Была еще одна фигура, повлиявшая на взгляды Генриха в этом вопросе. В феврале 1527 года бывший секретарь короля Ричард Пейс, находясь в Сайонском аббатстве в городке Айлворт на берегу Темзы, где он приходил в себя после болезни, написал королю письмо. Вместе с письмом он отправил алфавит иврита члену совета Королевского колледжа в Кембридже Эдварду Фоксу и еще одному ученому, с которым Болейны были хорошо знакомы¹². Появление Фокса совпадает по времени с эпизодом, о котором вспоминает Томас Мор. Когда Генрих пригласил Мора в Хэмптон-корт, чтобы обсудить с ним правильность своего толкования текста Писания, он велел ему «в дальнейшем советоваться с магистром Фоксом… и вместе с ним читать рукопись книги, которую писали тогда по этому вопросу»¹³.

Воспоминания кардинала Реджинальда Поула не столь отчетливы, однако во многом схожи. В молодости он подавал большие надежды, и Генрих, которому он приходился родственником, оплатил его обучение в Оксфорде и в Италии. Поначалу Поул поддерживал «тайное дело» короля, однако потом резко поменял свои взгляды и бежал в Италию. В 1536 году он изложил свою точку зрения в открытом письме объемом 280 страниц рукописного текста на латыни¹⁴. В середине письма он утверждает, что доводы в пользу развода первой нашла Анна, а не Генрих:

Она отправила [к Генриху] своих священников (лат. sacerdotes suos), авторитетных богословов, дабы открыто засвидетельствовать свою волю, а также убедить Вас [Генриха], что по закону следует не только отослать ее [Екатерину], но и сделать это как можно скорее, ибо каждую минуту, пока Вы держите ее при себе, Вы совершаете смертельный грех, а значит, заслуживаете осуждения за самое тяжкое преступление перед Богом, и так будет, пока Вы не отвергнете ее.

Только Анна могла убедить Генриха в неопровержимости доводов Уэйкфилда и заставить его поверить в них. Для нее и для ее семьи пути назад уже не было. В этом свете вполне закономерным кажется стремление Генриха действовать в обход Уолси, которому Болейны не доверяли. В итоге король отправил в Рим Найта, а Барлоу использовал как курьера. Теперь Анна вместе с королем управляла ситуацией – она заявила о себе¹⁵.

До конца 1527 года Уильям Найт так и не вернулся в Англию. Рождество отпраздновали сдержанно. Основной темой разговоров было преследование священников и прихожан, которое Уолси развернул за последний год в отношении тех, кого подозревали в поддержке учения Лютера. Кардинал видел в них угрозу для католической церкви. Главным источником его беспокойства стало проникновение в Англию сочинений Лютера и рост популярности английской версии Нового Завета в переводе Уильяма Тиндейла[68], бежавшего из страны и скрывавшегося в Антверпене. В то время издание духовных сочинений на мирском языке было запрещено церковью, и их тайно привозили в Англию купцы Ганзейской лиги, за что им пришлось жестоко поплатиться: на их торговые склады и дома, находившиеся у Лондонского моста, устраивались облавы, пятеро купцов были арестованы, после чего состоялось очередное публичное сожжение книг, и 2000 экземпляров Нового Завета в переводе Тиндейла бесследно исчезли в пламени костра¹⁶.

Ганзейские купцы были не единственными, кто в полной мере испытал на себе праведное рвение Уолси. Двое священников-евангелистов из Кембриджа и джентльмен-привратник в королевских покоях из йоменов были вынуждены отречься от своих убеждений под угрозой сожжения на костре, как и лондонский викарий Томас Гарретт, который «щедро» снабжал студентов Оксфорда сочинениями Лютера. В этом ему помогал его непосредственный начальник, доктор Роберт Форман, настоятель приходской церкви Всех Святых на улице Хани-лейн в Лондоне. Еще один реформатор из Кембриджа, Роберт Барнс, однажды уже наказанный за провокационную проповедь, теперь вновь подвергся преследованию за продажу экземпляров Нового Завета в переводе Тиндейла. Он был схвачен и помещен под стражу в Нортгемптоне, но бежал и инсценировал самоубийство, оставив на берегу реки Нин свою одежду и предсмертную записку для Уолси, а сам тем временем сел на корабль и покинул страну, чтобы присоединиться к Лютеру¹⁷.

Тем временем миссия Найта провалилась. Через несколько дней после того, как он тайно пробрался в Рим, где на всех дорогах и центральных улицах были выставлены патрули охраны, папа Климент укрылся в крепости Орвието, построенной на вершине скалы вулканического происхождения, служившей надежным убежищем для его предшественников. Уолси был уверен в том, что Казали поможет Найту получить аудиенцию понтифика. Он действительно помог, однако все, чего Казали удалось добиться от папы,– это разрешения на расследование дела короля без полномочий вынести по нему окончательное решение. Доставить документ в Лондон было поручено Гамбаре, в то время как Барлоу продолжал курсировать между Казали в Италии и Найтом, которого Уолси задержал на время в Париже. В конце января 1528 года Гамбара наконец доставил документ, из которого стало ясно, что большинство ключевых положений, запрещавших Екатерине апеллировать к суду в Риме, были вычеркнуты¹⁸.

Анна продолжала таить обиду на Уолси за то, как он разлучил ее с Гарри Перси, однако понимала, что ей не обойтись без его помощи в деле развода. Она собственноручно написала ему примирительное письмо, которое начиналось с выражения смирения и покорности:

Мой господин, после моих самых скромных рассуждений я предаю себя Вашей Милости и чувствую себя обязанной выразить Вам мою почтительную благодарность за труды и хлопоты, которыми Вы утруждаете себя денно и нощно, вкладывая всю свою мудрость и великое тщание в дело, которое должно принести величайшее благо, какое только может получить живая душа; именно поэтому я не могу не помнить о том, насколько ничтожна и недостойна я в сравнении с Его Святейшеством. Что же касается Вас, то я знаю, что никакими своими достоинствами я не заслужила Ваших стараний; и все же каждый день я узнаю от своих друзей о Вашей доброте ко мне; и даже если бы сие мне было неизвестно, ежедневные доказательства Ваших дел свидетельствуют о том, что Ваши слова и письма ко мне правдивы.

Затем, покончив с подобострастными изъявлениями и слегка изменив тон, Анна намекает на вознаграждение, которое ожидает кардинала, если ему удастся достичь желаемого для нее и Генриха исхода.

Итак, мой добрый господин, надеюсь, Вы с благоразумием отнесетесь к тому, что отнюдь не все в моих силах и вряд ли я по достоинству смогу вознаградить Вас, и все же заверяю Вас, что буду действовать из благих побуждений, а после того, как это дело будет решено, Вы найдете в моем лице того, кто будет готов воздать Вам должное и служить Вам, и, когда Вы выберете то, что Вам понравится, я почту за величайшее счастье оказать Вам эту услугу. В сравнении с милостью короля я только одно могу твердо обещать Вам – мою сердечную и искреннюю любовь, которую я сохраню на всю жизнь.

В таком же духе она заканчивает «это несовершенное, но полное неподдельной искренности письмо… написанное рукою той, что просит Вашу Милость принять его в знак признательности от Вашей смиренной и покорной слуги, Анны Болейн»¹⁹.

Уолси был не из тех, кого можно было легко провести льстивыми речами, однако он понимал, что ему необходимо завоевать ее расположение. 12 февраля он отправляет двух новых агентов для встречи с папой Климентом. Один из них – его секретарь Стивен Гардинер, второй – Эдвард Фокс. Они были знакомы еще со времен учебы в Кембридже, и с самого начала договорились о том, что Гардинер возглавит миссию, а Фокс будет следовать его указаниям, «как того требует наше давнее знакомство и прочная дружба»²⁰. Они должны были как можно скорее отправиться в Орвието, взяв с собой Джона Барлоу в качестве курьера²¹.

В подробной инструкции, написанной на шестидесяти четырех страницах убористым почерком, Уолси наставлял Гардинера и Фокса: им предстояло получить безусловное разрешение на брак Генриха и вытребовать особые полномочия для Уолси и второго кардинала-легата или только одного легата, дабы окончательно решить дело о разводе. Если Климент выскажет опасения по поводу ответных действий со стороны Карла, они должны сказать ему, что Генрих готов рискнуть войском и казной для защиты Святого престола.