— Именно! И только так они это все и воспринимают, и я не могу их за это осуждать.

— Эти сволочи просто выполняют свою работу, — подтвердил Бономи.

— Так на чьей же ты стороне, Винс, на их или на моей?

— Я и не знал, что тут две стороны в этом кризисе.

Тут позвонил главкомстратав, и после короткой дискуссии Стивенс нехотя дал свое согласие на штурм. Менее чем через две минуты генерал Стюарт С. Вудсайд перезвонил с просьбой дать согласие ввести четвертую степень обороноспособности. Будучи весьма искушенным мастером торга, каким и полагалось быть председателю комитета начальников штабов, он сначала просил третий уровень и в итоге «согласился» на четвертый.

В 22.49 (по вашингтонскому времени) вооруженные силы США в разных частях земного шара получили зашифрованный радиосигнал, предписывающий повысить обороноготовность до четвертого уровня.

Это сообщение было, разумеется, перехвачено и записано первоклассным оборудованием пунктов радиоперехвата советских и китайских разведывательных учреждений. Семь различных подразделений «электронного прослушивания» в Европе и Азии плюс два русских траулера, курсирующих вдоль берегов Новой Англии и Аляски, ощетинив свои многочисленные антенны, запеленговали и передали это сообщение в свои штабы. Через несколько часов опытнейшие шифровальщики в Москве и Пекине засели за головоломную работу, мобилизовав свои мозги и машины для расшифровки тайного смысла этого послания.

— Поехали! — сказал генерал Стоунсайфер пышущему здоровьем майору, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании, которое длилось, похоже, куда больше двух часов. — Нам сказали: «поехали»!

Майор Дж. С. Лебо, у которого были отменные рефлексы вдобавок к знакам отличия воздушно-десантных войск и еще живые воспоминания о ландшафте близ восточной границы Камбоджи, «поехал». Сначала он отдал честь, а затем покинул кабинет Стоунсайфера и направился к джипу, который повез его на вертолетную площадку, расположенную в трех четвертях мили от здания штаба.

— Пора поднимать задницу, Норм! — гаркнул он колоритным новоорлеанским говорком.

Капитан Норман Типпетт, бывший всего лишь несколькими годами моложе и имевший еще более колоритный южный акцент, радостно просиял. Его лицо продолжало сиять, когда он отдал приказ сержанту: «Поднимай этих м…в!» Солдаты воздушно-десантного взвода, высыпавшие из ближайшего «караульного домика», рысцой устремились к двум ожидающим вертолетам и загрузились внутрь со своими автоматами, канатами и прочими штурмовыми приспособлениями.

— До встречи на крыше, Норм! — крикнул Лебо. Типпетт наблюдал, как последний солдат из его отделения залез в вертолет. — Погоди-ка, вот и наши спецстрелки — точно по расписанию!

Шестеро солдат выскочили из фургона — трое несли по пулемету, двое тащили металлические контейнеры, перехваченные ремнями. Шестой держал в руке планшетку и всем своим видом излучал деловитое трезвомыслие. Увидев эту картину, Лебо сделал вывод, что троим автоматчикам вменяется прикрывать двоих носильщиков ядерных зарядов, а тот, что с планшеткой, — командир. Прослужил несколько лет в сухопутных войсках.

У этого майора напрочь отсутствовало чувство истории. Ему впервые предстояло использовать «Тип 133А» в бою и впервые использовать ядерное оружие в западном полушарии. В такой исторический момент выражаться столь вульгарно… мда, все это было весьма печально.

— Один ящик твой, Норм, — заявил Лебо, — и смотри, обращайся с ним понежнее, я за него только что расписался. Ты меня понял: понежнее с этой штукой!

— Есть, сэр! Это ведь «Тип 133А»?

— Разорви мои кишки — точно «Тип 133А»!

Весьма печально…

— Нам выделили две штуки на тот случай, если одна из «стрекозок» выпадет в осадок, Норм, — объяснял Лебо. — Так что если моей «стрекозке» не повезет, бери свой ящик и неси его прямиком к той сраной стальной дверце в «яме», усек?

— Поставить таймер на десять минут и сваливать, так?

Лебо похлопал его по плечу.

— Хороший мальчик! Я же вам говорил, полковник, он знает, что делать. Итак, полковник, вы получили свою квитанцию, все путем и комар носу не подточит, а я получил ваши расчудесные ящички. Буду вам очень обязан, сэр, если вы сделаете пару шажочков назад, потому как через две минутки мы взлетим, а эти чертовы стрекозки подымают тучу пыли и ветра.

Полковник вдруг подумал, не пожелать ли им удачи.

В подобные исторические моменты всегда надо сказать что-нибудь подходящее, и уж коли такая мысль не пришла в голову этому невеже-десантнику, то инициативу следовало взять представителю 26-й роты специального вооружения.

— Майор Лебо! — начал полковник.

— До встречи! — заорал здоровяк-майор, и тут же рев двигателей заглушил все прочие звуки.

Печальный человек с планшеткой отошел ярдов на тридцать, и проводил взглядом вертолеты, взмывшие в воздух и растворившиеся во мраке ночи. Луна не появлялась, так как рваные клочья туч заволокли все небо, для атаки это было очень хорошо.

Вертолеты взбирались все выше и выше, их сигнальные огни мерцали во тьме точно крохотные рукотворные звезды. Полковник подразделения специальных вооружений смотрел ввысь, пока красные мерцающие точки не растаяли во тьме, и только потом он взглянул на часы.

Было 23.50 по местному времени, а через десять минут в «военный кабинет» Комитета начальников штабов в Пентагоне поступило сообщение, что все наземные телефонные линии, соединяющие Западный Берлин с внешним миром, вырубились.

— Вертолеты в воздухе! — доложил генерал Стоунсайфер по линии прямой связи в штаб САК в Небраске.

Это сообщение услышал Маккензи и члены его боевого штаба, услышал президент Стивенси его помощник Бономи, услышал и генерал К. О. Уорсоу, а также все, за исключением одного, члены комитета начальников штабов. Командующий корпусом морской пехоты генерал Н. Д. «Гончий» Питчер, все еще находился в военно-морском госпитале в Бетезде после перенесенной операции на желчном пузыре. Его замещал первый заместитель и зорко блюл законные интересы вверенного ему корпуса, на которые вечно посягали эти ублюдки из других родов войск. В «боевом кабинете» комитета также находились еще трое: министр обороны Дарби, глава Разведывательного управления министерства обороны и Ивен Майклсон. Майклсон предпочел бы следить за развитием событий из своего кабинета в штаб-квартире ЦРУ, но военные наотрез отказались установить прямую связь с Лэнгли по соображениям строжайшей секретности. Возможно, это только предлог, размышлял Майклсон, отговорка, имеющая своей целью выиграть очередное сражение в бесконечной межведомственной партизанской войне.

Он не ошибся.

В «боевом кабинете» не присутствовали ни члены фронта женского освобождения, ни члены руководящих органов «Студентов за демократическое общество», ни «Черные пантеры», ни «Дочери американской революции», ни члены польской миссии при ООН, ни даже члены рок-группы «Джефферсон-эйрплейн». В кабинете Пентагона собрались лишь представители узкого круга истеблишмента: ни одного младше сорока пяти, ни одного с бородой, ни одного с индейской налобной повязкой.

Правильно мыслящие и озабоченные.

Весьма и весьма озабоченные.

Об этом можно было судить по их напряженным сумрачным лицам.

— К телефону не подзывать! — распорядился председатель Комитета начальников штабов. — Это строгий приказ, полковник, — он обращался к своему адъютанту. — Я не хочу, чтобы нас прерывали или отвлекали от… если, конечно, это не будет сообщение НОРАД о ядерном нападении русских… или что-то столь же срочное. Вы меня поняли?

— Так точно, сэр!

— Отлично. Теперь соедините меня с командиром ударной группы «Иерихон».

«Иерихон» было кодовым обозначением частей быстрого развертывания, окружавших «Гадюку-3».

— Спутниковая телевизионная связь в рабочем режиме, сэр, — доложил майор корпуса связи. — Картинка сейчас появится на втором экране. Вот и она — видимость четкая.