Сэр, я пишу письмо моей кузине Анне, однако не осмеливаюсь написать ей правду, поскольку не знаю, будет ли Ваша Милость довольна тем, что она так скоро обо всем узнает; впрочем, в письме я сообщил ей о своей уверенности в том, что Ваша Милость посвятит ее во все наши новости²⁹.

В заключительном донесении Гардинера от 4 мая было еще больше плохих новостей. «Прилагаю весь мой скудный ум и знания, чтобы добиться от папы хоть какой-то части исполнения желаний Вашего Величества,– пишет он,– однако [мы] видим, что теперь под вопрос поставлены полномочия легатов»³⁰. Внезапно начавшиеся разговоры о том, чтобы лишить легатов права провести слушание по делу о разводе, вызвали тревогу. Генрих и Анна решили, что больше медлить нельзя, и дали указание Уолси вызвать Кампеджи и незамедлительно вынести решение по делу о браке короля, воспользовавшись теми полномочиями, которые им были предоставлены ранее.

22 мая дю Белле проинформировал Монморанси о состоянии дел: «Положение Уолси критическое. Герцоги Саффолк и Норфолк настроены против него, ибо уверены, что, если бы он действительно хотел содействовать браку короля [с Анной], он бы действовал с большим усердием». Кавендиш пишет об этом так: «Герцоги затеяли опасную игру и, сговорившись с леди Анной Болейн, затаились и выжидали удобного момента или случая, чтобы поймать кардинала в ловушку [западню]»³¹.

По просьбе Анны Генрих отозвал агентов Уолси Джона Тейлора и сэра Джона Рассела из Франции. Вместо них через Ла-Манш отправились Саффолк и Уильям Фицуильям. Король приказал им встретиться с Франциском и его матерью и предложить им от его имени любую помощь и содействие для выкупа сыновей французского короля, которые все еще находились в заложниках в Испании, в обмен на то, что Франциск и Луиза уговорят Климента вынести «окончательное решение» по делу о разводе. Кроме того, Генрих дал своему зятю секретное поручение – выявить тех предателей, о которых его предупреждал Брайан. Для Саффолка это была беспрецедентная возможность изобличить Уолси³².

Вскоре Генрих окончательно утвердил текст объемом 6500 слов, предназначенный для предъявления в легатском суде. Этот документ, за основу которого была взята «Королевская книга», представлял собой рукописное ходатайство о разводе (лат. libellus), в котором излагалась суть прошения, предназначенного для оглашения в суде. Окончательный вариант этой рукописи был впоследствии передан в библиотеку Тринити-колледжа в Кембридже, где он пролежал в безвестности до 1984 года. На шестнадцати листах из велени[77] по двадцать шесть строк на странице, написанных искусной рукой мастера-переписчика, подробно анализируется запрет из Левит, которому, по мнению Генриха, следует смиренно подчиниться³³.

31 мая 1529 года Уолси и Кампеджи открыли заседание церковного трибунала в Парламентском зале в Блэкфрайерс, а 18 июня вызвали Генриха и Екатерину. К этому времени Генрих в целях соблюдения приличий отослал Анну в дом ее отца в Лондоне. В последнее время влюбленные были неразлучны. По замечанию дю Белле, он бы не удивился, если бы Анна оказалась в положении. Не в силах жить в разлуке, Генрих, путешествуя по Темзе, сделал остановку, чтобы повидаться с ней, при этом официально он объяснил свое решение тем, что хотел дождаться отлива, чтобы безопасно пройти под Лондонским мостом³⁴.

Накануне открытого заседания суда Екатерина обратилась к папе римскому с просьбой отложить слушание, однако судьи отклонили ее просьбу³⁵. Когда процесс начался, Генрих занял место под балдахином из золотой парчи справа от легатов. Екатерина разместилась слева от них. Когда ее вызвали, она прошла через весь зал и опустилась на колени перед королем в театральной позе, которую Кавендиш запечатлел в своих воспоминаниях.

«Сэр, – заговорила она на ломаном английском, – я заклинаю Вас во имя той любви, которая была между нами, и ради всего святого, позвольте мне отстоять справедливость и правоту».

Я призываю Бога и весь мир в свидетели. Я была Вам верной, послушной и смиренной женой, всегда готовой подчиниться Вашей воле и доставить Вам радость; которая никогда ничего не говорила и не делала против Вашего слова, которая всегда была довольна всем, что доставляло удовольствие и веселье Вам, как в малом, так и в большом; я никогда не роптала ни словом, ни выражением лица и не выказывала ни малейшего намека на недовольство³⁶.

Она настоятельно просила супруга избавить ее от «поспешных решений этого нового суда», пока она не получит «от своих друзей в Испании совета и наставления», которым она намерена следовать. Наконец, склонившись перед ним в смиренном поклоне, она умоляла его подумать о ее чести, чести ее дочери и его собственной. «Вверяю свое дело Богу»,– произнесла она, после чего поднялась с колен, сделала глубокий реверанс и вышла из зала с высоко поднятой головой³⁷.

Трижды судебный глашатай призывал ее вернуться, но она не ответила. Когда настал черед говорить Генриху, он повторил свое заявление, основанное на том, что он действует не «из-за какой-либо плотской похоти или неприязни к личности и возрасту королевы», а по причине искренних сомнений и «угрызений совести» в отношении своего брака. После этого он с жаром пустился цитировать свое ходатайство о разводе и вручил легатам законченную рукопись³⁸.

В отсутствие Екатерины юристам, представлявшим ее интересы, в частности Джону Фишеру, было поручено развалить дело Генриха. Фишер своим красноречивым выступлением на пятом заседании суда 28 июня, в котором он, опираясь на дату церковного календаря (это было после Рождества Иоанна Предтечи), прогневал Генриха тем, что сравнил его с библейским королем Иродом, который приказал обезглавить Иоанна Крестителя, осудившего его за развод с женой. Затем он передал легатам документ объемом 16 000 слов, в котором оспаривалось ходатайство Генриха³⁹.

Следующим этапом стало выступление свидетелей. Поскольку Генриху и Анне было крайне важно доказать, что первый брак Екатерины был консумирован, одним из первых был опрошен Уильям Томас, некогда камергер личных покоев принца Артура, который впоследствии перешел на службу к Генриху и был возведен в рыцари после битвы при Турне. На момент суда он уже отошел от дел и поселился в Уэльсе. Ему было «лет пятьдесят или около того», однако он помнил, как сопровождал уже женатого принца Артура, одетого в ночную рубашку, до дверей спальни принцессы часто и много раз, после чего он [Артур] входил в спальню и оставался там на ночь, а утром Томас встречал его у тех же дверей.

Как в Лондоне, так и в Ладлоу, Екатерина и Артур, «насколько ему известно, продолжали жить вместе как муж и жена, принц и принцесса Уэльские, на протяжении пяти месяцев или около того»⁴⁰.

Еще один свидетель, сэр Энтони Уиллоуби, в прошлом состоявший на службе у принца Артура, рассказал о том, как Артур, выйдя к завтраку после брачной ночи, попросил подать ему эля, добавив при этом: «Уиллоуби, подай-ка мне кубок эля, ибо этой ночью я побывал в самом центре Испании». Герцог Саффолк, поспешивший вернуться из Франции, чтобы выступить на суде, подтвердил эти слова. Неудивительно, что отец Анны также поклялся, что был свидетелем этого случая. Все, словно сговорившись, даже не допускали мысли о том, что со стороны юного Артура это могла быть обычная бравада подростка, который хвастался своими подвигами в постели в мужской компании придворных, посмеивавшихся над ним. Только граф Шрусбери, тесть Гарри Перси и один из верных сторонников королевы, остался при своем мнении, не желая рисковать⁴¹.

Тем временем на международной арене вновь произошли события, повлиявшие на дальнейший ход истории. Луиза Савойская и Маргарита Австрийская начали за спиной у Генриха переговоры о франко-габсбургском мире. Герцог Саффолк во время пребывания во Франции сделал все, чтобы расстроить эти планы, однако ему это не удалось, и он был вынужден признать свое позорное фиаско. Уолси хотел как можно скорее отправиться в Камбре, чтобы успеть к началу официальных переговоров, однако для этого пришлось бы приостановить слушания церковного трибунала, и Генрих послал вместо него епископа Катберта Тансталла и Томаса Мора. Почувствовав опасность, Уолси через дю Белле обратился к Франциску, чтобы тот заставил Климента немедленно дать разрешение на развод⁴².