороны комнаты широко открытые глаза девочки лет четырех.
Девочка держала на коленях большую куклу и, не мигая, смотрела на гостью. А та улыбнулась девочке, спокойно осмотрела комнату, перевела взгляд на свою кровоточащую рану… и похолодела: к засохшему краю раны прилип маленький кусочек нитки от сорванного бинта. Как можно приветливее спросила девочку:
— Как тебя зовут?
— Маша.
— Машенька, какая у тебя красивая кукла! — а в пальцах уже крутила снятый с ноги обрывок нитки бинта.
Вошла мать Машеньки с тазиком теплой воды в руках, улыбнулась:
— Сейчас я промою вашу рану, а потом…
…А потом пили чай, по-бабьи болтали о детях, о жизни в Харбине и ни словом не обмолвились о мужьях.
Возвращалась Зоя Ивановна в центр города уже в сумерках. Не домой, а на конспиративную квартиру, в дом, половину которого занимал начальник харбинской полиции. Задание выполнено — установлен хороший, дружеский контакт с женщиной, муж которой, один из руководящих советских работников в Харбине, месяц назад, бросив семью, бежал в Шанхай, прихватив с собой большую сумму казенных денег.
…А потом — частые и по-настоящему дружеские встречи с матерью Маши. Ее признания в том, что совершил муж. Признания о его нелегальных приездах в Харбин для встречи с семьей. Его муки и сомнения. И наконец, встреча с ним, полученное согласие явиться с повинной.
Зоя Ивановна и ее руководство выполнили обещание, данное жене сбежавшего, что если он явится с повинной, то не будет репрессирован. Деньги, которые он «неосторожно» взял в государственной казне, были постепенно выплачены, и своим трудом, в том числе и на разведку, человек восстановил свое доброе имя.
Рассказывая об этом, Зоя Ивановна сжимала и разжимала в кулачок худенькие, старческие руки.
— А знаешь, — говорит она, задумчиво глядя на свои пальиы, — однажды я с трудом смогла разогнуть вот этот кулак.
— Расскажи, — говорю я.
— Было это тоже в Харбине. Мое самое первое задание. В лавке антиквара, хозяин которой сотрудничал с нами в качестве так называемого почтового ящика, я должна была получить шифрованное письмо. Заходила туда, называла пароль, что-то связанное с фарфоровыми пасхальными яйцами, получала отрицательный ответ, рассматривала товары и уходила. И вот однажды хозяин лавочки передал мне записку. Я судорожно зажала ее в кулак и не разжимала до тех пор, пока не приехала в резидентуру. Здесь я долго не могла разжать кулак — пальцы так онемели, что никак не разжимались».
«Вернулась из Китая в Москву, — вспоминает Зоя Ивановна, — в феврале 1932 года. Некоторое время работала начальником отделения в Иностранном отделе ОГПУ в Ленинграде, курировала Эстонию, Литву и Латвию, но недолго, всего несколько месяцев. С этого времени вся моя жизнь была связана только с Европой. А знаешь, — оживляется она, — когда я работала в Ленинграде, начальником Иностранного отдела, то есть моим непосредственным начальником, был Андрей Павлович Федоров. Да-да, тот самый Федоров, который так широко известен по нашумевшему делу “Трест”».
И Зоя Ивановна с нежностью, с необыкновенной теплотой рассказывает об Андрее Павловиче, который в 1934–1935 годах лично готовил ее для работы в Финляндии.
С Востока судьба перебросила Зою Ивановну в центр Европы — в Германию и Австрию, а затем на ее север — в Финляндию и Швецию.
«Первый раз в Берлине, — рассказывает Зоя Ивановна, — я была в 1932 году. Останавливалась в пансионате мадам Розы на Унтер дер Линден около Бранденбургских ворот. Целью моей поездки были разведывательная подготовка и изучение немецкого языка. Выдавала я себя за жену беспартийного спеца (как тогда говорили о технических специалистах), которая приехала в Германию лечиться и развлекаться».
А в 1933 году Зоя Ивановна была уже в Австрии, жила в Вене в гостинице около Гедехнискирхе.
— Там я должна была выйти замуж, — смеется Зоя Ивановна.
— Как это — замуж?! — удивляюсь я.
— Фиктивно, конечно. С первым мужем я разошлась, а с Борисом Аркадьевичем Рыбкиным познакомилась позднее, уже в Хельсинки, куда он приехал для работы в качестве резидента в 1936 году под прикрытием советника посольства. Так вот, — рассказывает дальше Зоя Ивановна, — была у меня легенда: в Риге получить латвийский паспорт, затем в Австрии выйти замуж, поехать с «мужем» в Турцию и по дороге поссориться. «Муж» после этого должен уехать, а мне предлагалось остаться в Турции и открыть там свой салон мод. До Вены-то я доехала, а замужество, хоть и фиктивное, не состоялось: «жених» не приехал, — смеется Зоя Ивановна.
Финляндия и Швеция — страны-соседи. В них Зоя Ивановна провела большую часть своей закордонной разведывательной жизни: с 1935 по 1939 год — в Финляндии, и с 1941 по 1944-й — в Швеции.
Швеция всегда сохраняла по отношению к Советскому Союзу традиционный нейтралитет, хотя порой в отдельных случаях и отступала от него. В Финляндии же еще за несколько лет до начала Второй мировой войны было заметно немецкое влияние как в политике, так и в экономике. Советское государство прилагало большие усилия по сохранению нейтралитета Швеции и Финляндии, но преодолеть немецкое влияние на Финляндию все-таки не удалось.
К моменту отъезда в Хельсинки Зоя Ивановна приобрела значительный опыт в разведывательной работе и стала подлинным профессионалом.
В Суоми Зоя Ивановна была направлена в качестве заместителя резидента под псевдонимом Ирина. Официально она руководила советским представительством «Интуриста» в Хельсинки и была известна как «мадам Ярцева».
«В 1936 году Рыбкин был направлен резидентом в Финляндию. Это государство в ту пору занимало хоть и не ключевое, но важное положение в стратегических планах гитлеровской Германии.
Я к этому времени уже 6–7 месяцев была в Финляндии, успела познакомиться со страной и нашей резидентурой. Прежний резидент был отозван в Москву, и вместо него прибыл консул Ярцев, он же Рыбкин. Приехал один, без семьи. Очень официальный, подтянутый, требовательный.
Поначалу у нас не сложились взаимоотношения. Мы спорили по каждому поводу. Я решила, что не сработаемся, и просила Центр отозвать меня, в ответ мне было приказано помочь новому резиденту войти в курс дел, а потом вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось. Через полгода мы запросили Центр разрешить нам пожениться. Я была заместителем резидента, и мы опасались, что Центр не допустит такой «семейственности». Москва дала “добро”»[44].
В Финляндии Зоя Ивановна осуществляла связь с нашими нелегалами и агентурой, собирала информацию, в том числе о планах Германии в отношении этой страны. Неоднократно в этих целях она выезжала из Хельсинки в Стокгольм.
В резидентуру в Хельсинки поступила шифрованная телеграмма, которая предписывала лично Ирине выехать в Стокгольм и там провести встречу с агентом, которого она раньше не знала. В телеграмме указывались пароль, опознавательные признаки агента, время и место встречи — у памятника Карлу XII. И тут же: «Повторяем — у памятника Карлу XIII».
Зоя Ивановна перечитала еще раз шифртелеграмму и с досадой вздохнула: так у памятника Карлу XII или Карлу XIII? Запрашивать Москву некогда, да и есть ли памятник Карлу XIII? Ведь всем известен шведский король Карл XII.
Приехав в Стокгольм, Зоя Ивановна проверилась и подошла к скверу. Вот он, памятник Карлу XII. Стоит в полушубке, показывает шпагой на восток: оттуда, мол, грозит опасность. Погода хорошая, солнечная. Вокруг памятника скамейки, сидят люди. Почти все мужчины читают шведскую газету «Стокгольме тиднанген» (как в шифр-телеграмме), но ни у кого не торчит из кармана немецкая газета (как должно быть). Подошло назначенное для встречи время, а нужного человека нет. Зоя Ивановна делает несколько кругов около памятника Карлу XII, чтобы не привлекать чужого внимания. И вдруг — о ужас! В том же сквере метрах в 300 от памятника Карлу XII стоит памятник Карлу XIII. Придя в себя, Зоя Ивановна присаживается на скамейку у памятника Карлу XIII. Но и здесь нет никого, кто бы читал шведскую газету, а из кармана торчала немецкая. Зоя Ивановна устремляется обратно к памятнику Карлу XII. Никого. Затем вновь к памятнику Карлу XIII. Тоже никого. И так целых полчаса с камнем на сердце от памятника к памятнику.
