Самые злобные обвинения звучали в придворных кулуарах. Элизабет Амадас, вдова предшественника Кромвеля на посту хранителя королевских драгоценностей, говорила про Анну: «Мою госпожу Анну следует сжечь на костре как блудницу». Она утверждала, что Генри Норрис был «сводником между ней и королем», что король «держал при себе и мать, и дочь», а отец Анны «был сводником и для своей жены, и для обеих дочерей»¹⁷.

В январе 1534 года, через три недели после Крещения, Анна сообщила мужу о том, что снова беременна. На этот раз точно должен был родиться мальчик¹⁸. Готовясь к появлению сына, Генрих заказал Корнелиусу Хейсу «большую парадную колыбель» из чистого серебра, украшенную розами и драгоценными камнями. Следующая запись в книге расходов – плата Гольбейну за роспись стен королевской детской фигурами Адама и Евы. Также в сделанный Генрихом заказ входили постельное белье с богатой вышивкой и покрывало из золотой парчи. Кроме того, в Элтемском дворце к «появлению на свет принца» был сооружен железный каркас для балдахина над колыбелью, а сама детская была выкрашена желтой охрой. Анна тем временем решила, что в ожидании родов ей понадобится подходящее чтение, и Хейсу, помимо платы за колыбель, выдали 4 фунта на переплет двух книг (названия которых неизвестны) и еще 6 шиллингов на отделку их позолоченным серебром. Уильям Локк получил 43 шиллинга и 9 пенсов за бархатную обложку для них¹⁹.

Будучи совершенно уверенной в том, что родится мальчик, Анна заказала медаль со своим портретом к его рождению. Единственный уцелевший экземпляр портретной медали, отчеканенный в свинце, имеет сильные повреждения, напоминающие следы удара молотком. На портрете Анна изображена с поворотом головы в три четверти, в непривычном для нее английском гейбле на голове и в платье с прямоугольным вырезом. На платье нет воротника, съемные рукава плотно облегают руки выше локтя, а с верхнего ряда двойного жемчужного ожерелья свисает наперсный крест. Анна тщательно продумала этот наряд: она хотела предстать в образе истинной англичанки, предпочитающей английский стиль в одежде, вопреки сложившемуся мнению о ее франкофильских пристрастиях²⁰. На медали имеется латинская монограмма AR (лат. Anna Regina – Анна Королева) и ее девиз «Счастливейшая», а также указан год изготовления – 1534. Из-за повреждений оказался слегка расплющен нос и практически уничтожены левая щека и глаз, однако отчетливо видны овал лица, гордо выпрямленная шея, твердый волевой подбородок и высокие скулы²¹.

Новость о беременности Анны не разглашалась до Великого четверга на Страстной неделе, когда Генрих и Анна должны были по традиции раздавать кольца, оберегающие от судорог и эпилепсии. Джордж Тейлор поделился новостями с леди Лайл: «Его Величество король и королева веселы и пребывают в добром здравии, благодаря Господу нашему, и у Королевы уже округлился живот – мы молимся Богу, чтобы он послал нам принца». Шапюи мрачно сообщал Карлу, что Анна находится «в таком состоянии здоровья и возрасте, которые позволят ей иметь еще много детей». Болейнам и Генриху оставалось только надеяться на то, что этим прогнозам будет суждено осуществиться²².

В Страстную пятницу в Лондон на пять дней с особой миссией вернулся Жиль де ла Помрэ. Он служил экономом при дворе короля Франциска и представлял большой интерес для Генриха и Анны, поскольку его непосредственным патроном теперь был король, а не герцог де Монморанси. В подтверждение того, что былые разногласия забыты, Генрих распорядился послать ему в подарок 300 золотых экю²³. Анна тоже приложила немало усилий, желая доставить удовольствие королевскому посланнику. Во вторник на Пасхальной неделе она пригласила его в Элтемский дворец, чтобы показать принцессу Елизавету. Сначала он увидел малютку в «парадной колыбели»: она лежала в наряде из золотой парчи на одеяле, подбитом мехом горностая, и под балдахином из ткани малинового цвета, украшенной золотыми геральдическими знаками и гербами. А затем ее показали «совершенно нагой» (фр. toute nue).

Анна ясно дала понять свои намерения: она хотела обручить дочь с французским принцем, как только той исполнится двенадцать. С ее стороны это был своеобразный первый шаг на пути к восстановлению англо-французского альянса после ряда неудач предыдущего года. Она вынашивала планы о новом англо-французском саммите, который должен был состояться в Кале уже летом и в котором она предполагала участвовать наравне с двумя монархами. В преддверии готовящейся встречи Генрих заказал чрезвычайно дорогостоящую переделку королевской резиденции при Казначействе в Кале, где должны были разместиться Франциск и он с Анной. Апартаменты короля и королевы предполагалось полностью обновить. Для Франциска начали строить отдельное крыло c внутренним двором. В этом крыле планировалось разместить большой зал, обеденный зал, личные покои, спальню, галерею, гардеробную, специальное закрытое помещение, где король мог уединиться, чтобы послушать мессу, отдельные кухни с примыкающим к ним садом. Для большего удобства рядом со спальней было предусмотрено особое помещение для личных нужд – туалет, а дополнительные отхожие места для придворных и слуг должны были находиться снаружи²⁴.

Генрих отправил Джорджа Болейна в сопровождения сэра Уильяма Фицуильяма во Францию с четвертой миссией – завершить подготовку к саммиту²⁵. Франциск быстро согласился на предложение Анны о встрече, однако был немногословен. За несколько месяцев до этого Париж и большую часть Франции охватили волнения, вызванные тем, что новый ректор Сорбонны и один из лидеров реформаторского движения Николя Коп бежал в протестантский Базель. Выступив в Париже с провокационной речью, он был вынужден спасаться от преследований. Маргарита Ангулемская, которая радушно встретила Джорджа Болейна и Уильяма Фицуильяма и подарила каждому из них по золотому кубку с крышкой, понимала, что находится меж двух огней. Ее протеже и альмонарий Жерар Руссель, выдающийся последователь Жака Лефевра д’Этапля и член круга Мо, был обвинен в ереси, которую он распространял в своих проповедях во время Великого поста. За побегом Копа последовало около трехсот арестов, завершившихся в октябре 1534 года так называемым Делом о листовках (фр. Affaire des Placards), когда гугенотские листовки с критикой католической мессы стали появляться в Париже, а также в пяти крупных городах и даже в Амбуазе, где в это время находился Франциск. В Париже распространились пугающие слухи о том, что сторонники Реформации собираются разграбить Лувр, сжечь церкви и устроить массовую резню правоверных католиков²⁶.

Франциск направил все усилия на то, чтобы доказать свою приверженность устоям католической веры, а франкофильская политика Болейнов на время потеряла для него актуальность. Генрих, сомневаясь в необходимости саммита, предложенного Анной, решил не спешить и перенес встречу в верхах с июля на август, а потом – на сентябрь. Все закончилось тем, что он снова отправил Джорджа во Францию, предварительно проинструктировав его о необходимости отложить встречу до апреля следующего года. Во избежание вопросов и подозрений Джордж должен был представить дело так, что все отсрочки делались якобы по просьбе его сестры, которая была уже на «большом сроке» и не могла путешествовать. В отношении Маргариты Джордж должен был объяснить, что для Анны она всегда была «горячо любимой принцессой, и она не сомневается, что та поймет ее и на этот раз», он также должен был «впустить ее в тайники души королевы, дабы понятны стали причины, сподвигнувшие Ее Величество столь активно ходатайствовать в этом деле». Ибо Анна, как уверял Генрих, «ничего не желала так страстно… как общества [Маргариты], для встречи с которой было больше причин, чем можно себе представить»²⁷.

Лично проверив и подписав указания для Джорджа, он еще раз остановился на том, как тот должен построить свою речь, чтобы Франциск «не пронюхал», что в отсрочках замешан сам Генрих, и поверил в то, что перенос сроков произошел по инициативе Анны²⁸.