И вдруг он вспомнил и сразу догадался, кто бы это мог быть.

Да, теперь он узнал и голос.

Этот голос принадлежал эффектной горластой блондинке — солистке оркестра.

Джуди… Джуди как ее… Джуди Эллис.

Да, это была Джуди Эллис.

Но почему Джуди Эллис это сделала? Что заставило ее так рисковать ради вооруженных грабителей?

Все это было необъяснимо — если только для Джуди Эллис они не были незнакомыми грабителями. Эта догадка привела Уиллистона в еще большее замешательство, ибо он не помнил, чтобы когда-либо встречал ее или слышал ее имя раньше. Надо спросить у остальных, а потом уж решать, что с ней делать.

На нее нельзя просто махнуть рукой — ведь если она их знает, она представляет опасность.

Это, во всяком случае, уж точно.

Кто она, на кого она работает — эти вопросы оставались тревожной тайной, которая мучила профессора Эндрю Уиллистона до тех пор, пока его наконец не одолел сон.

— Я понимаю, что в рабочие дни плата за междугородный выше, чем по выходным, но мне показалось, дело не терпит до воскресенья, Бад, — говорил человек, звонивший каждую неделю в Атланту. — В конце концов, я же плачу, а не ты… Нет-нет, я звоню вовсе не потому, что мне тут одиноко или потому что я скучаю по моей лапочке. Я звоню рассказать, что у нас вчера произошло. Говоря коротко и даже с афористическим изяществом, старый сквалыга подавился… Это старая шутка, Бад. Но, если ты ее не знаешь, я не буду тебе сейчас ее рассказывать — это мне обойдется слишком дорого. Я же не штампую эти четвертаки, сам понимаешь.

Он выглянул из телефонной будки на желтый «мустанг», едва не плавящийся под лучами утреннего солнца.

— Бад, люди, о которых я тебе писал, оказывается, такие энергичные и такие затейники — у них армейские автоматы! — продолжал он. — И зажигательные мины. Нет, я тебе лапшу не вешаю. Я не кручу тебе мозги и не шуткую, идиот ты несчастный! Бад, тут все слишком круто, чтобы изъясняться с тобой на этом дурацком сюсюкающем жаргоне. Все это уже похоже на настоящую войну в чикагском духе, и если ты слишком юн, чтобы помнить, что это такое, вспомни о вендетте между Галло и Профаччи пару лет назад… Да, в Бруклине. Слушай, вчера вечером эти ковбои ворвались в «Фан парлор» с автоматами и целым арсеналом офигительных «железок». Гранаты со слезоточивым газом — и все в таком духе. Я тут слышал, что у них на автоматах были глушители — представляешь! Даже у нас нет автоматов с глушителями!

Было еще только без десяти десять утра, но солнце уже палило нещадно, и, потея в телефонной будке, он то и дело отирал пот со лба.

— Это очень крупная рыба, Бад, — продолжал он, — а у Пикелиса тоже организация дай Боже! И мне очень не улыбается перспектива быть взятым за задницу в самый разгар событий — да еще когда я тут один… Конечно, я боюсь! Я же не Джон Уэйн, и не Ричард Бартон, и не Жан-Поль Бельмондо! И к тому же я еще не видел окончательного варианта сценария. Все, что мне известно, это то, что меня, может быть, «уложат» в следующем эпизоде, а я еще слишком молод, чтобы умирать… Спокойствие? Тебе-то легко убеждать меня сохранять спокойствие, ты же сидишь в паре сотен миль от этого пекла. Может, и нет. Может, у этих пришлых ребят есть радиоуправляемые ракеты, откуда я знаю? Меня теперь уже это не удивит… Нет, правда. Все, что они делают, меня очень удивляет — и пугает… Терпеть не могу сюрпризов… Нет, я не знаю, сколько их, но я-то один, и шансы у меня хреновые. Мне было бы спокойнее, если бы рядом оказались девять членов нашей семьи — с пушками, мортирами и гаубицами. Четырнадцать — это было бы еще приятнее — и поддержка с воздуха… ага, расскажи это боссу. Скажи ему, что мне нужно подкрепление… Послушай, Бад, проблема вовсе не в этом! С этим у меня все в порядке. Снять девку здесь совсем не проблема. Я пользуюсь успехом, я нравлюсь, и к тому же мне известно по меньшей мере семь веселых домов в городе.

Он помолчал и снова поглядел на стоящий рядом с будкой желтый «мустанг». Кожа сиденья, верно, перегрелась и потрескается.

— Нет, трупов пока нет, но это дело ближайших дней, — предупредил он. — Бад, эти ребята собираются разгрохать всю организацию Пикелиса, и он не сможет им… А ты лучше поверь! Слушай, пришли-ка сюда еще подмоги, или я буду очень сильно плакать. Повторяю по буквам. П-о-д-м-о-г-а — все заглавными буквами, с восклицательным знаком в конце… Очч-чень смешно, ты хочешь разбить мне сердце… Слушай, ты, Чарли Чаплин, ты бы не стал так гнусно шутить, окажись ты тут один…

В этот момент разговор прервали.

— Доплатите семьдесят пять центов, пожалуйста, — проворковала телефонистка.

— Я еще позвоню в воскресенье, если останусь жив, — пообещал человек в телефонной будке и повесил трубку.

Он вышел на улицу и услышал, как церковные куранты пробили десять.

А в восьми милях от телефонной будки в самом центре Парадайз-сити секретарь суда Арнольд Тиббет нараспев объявил:

— Внимание! Высокий суд округа Джефферсон открывает свое заседание. Председательствующий — его честь судья Ральф М. Гиллис. Прошу встать!

— Суд идет! — предсказал Келлехер.

В огромный зал судебных заседаний набилась толпа официальных лиц, полицейских, репортеров и зевак, пришедших на сенсационный процесс. Если верить городским сплетням, процесс обещал быть гнуснее шведской порнухи. Никто из ста шестидесяти присутствующих не обратил особого внимания на трех белых мужчин, сидящих рядом с преподобным Эзрой Снеллом в восьмом ряду. Судья Гиллис, с тройным подбородком и торжественным взглядом, в бифокальных очках в золотой оправе и в развевающейся мантии, показался в зале и прошествовал к своему креслу с высокой спинкой, и весь зал стоя почтительно его приветствовал.

По залу прошелестел ропот — зрители предвкушали занятное зрелище.

Судья Гиллис махнул рукой секретарю, и тот по привычке зычно потребовал «тишины в зале».

Гиллис кивнул и взглянул на стол обвинителя, за которым восседал окружной прокурор округа Джефферсон Рис Эверетт — очень импозантно выглядящий в своем новом сером костюме, — в окружении двух короткостриженных ассистентов. Судья с первого взгляда понял, что «старик Рис» уже под парами и готов ринуться в бой, исполненный клокочущей энергии и риторического дара, всегда посещавшего его перед всякой возможностью заявить о себе в прессе и в людской молве.

Гиллис вряд ли мог его осуждать за это, он ведь и сам был окружным прокурором перед тем, как восемь с половиной лет назад был удостоен чести занять судейское кресло. Судья откинулся на спинку, обвел взглядом зал суда и моргнул, приметив около Снелла белого мужчину.

О Боже.

О Боже, Боже, Боже!

Да, это точно он собственной персоной. Судья Гиллис сразу узнал длинные седоватые локоны, знаменитую крупной лепки голову, которую неоднократно видел на телеэкране в передачах новостей.

Это был он, и ясное дело, он приехал сюда не просто поглазеть. Он бы не стал приезжать просто так. Это был тигр, жестоко и кровожадно растерзавший не один десяток прокуроров, попавшихся у него на пути и пожранных им с аппетитом. Это был людоед, этот адвокат. Ну, это будет тот еще процесс! И на какое-то мгновение судья захотел было даже подозвать к себе «старика Риса» и упредить его. Нет, «старик Рис» уже вон как копытом бьет — и Гиллис решил дать тому возможность самому все испытать на собственной шкуре. Это будет мучительный урок, подумал Гиллис, но должен же «старик Рис» когда-нибудь столкнуться с реалиями настоящей жизни после всех долгих лет сладкого житья-бытья в оранжерейной атмосфере исправно функционирующей империи Пикелиса. Пусть «старик Рис» набьет себе наконец шишек — может, он немного и повзрослеет, злорадно решил судья.

Эверетт, мэр, Мартон и лично Джон Пикелис не ведали, какой их ожидает сюрприз. Судья Гиллис приложит все старания, чтобы вести процесс в нужном русле, как они от него и ожидали, но трезво мыслящий человек в судейском кресле понимал, что с его участием в деле этот процесс может растянуться на многие недели, а если — нет, когда этот негр будет осужден, он подаст апелляцию в Верховный суд Соединенных Штатов. Такая перспектива его даже возбуждала: ни одно из дел, рассматривавшихся судьей Ральфом Гиллисом, никогда не передавалось на рассмотрение Верховного суда страны. Верховный суд Соединенных Штатов — это что-то! Говорят, он не проиграл в Верховном суде ни одной своей апелляции по делам об убийстве — потрясающий послужной список!