Кульминационный момент наступил, когда в зале появился герольдмейстер ордена Подвязки со своими герольдами. С возгласами «От королевских щедрот!» они стали бросать монеты гостям, что напомнило Анне банкет в Париже в честь коронации королевы Клод. Генрих украдкой наблюдал за происходящим через потайное отверстие, спрятавшись наверху, в укромном месте на стыке крытых галерей, справа от почетного места под балдахином, где сидела Анна. С ним были де Дентевиль и Карло Капелли⁴³.

С наступлением сумерек банкет подошел к концу, напоследок были поданы пряности, марципан и другие сладости с белым сладким вином. Анна отпила не более глотка из золотого кубка, поднесенного ей сэром Пикоком – это была последняя почетная услуга, оказанная им Анне в тот день, однако она стоила всех остальных: отпив глоток, она отдала кубок ему в качестве подарка. Затем Анна удалилась, чтобы переодеться, и вскоре отправилась на барке во дворец Уайтхолл, чтобы провести эту ночь с Генрихом⁴⁴.

В понедельник, на следующий день после коронации, начались турниры, которые оказались не столь эффектным зрелищем и обсуждались довольно сдержанно. Впрочем, де Дентевиль не обошел их вниманием. Он сообщил герцогу де Монморанси, что в них участвовали две команды, по восемь человек в каждой. Лорд Уильям Говард возглавлял команду зачинщиков, а защитники выступали под предводительством Николаса Кэрью. В заметках герольдов говорится, что «копий было сломано немного»⁴⁵. Вряд ли это имело какое-то значение, поскольку уже никто не мог оспорить тот факт, что Анна стала королевой. Генриху и Анне тогда казалось, что так и будет до конца их дней.

Положение королевской четы подразумевало, что отныне их жизнь будет протекать у всех на виду. Анна и вообразить не могла, чем обернется такая публичность. Времена тайных ухаживаний закончились, и теперь им придется самим играть в придуманной ими драме, делая ставку на успех в игре, которая вскоре будет напоминать международную партию в покер. У каждого из них были свои надежды и чаяния, однако их общая и самая главная надежда была связана с событием, которое звучало лейтмотивом всех постановок Леланда и Юдолла. Роль спасителя Англии уже не принадлежала безраздельно Генриху, теперь в ней выступала и Анна, как будущая мать, которая должна произвести на свет сына и наследника. Рождение этого ребенка ознаменует собой начало нового золотого века, как некогда новая эпоха для страны началась с коронации восемнадцатилетнего принца Генри.

Лето после коронации стало самым счастливым временем в браке Генриха и Анны. Вернувшись в Гринвич, они остались там до начала июля, а затем отправились в Суррей, где планировали спокойно провести медовый месяц¹. В этот безмятежный период их жизни Генрих старался во всем угодить своей супруге. Когда она пожелала, чтобы навес над ее троном был не хуже, чем у Генриха, он немедленно заказал для нее огромный дорогой балдахин. Если ей нужна была новая мебель для личных покоев, она получала стулья и кресла с обивкой из парчи и лакированными позолоченными набалдашниками на подлокотниках. Когда она просила заказать турецкие коврики, чтобы застелить ими полки в шкафах, или бархат для обивки скамьи в королевской часовне, ее просьбы немедленно исполнялись. Генрих распорядился выгравировать ее инициалы и герб рядом со своими на королевской посуде и украсить ими роскошные переплеты книг в королевской библиотеке². Анна не упускала случая надеть драгоценности, ранее принадлежавшие Екатерине. И хотя состояние Анны значительно приумножилось с тех пор, как ей был пожалован титул маркизы Пембрук, предоставленный ей по собственному праву, Генрих начал постепенно отбирать у Екатерины ее владения и передавать их Анне. Таким образом, новоиспеченная королева вскоре стала обладательницей домов, поместий, замков, оленьих парков, охотничьих угодий и лесов, разбросанных по всей стране³.

Екатерина осталась в прошлом, о чем ей бесцеремонно дали понять советники, которые по распоряжению Генриха во второй раз посетили ее в Амптхилле. Она приняла их, лежа на убогой постели, больная, страдающая от кашля и болей в ноге, которую она повредила, случайно наступив на булавку. Она внимательно выслушала их требование больше никогда не называть себя королевой. Отныне она была для всех лишь вдовой принца Артура и должна была официально именоваться «вдовствующей принцессой», о чем Генрих уже заявлял ранее.

Впрочем, если советники рассчитывали на то, что Екатерина слишком слаба, чтобы протестовать, то они ее явно недооценили. Собравшись с силами, она потребовала предоставить ей распоряжение короля. Подробно изучив этот текст, она решительно вычеркнула все упоминания титула «вдовствующая принцесса». Она ни за что не согласится на это и останется супругой Генриха до последнего вздоха – такова была суть ее возражений. Екатерина действительно верила в неизменность своего статуса, о чем говорит тот факт, что для всех ее слуг были заказаны новые ливреи с начальными буквами имен Генриха и Екатерины. Генриха это не остановило, и он приказал ей покинуть Амптхилл и поселиться в деревушке Бакден в Хантингдоншире на границе с пойменными лугами реки Грейт-Уз, хотя известно, что она питала отвращение к этим местам. Через год она по своей инициативе покинула Бакден и поселилась неподалеку, в семи милях, в замке Кимболтон. Это поместье, пожалованное в свое время Генрихом сэру Ричарду Уингфилду, пустовало с тех пор, как его вдова, Бриджет Уилшир, покинула эти места, выйдя замуж за сэра Николаса Харви. Там, под охраной двух человек, на которых Генрих мог положиться, она проводила дни в затворничестве, говорила в основном по-испански, отказывалась признавать тех, кто не называл ее королевой, и лишь изредка выходила на прогулку в скрытый от посторонних взглядов сад⁴.

Анна не сомневалась в успехе профранцузской дипломатии и крайне обрадовалась, получив поздравления по поводу свадьбы и беременности от Маргариты Ангулемской. Поздравления были переданы через Жана де Дентевиля в письме из Парижа от 22 июня. «Пожалуйста, потрудитесь передать эти добрые пожелания ее милости, королеве Англии,– писала Маргарита послу.– Я была счастлива услышать хорошие новости о ней от лордов Норфолка и Рочфорда»⁵. По словам Маргариты, ей было очень важно написать это письмо, поскольку она была на последних месяцах беременности, что могло помешать ей лично присутствовать на встрече в Ницце⁶. Франциск, желая поддержать Анну, прислал ей новую партию дорогих подарков: отрезы бархата, шелковые простыни и вышитые покрывала, а также великолепный паланкин специальной конструкции – такими во Франции пользовались дамы в положении. В носилки такого рода обычно впрягались три мула – Франциск позаботился прислать их вместе с подарком. Шапюи был свидетелем того, как этот груз прибыл в Англию на последней неделе июня, вместе с седлами, сбруей и прочим снаряжением для мулов. Обрадованная таким подарком, Анна немедленно пожелала испробовать его и отправилась на короткую прогулку в три мили⁷.

Анна рассчитывала на то, что Климент, видя, как крепнет союз Англии и Франции, вскоре прекратит все разговоры о «великом деле» Генриха и со временем все об этом забудут. Франциск через де Дентевиля делился с ней и Генрихом последними донесениями, которые присылали ему из Рима Габриэль де Грамон и Франсуа де Турнон. Тем временем доверенные лица Карла стали требовать, чтобы Генриха отлучили от церкви⁸. Поначалу казалось, что успех будет на стороне французов. Как сообщал мантуанский дипломат, «ни Его Святейшество, ни священная коллегия не дадут согласия [на отлучение], дабы не множить скандала», однако к концу июня расстановка сил изменилась настолько, что, казалось, Генриху не избежать анафемы. Узнав об этом, Анна обвинила Грегорио Казали в предательстве, а Генрих, который никогда не мог удержаться, чтобы не наказать тех, кто посмел отказать в чем-то его новой супруге, отстранил его от должности. Перед тем как сделать это, он приказал Казали предупредить Климента о том, что если тот осмелится ввести санкции против него, то Генрих не преминет оспорить его решение на ближайшем Вселенском соборе.