Уолси почувствовал опасность еще до своего отъезда из Франции и послал вперед Джона Кларка с заверением, что «все сделанное и достигнутое здесь призвано ускорить решение Вашего “тайного дела” в Риме» и служит «гарантией соблюдения интересов» короля⁴⁵. Примерно через час было поспешно написано второе письмо, в котором Уолси подобострастно уверяет Генриха в том, что «успех Вашего “тайного дела” – предмет моих ежедневных забот и самого искреннего желания» и что каждый день, проведенный вдали от Его Величества, ощущается как год. Он подписывает письмо так: «Писано неумелой и нетвердой рукой Вашего самого смиренного подданного, слуги и исповедника»⁴⁶.

Не успел Кларк покинуть Францию, как Уолси узнал, что Генрих за его спиной готовился обратиться к папе напрямую. Это стало началом абсолютно новой главы в истории, и главным действующим лицом в ней будет Анна⁴⁷.

1 сентября 1527 года Генрих отправил своего нового секретаря Уильяма Найта в Рим с особым поручением – тем самым, о котором «кардиналу Уолси не следовало знать». Чтобы не вызывать у кардинала лишних подозрений, Найт должен был сначала сделать остановку во Франции, где по-прежнему находился Уолси (он вернется в Англию только к концу месяца). По приезде в Италию Найт должен был представить папе Клименту проект диспенсации, или специального разрешения, на основании которого король мог вступить во второй брак, даже если первый еще не был аннулирован. Если раньше Генрих и Анна устраивали охоту друг на друга, а затем вместе забавлялись охотой на оленя или другую дичь, то теперь они преследовали добычу иного рода – в качестве трофея они рассчитывали получить согласие папы на их брак¹.

Уолси узнал об этом плане из надежных источников. Генрих грозно заявил, что ему доподлинно известно, как произошла утечка информации: «Я прекрасно знаю, кто проболтался». Предвидя скептицизм Уолси, Генрих сделал вид, что изменил тактику. В действительности же он пошел на двойную хитрость: он не только не отозвал Найта, но прислал ему переработанный вариант документа со множеством изменений и правок, предназначенный исключительно для Климента и тех, кто, по мнению Генриха, «никогда не раскроет его содержания ни одной живой душе, к каким бы хитростям ни прибегал кардинал или кто-либо другой»².

Рукопись переработанного документа не сохранилась, однако, судя по указаниям, полученным Найтом, от папы римского требовалась диспенсация, согласно которой первый брак Генриха признавался незаконным, при этом он получал право жениться на женщине, состоящей с ним в первой степени родства, то есть на той, с сестрой которой он ранее имел интимную связь. Другими словами, Генрих не хотел объявлять себя неженатым, ибо в этом случае он мог жениться на принцесс Рене. Когда Уолси, несмотря на все ухищрения Генриха, узнал о содержании второго документа, он вдруг с изумлением понял, что той, кого Генрих выбрал себе в жены, была Анна.

В декабре дело приняло новый оборот. Располагая всей информацией, Уолси теперь понимал, как обстоят дела. Полагая, что Найт не справится с заданием, он взял инициативу в свои руки и принял на службу одного итальянца, который родился в Болонье около 1496 года и уже несколько лет жил в Англии. Его звали Грегорио Казали, и он должен был представлять интересы Генриха в Ватикане. Хитрый как лис, Казали был яркой личностью, его отличала изящная небрежность (итал. sprezzatura) и макиавеллистские наклонности; несмотря на довольно скромное происхождение, он стал своим человеком для пап и кардиналов. Живя в Лондоне, он консультировал золотую молодежь при дворе Генриха по вопросам охоты и верховой езды, а самому Генриху поставлял породистых скакунов и ловчую птицу. Генрих посвятил его в рыцари и пожаловал ему золотую ливрейную цепь и пожизненный пансион³. При содействии своего кузена Виченцо Казали должен был добиться от папы издания буллы, в соответствии с которой полномочия рассмотреть дело Генриха о разводе и вынести по нему решение переходили Уолси или любому другому кардиналу, не поддерживающему Габсбургов. За это Казали должен был получить щедрую сумму – 10 000 дукатов на расходы и ежегодное жалованье 3000 крон, что превышало жалованье епископа⁴.

Доставлять письма Генриха в Италию был назначен рыжеволосый Джон Барлоу, капеллан Болейнов⁵. Сначала Барлоу отправился в Парму вслед за Найтом, который ожидал там приезда Гамбары⁶. Барлоу был примерно того же возраста, что и Анна; он родился в Эссексе и был членом совета Мертон-колледжа в Оксфорде, пока Болейн не переманил его в Хивер, где в 1525 году он стал настоятелем приходской церкви Святого Петра⁷.

Срочность и решительность мер, предпринятых для организации этой миссии, указывают на то, что Анна приобретала влияние, с которым приходилось считаться. Новый посол Карла в Лондоне, Иньиго Лопес де Мендоса, в зашифрованном донесении сообщает, что теперь более ни для кого не секрет, почему Генрих хочет развода. По его словам, весь двор гудит слухами о том, что он намерен жениться на Анне. Мендоса уже догадывался о том, что она заставила Уолси посторониться. Он приводит случай, произошедший после возвращения Уолси из Франции: Уолси отправил слугу в Ричмондский дворец, чтобы испросить аудиенцию у короля. Анна сидела подле Генриха, и, когда слуга спросил, куда следует явиться кардиналу, первой с насмешкой ответила она: «Куда же еще он может явиться? Только туда, где находится король». «Эта женщина не испытывает особой приязни к кардиналу»,– отмечает Мендоса⁸.

Несколько недель спустя Томас Мор, завершив дела во Франции, приехал в Хэмптон-корт. Генрих встретился с ним лично в галерее, где они могли поговорить наедине. По словам Мора, король попросил его «посодействовать в разрешении одного великого дела» и пустился в рассуждения о том, что его брак с Екатериной «противоречит не только действующим законам Церкви и писаному Закону Божьему, но и закону природы». Изъяны этого брака столь серьезны, что «он никоим образом не может быть допущен церковью»⁹. С этими словами Генрих открыл перед Мором Ветхий Завет и указал в Левит на то место, где говорилось о том, что мужчине запрещено жениться на вдове своего брата:

Если кто возьмет жену брата своего: это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они (Лев. 20: 21).

Генрих убеждал Мора в том, что закон, установленный Богом, не в силах изменить ни один папа римский. При этом он отвергал другой текст противоположного содержания из Второзакония, ссылаясь на то, что тот лишь отражает древний иудейский обычай «левират» (от лат. levir – деверь), по которому брат умершего, если он был холост, обязан жениться на вдове. Этот обычай, как утверждал Генрих, касается только иудеев и не распространяется на христиан¹⁰.

Неизбежная божья кара для преступных супругов в интерпретации Генриха имела гендерный подтекст. Слова из Левит «бездетны будут они» в его понимании значили «не будет у них сыновей». Он продолжил развивать эту мысль, утверждая, что совокупление с вдовой брата есть не что иное, как кровосмесительство, «в высшей степени противное закону природы». Кто заронил эту мысль в его голову?

Известно, что идея принадлежала Роберту Уэйкфилду, члену совета сначала Клэр-колледжа, а затем колледжа Святого Иоанна в Кембридже. В то время этот человек считался наиболее авторитетным знатоком иврита. Он прекрасно владел латынью, греческим, древнееврейским, арабским и арамейским и считал, что Священное Писание можно толковать правильно, лишь читая тексты Ветхого Завета на языке оригинала. Однако Уэйкфилд возник не сам по себе. Проводниками этих революционных идей стали Болейны, которые сначала сами оценили его, а потом обратили на него внимание Генриха. Отец Анны был его покровителем, а ее дядя, сэр Джеймс Болейн, когда-то учился у него в Кембридже¹¹.