Наконец наступило время судьбоносных перемен, и произошел тот прорыв, которого Анна так ждала. 14 июля 1531 года Генрих и Анна покинули Виндзорский замок и отправились в традиционное летнее путешествие по стране, не взяв с собой Екатерину⁴⁶. В этой поездке они были вдвоем. Более того, почти весь двор был распущен до конца лета. Через месяц Екатерина получила известие о том, что Генрих намерен в ближайшее время вернуться в Виндзор, а она должна переехать в замок Мур в Хартфордшире, ранее принадлежавший Уолси. Оттуда в сопровождении всего нескольких слуг ей было велено перебраться в Истхэмпстед в Беркшире, поместье куда меньших размеров, капитальный ремонт в котором не проводился в течение многих лет. Затем она вновь вернулась в Мур. Там она пребывала в затворничестве, в то время как ее соперница примеряла на себя атрибуты королевской власти. Теперь Анна уверенно говорила о предстоящем замужестве, которое должно было состояться через три или четыре месяца, и начала принимать к себе на службу новых помощников, начав с альмонария. Им стал доктор Николас Шекстон, священник-евангелист, которого хорошо знали ее дядя, сэр Джеймс Болейн, и доктор Уильям Баттс⁴⁷.

Генрих наконец решился впредь не встречаться с Екатериной. Он был готов претворить в жизнь идеи группы из Дарем-хауса – получить развод, невзирая на осуждение Климента и апелляцию Екатерины⁴⁸. Однако при этом следовало учитывать все реальные последствия этого шага. Подвергая себя опасности в случае, если Карл решит напасть, Генрих нуждался в надежном союзнике и брате по оружию. Он понимал, что им должен стать Франциск. Англо-французский союз был актуален как никогда.

Главенствующее положение при дворе, которое раньше занимала Екатерина, – место королевы – теперь принадлежало Анне, а значит, она могла надеяться, что снова возьмет в свои руки стратегию развода и будет управлять процессом на равных с Генрихом. Никогда ее влияние не достигало таких масштабов, сопоставимых с властью, которой обладал Уолси, как в последующие полтора года. Она была готова подтолкнуть Генриха к дальнейшим действиям и добиться полного разрыва с католической церковью. Другого выхода у нее не было – от этого зависело ее будущее.

Для этого было необходимо подготовить Франциска. Анна выполнила свою часть работы еще до того, как завершилась летняя поездка 1531 года. Примерно 23 сентября, когда они с Генрихом были заняты ястребиной охотой в лесах на границе Эссекса и Хартфордшира, она пригласила Джованни Джоаккино ди Пассано, дипломата и доверенное лицо Луизы Савойской, в Хансдон отобедать с ней. Во время этой встречи они обсудили новый проект англо-французского союза, превосходивший по своей амбициозности даже Амьенский мирный договор, подготовленный в свое время Уолси. Союз, предусматривавший оказание взаимной поддержки, был направлен не столько против Карла, сколько на достижение юрисдикционной независимости от папы и обеспечение супрематии Генриха в Церкви Англии, в соответствии с принципами, изложенными в досье, подготовленном в Дарем-хаусе¹.

8 октября Франциск отправил в Англию Жана дю Белле, доверенное лицо Анны, для предварительных переговоров, и вечером 21-го числа они с Генрихом принимали дю Белле и ди Пассано за ужином, устроенным в их честь в доме Брайана Тьюка в Пирго в Эссексе. Дю Белле занял почетное место рядом с Анной и Генрихом во главе стола, а ди Пассано сидел на дальнем конце вместе с родителями Анны, ее дядей герцогом Норфолком, Стивеном Гардинером, сэром Уильямом Фицуильямом и двумя дамами, имена которых остались неизвестны. В непринужденной обстановке, царившей за ужином, затрагивались серьезные вопросы, связанные с подписанием нового договора, и сразу же после трапезы дю Белле поспешил вернуться во Францию, чтобы их обсудить².

Когда вместо ожидаемых вестей о договоре дю Белле прислал известие о смерти Луизы, скончавшейся в возрасте пятидесяти пяти лет, при дворе Генриха был объявлен траур. Фрэнсис Брайан и Эдвард Фокс узнали о случившемся, находясь в Компьене, где они оказались свидетелями того, какое горе это печальное событие причинило Маргарите Ангулемской. Став после смерти матери главным источником информации для английских дипломатов, она в беседе с Фоксом порекомендовала ему особенно пристально следить за Элеонорой, сестрой Карла и новоиспеченной супругой Франциска, чтобы понять, имели ли слухи о тайных встречах императора и французского короля реальное основание. Слухи не подтвердились, поэтому Фоксу и дю Белле было приказано вернуться в Англию³.

В завершение своей дипломатической миссии дю Белле должен был доставить в Англию – на смену ди Пассано – опытного дипломата Жиля де ла Помрэ, способного легко завоевывать доверие. Жиль де ла Помрэ свободно говорил на семи языках и был из числа умеренных сторонников религиозных реформ. Прибыв в Англию в канун Рождества, он был торжественно доставлен на королевской барке в Гринвичский дворец, где Анна и Генрих радушно принимали его в течение четырех дней. Чтобы еще больше расположить к себе нового посла и в знак особого уважения, его поселили во дворце Брайдуэлл, где, как он сообщал своему коллеге по дипломатической службе Франсуа де Дентевилю (епископу Осера, бывшему альмонарию Луизы Савойской и преемнику де Грамона в Риме), он был удостоен поистине королевского приема⁴.

Анна ликовала. Это были первые новогодние праздники, которые она проводила вместе с Генрихом, как если бы они уже были женаты – хотя они еще спали раздельно,– и она наслаждалась этим временем. Теперь в распоряжении Анны и ее растущей свиты были все освободившиеся покои королевы, что позволяло им с Генрихом, а к этому времени уже никто не сомневался в том, что они были парой, более не скрывать ее будущую роль⁵.

Как бы ни роптали про себя многие придворные по поводу того, что без Екатерины рождественские праздники уже не те, им оставалось только наблюдать за тем, как Болейны и их ближний круг бравируют близостью к королю, проводят с ним время за игрой в карты, кости и шаффлборд⁶. Во время церемонии обмена новогодними подарками презенты короля красноречиво говорили о том, кому он благоволит. Анна получила в дар комплект гобеленов изумительной красоты, затканных золотой и серебряной нитью, а также украшенный богатой вышивкой балдахин из малинового атласа, отороченный золотой и серебряной тканью. Очевидно, этим подарком Генрих хотел подчеркнуть свое нетерпение разделить с Анной ложе[85]. Генрих получил в подарок от Анны великолепный набор пиренейских копий для охоты на кабана, богато украшенных драгоценными камнями, что должно было символизировать его спортивные таланты и сексуальный потенциал. Джордж подарил королю два позолоченных «хингера» – охотничьих кинжала на бархатных подвязках, которые Генрих мог носить на поясе вокруг начавшей полнеть талии. Ответным подарком стал большой позолоченный кубок с крышкой. Томас Болейн подарил Генриху ларец, обтянутый черным бархатом, с дорогим зеркалом в золотой оправе. От матери Анны король получил стопку воротничков для рубашек с золотым и серебряным шитьем, аккуратно уложенных в вышитом ларце. Генрих подарил им обоим позолоченные кубки тонкой работы. Екатерина, несмотря на запрет писать письма и указание держаться на расстоянии 20 миль от двора, послала в подарок Генриху золотой кубок, но он отверг его. Он ничего не подарил ей и запретил делать это придворным⁷.

Брайан и Фокс были отозваны, а для продолжения переговоров с Франциском об укреплении союза во Францию отправился Стивен Гардинер, возведенный недавно в сан епископа Уинчестерского. Получив донесение от Грегорио Казали из Рима, в котором говорилось, что Генрих больше не может откладывать свое появление в консистории и должен назвать имя своего представителя, Франциск попытался убедить Климента передать дело о разводе в суд Англии. Однако, что касается союза, он медлил с решением. Он понимал, что «искренние» и «безупречные дружественные отношения», в которых его заверяли Генрих и Анна, должны опираться на военную и финансовую поддержку на случай, если Карл надумает нанести удар. Одно дело было вести войну на своих условиях и в своих интересах, и совсем другое – ввязываться в войну ради союзников⁸.