— Раз! — объявил Делл, перерубив контакт первого «блокиратора».

Только тогда Пауэлл осознал, как он сам тяжело и шумно дышит…

В девяти милях от «Гадюки-3» коренастый краснолицый фермер по имени Саймон Лиффи дышал тоже тяжело и шумно, вглядываясь в нескончаемый дождь. Плохая видимость была единственной причиной дискомфорта и раздражения Лиффи, своего рода аккомпанементом к нескончаемому нытью его пронзительноголосой жены, восседающей рядом с ним на переднем сиденье «доджа»-пикапа. Поездки вместе со сварливой и вечно всем недовольной Эммой Лиффи всегда были для него сущей пыткой, ибо она постоянно порывалась давать ему советы — как правило, дурацкие — по любому поводу, причем сегодня на нее напал особенно критический стих, потому что «крайслер» не завелся, и она глубоко переживала эту ущемляющую ее чувство собственного достоинства поездку в церковь в пикапе. «Это меня глубоко задевает!» — в тридцатый раз заявила она мужу, во всем виня его безалаберность.

— Это глубоко унизительно! — со скорбным лицом настаивала набожная прихожанка.

Лиффи ничего не говорил, ибо что можно сказать сорокалетней бестолковой тетке, когда она уже разразилась своей страстной тирадой. Она была дура, такая же, как и ее дурацкая шляпка, которую она надевала в церковь и по другим особым случаям, ибо однажды увидела такую шляпку в одном из своих любимых дурацких журналов.

— Ну вот, теперь мы опоздаем! — жаловалась она, точно Саймон Лиффи специально подстроил поломку автомобиля, и эту мерзкую погоду, и вообще все напасти. Он понял, что она будет канючить так целый день — гундявить и гундявить до вечера. Она была способна не закрывать рта часами. Возможно, она не закроет свою варежку до самого футбольного репортажа, которого Саймон с нетерпением дожидался всю неделю. Такое с ней уже бывало. Но только не сегодня, мрачно решил он про себя, подавив искушение ей ответить. Не сегодня, когда «Джетс» встречаются с «Оклендцами». Любая же реплика или комментарий только подольет масла в огонь, уверял он себя, пристально всматриваясь в мокрое шоссе.

— А это что? — вдруг спросила Эмма. — Ты только посмотри, Саймон! — добавила она, не дожидаясь ответа мужа.

Это была еще одна ее дурацкая привычка — бессознательная, но от того не менее раздражающая. Сначала он ничего впереди не увидел, но затем заметил слева от шоссе белую фигуру. Глаза у этой женщины остры, как и ее язык, горестно подумал Лиффи, пытаясь разобрать, что там такое.

— Мужчина! — определил фермер и машинально сбавил газ. — Мужчина… в исподнем.

— Наверное, пьяный! — бросила Эмма Лиффи. — Ты только посмотри, как его шатает! Пьяный или псих. Поехали, поехали, Саймон!

Вероятно, она была права, что казалось совершенно невероятным, ибо она почти всегда ошибалась. Возможно, парень болен или попал в беду, думал Саймон, но тем не менее нажал на акселератор. У нее был пунктик — подбирать на дороге случайных людей, и Саймон Лиффи не собирался угробить весь день — и игру! — сделав остановку из-за этого странного полураздетого парня под дождем. Мужчина тщетно махал проехавшему мимо грузовичку, который, набрав скорость, скрылся в холодном тумане.

Мужчина побежал, поскользнулся, но каким-то образом умудрился удержаться на ногах, скрючившись в три погибели. На его щеках и нижнем белье вдобавок к кровавым пятнам появились кляксы слякоти. Он наклонял голову, чтобы спастись от хлестких плетей дождя, и от каждого движения его опухшее, избитое лицо страшно болело. Он едва не терял сознание, но не мог позволить себе в очередной раз поддаться этой человеческой слабости. Капитан Роджер Ф. Кинкейд, офицер 168-го стратегического ракетного крыла ВВС США, имел слишком много пламенного энтузиазма.

7

Делл отер потные ладони о комбинезон, зевнул и начал вывинчивать шурупы из следующей панели. Накануне днем он заставил себя два часа поспать, но теперь его тело было охвачено усталостью и напряжением, и лишь адреналин в крови и клокочущая в его душе злость заставляли его не терять бдительности. Помогал в этом и страх, думал Делл, но это обстоятельство его не тревожило ни в малейшей степени. Уставший, но предельно собранный, он положил снятую панель на линолеум и стал изучать змеящиеся зеленые, красные, голубые и желтые проводки и трубочки. Сходство этого узора с картиной современного художника было чистой случайностью, ибо различные оттенки окраски трубочек и проводов соответствовали тщательно выверенному спектру кодовых цветов, разработанному аналитиками САК для облегчения работы механиков из групп обслуживания, а не для удовлетворения страсти нынешней молодежи к радужному многоцветью живописного орнамента одежды и интерьеров.

Бывший зам. начальника разведки 168-го ракетного крыла закрыл глаза и подождал, пока перед его мысленным взором раскроется нужная страница секретного пособия по системам безопасности ракетных комплексов.

Да, вот теперь он видел схему расположения проводов достаточно четко.

Если эти сволочи за истекшие одиннадцать месяцев ничего не изменили, то теперь будет куда легче. Эти хваленые эксперты по системам безопасности из Омахи и Вашингтона вечно изобретали что-то новенькое — наверное, лишь с целью оправдать свои должности и жалованье, думал Делл, так что никогда не знаешь, что могут удумать эти умники. Он вытащил из чемоданчика фонарик, присел на пол и осветил лучом заросли проводов.

Вот оно!

— Ах, сволочи! — пожаловался он шепотом, точно боялся, что его могут услышать.

Второй «блокиратор» был заминирован аж двумя способами: один проводок при повреждении открывал клапан резервуара с ядовитым газом, а другой замыкал электронное реле, посылавшее микроволновый сигнал на близлежащие «Гадюкам», предупреждая персонал ракетных установок, что кто-то посторонний вырубил кабель сигнализации. Оба приспособления были закамуфлированы под обычные повышающие трансформаторы, но Делл их помнил и сразу узнал. Он нашел в чемоданчике клещи, взял их в правую руку, а в левой зажал фонарик.

Потом он замер.

— Датчик тревоги на датчике тревоги, — пробурчал он, заметив мембрану, спрятанную позади электронного датчика.

Это было что-то новенькое, хотя и не слишком неожиданное — просто страховочное сигнальное устройство, наличие которого следовало бы ожидать всякому, кто знаком с разработками САК по системам безопасности: это было логическим продолжением прошлых разработок и достижений научной мысли и практики. Делл прищурился, подумал-подумал, осторожно просунул руку с кусачками сквозь сплетение проводков и, наконец, почти нежно перерубил контактный провод. Он извлек приборчик, точно ядовитый зуб змеи, и мельком взглянул на приборную доску заместителя командира.

Лампочка не мигает.

Сигнала тревоги нет.

Сирена не воет.

Пока нет — ведь работа еще не доведена до конца.

Он осмотрел цилиндрический резервуар с нервно-паралитическим газом и покачал головой.

— Ну, не знаю, — сказал он.

— Что-нибудь не так? — спросил Фэлко из туннеля.

— Да, но я справлюсь.

— Ты что собираешься делать, Ларри?

Делл пожал плечами со вздохом.

— Не знаю. Я еще не решил.

Он перевел взгляд на часы.

8.46.

— Восемь часов сорок шесть минут по местному времени, и Биг-Бен Белл еще не заржавел! — балагурило автомобильное радио. — Передаем неувядающую золотую запись — эта пластинка разошлась более чем миллионным тиражом и стала очередным хитом очаровательной Дионн Уорвик в еще недалеком прошлом. Песенка называется «Эл фи»…

Все эти диск-жокеи похожи друг на дружку, беззлобно заметил про себя длинноволосый юнец, сидящий за рулем красного «тандерберда». Он не мог позволить себе никаких враждебных чувств по отношению к вальяжным «радиозвездам», даже если бы и хотел, ибо он был, о чем свидетельствовала девятисотдолларовая гитара на заднем сиденье, певцом. Более того, он был рок-певцом и имел большие амбиции. Если уж он намеревался добиться успеха — так чтобы его окружали толпы влюбленных девочек-подростков, и нью-йоркские импресарио, и телепродюсеры и продюсеры со студий грамзаписи, — ему надо было ладить с ДЖеями, этими влиятельными коммивояжерами вроде Биг-Бен Белла, который по мановению руки мог отправить любую пластинку в хит-парад или в мусорную корзину.