Остров знаний, ученический корпус

Внутренний двор, доска рейтинга

Первый раз за много зим Пятый не сидел на крыше, наблюдая за всеми сверху, а проталкивался вперед к доске рейтинга, пользуясь тем, что Семнадцатый рядом распихивал всех бесцеремонно, наступал на ноги, толкался и все это без всяких изменений.

И… потому что впервые за много зим он был не один.

Свой номер он нашел сразу и потом остальные номера тройки. Семнадцатый оказался на пятнадцатом месте впервые за две зимы.

– Уха-хаааааа… – Семи подпрыгнул в воздухе и потряс кулаком. – Ух-ааааааааа!!!

Пятерка встретился взглядом с Шестнадцатым, который спокойно стоял рядом и улыбался, и – кивнул.

Это действительно сработало.

Сработало, хотя видит Великий, они согласились только от безысходности. Декаду назад, когда Шестнадцатый поймал их в кустах и предложил сделку. Попросил дать ему декаду. Одну декаду, чтобы попробовать учиться так, как он считает нужным. Если их рейтинг не изменится – Шестнадцатый оставит их в покое.

И они – согласились.

– Не, ты видел?! Видел?! Видел?!!! – Семи гордо задрал голову вверх и потряс сжатым кулаком в небо.

Пятерка фыркнул, отвернулся, и увидел перед собой ладонь с тонкими длинными изящными пальцами. Цвета свежего молока. Ладонь каллиграфа. Темные, совершенно спокойные глаза. Немного покрасневшие – опять учился ночью.

Шестнадцатый, как и декаду назад, протягивал вперед руку для скрепления договора, и, склонив голову на бок, уточнил то, что было и так понятно:

– Ещё… декаду?

Декаду спустя

Пятый ученический дом, поздняя ночь

Коста смотрел в окно. На купол, который было видно на черном полотне неба, благодаря иногда пробегающим по нему сполохам-искрам. Как будто защитный купол Октагона дышал, или был – живым. Именно такое сравнение не раз и не два приходило ему по ночам.

Пара светляков с мерным жужжанием летала сверху, нарезая круги над столом, заваленным свитками и книгами.

Вроде все хорошо. Ведь хорошо же?

У него закончили брать кровь и алхимики сказали, что совместимость не просто хорошая – отличная. Это значит, ритуал пройдет хорошо. Ему нужно только послушно готовиться, выполнять все инструкции целителей, глотать горькие эликсиры и – ждать, когда у него наконец появится сила.

Разве не этого он хотел? Разве это не хорошо?

Что же не так. Это же то, о чем он мечтал – иметь силу.

Коста задумчиво и устало растер виски.

Последние декады прошли хорошо – в тройке все в порядке. Их достижения отметили все Наставники, кроме куратора Сейши. Учитель отменил все вечерние занятия и которую декаду болел, на всех занятиях его подменяли помощники. А каждый раз, когда Коста два раза в декаду приходил навестить Наставника, приносил эликсиры с восстанавливающим, которые выпрашивал у целителя, его разворачивали обратно.

«Наставник болен и не принимает никого, даже личных учеников».

Поэтому он учился и ждал. Ждал и учился.

По промежуточным тестам по плетениям Косту натаскивал Пятерка, потому что достаточно было четко указать последовательность построения схем узлов.

Когда Коста выучил первый и второй том «Ингридеентного справочника алхимика» наизусть, Пятый и Семи подсунули ему том по травам, и начали гонять в отместку за то, что декаду им пришлось общаться только жестами.

Семи пожаловался Шраму, Пятерка обозвал Семи тупым, а Шрам, вместо того, чтобы встать на сторону учеников, заржал, и наложил на них обоих плетения «немоты», поставив в известность всех кураторов.

За декаду весь «жестовый» они не выучили – точнее три основных знака Семи запомнил сразу «пожрать, поспать, отвали», а остальные тридцать пришлось учить с боем. Потому что Семнадцатый никак не мог понять, во-первых, зачем им своя система общения жестами, если Великий дал им язык и два уха, а во-вторых, зачем, чтобы создать свою систему, нужно прекрасно знать базовую.

Зато Семи отлично натаскивал их с Пятеркой в плетениях и силовых, а также полностью взял на себя физическое развитие отсталых «слизней и сморчков».

Коста ставил им руку – обоим, Пятый владел кистью ненамного лучше Семнадцатого. Следил, чтобы писали правильно и ровно, правил стиль и тексты, разводил тушь до нужной консистенции и пытался привить любовь к письму, и показать, как красивы и закончены черные лаконичные штрихи.

Каждый вечер он читал вслух, расхаживая по домику, а потом объяснял то, что они не поняли, из утащенных Пятым свитков из библиотеки. Пусть Сейши болеет, но Коста сам продолжил готовиться к занятиям, по методике Наставника – изучая весь материал завтрашнего дня заранее, и готовил тройку, ежевечерне допрашивая, точно копируя интонации Сейши: «Какие выводы вы из этого сделали?»

По «этикету» он получил зачет, освоив все нужные поклоны, хотя зачем людям так усложнять себе жизнь – в двадцать два раза больше, Коста так и не понял.

За пару декад их тандем стал устойчивым – Пятерка отвечал за внешние контакты, и учил их хитрости, и тащил все, что плохо лежит и могло пригодиться «тройке». Семи не думал, но этого от него и не требовалось, зато обеспечивал безопасность, чтобы никто из со-учеников не мешал учиться, как пытались в начале.

Он сам… В их тройке, он чувствовал себя нейтрализатором, выступая посредником между ингредиентами, которые то и дело норовили вступить в реакцию.

Коста потер лоб, рассматривая рассыпанные по столу рисунки, которые готовил для завтрашнего занятия. Наставник запретил ему притрагиваться к кисти вне занятий, но рисовать можно чем угодно и на чем угодно. Наброски, выполненные утащенным Пятеркой угольной палочкой – Коста не стал спрашивать, у кого из Наставников – теперь валялись по комнате везде.

Семи не понимал на слух, и плохо запоминал читая, но у него оказалась превосходная память на образы и картинки, между которыми есть связь. И потому, специально для Семи, Коста рисовал схематичные смешные наброски.

Единственное, в чем точно, совершенно и полностью провалился – это занятия по искусству музыки. Когда ему дали цитру в руки, он порвал две струны, в попытках извлечь что-то похожее на мелодию. Но он – научится. В этом он уверен совершенно точно. Если это умеет Пятый, Восьмой, Второй, Семи – если это умеют все, он тоже сможет научиться. Ему нужно просто немного терпения и много-много времени. В этом он уверен.

Искусства – это тоже не то, что его волнует.

Что же не так?!

Разве он не послушен Наставникам? Послушен.

Разве он не учиться? Учиться.

Не нарушает правила. Выполняет приказы. Первым вызывается отвечать на занятиях.

Не тратит время просто так ни свое ни чужое – он не брал кисть в руки вне занятий уже три декады.

Общий суммарный рейтинг их «тройки» вырос на две позиции, и через декаду вырастет ещё.

Семнадцатый и Пятый больше не прячутся от него по кустам.

Он преуспевает. Его хвалят Помощники и Мастера. С ним начали разговаривать со-ученики. Он учиться днем и продолжает учиться ночью, чтобы преуспеть… так что же не так…

Коста потер грудь.

Внутри ныло острое чувство внутреннего неудовлетворения. Днем все было ясным понятным и четким. Что, зачем и почему. Но ночью… ночью все такое ясное днем становилось зыбким и как бы подергивалось дымкой.

Коста потер уставшие глаза.

Ночью он забывал, и ему требовалось время и усилие, чтобы вспомнить, ради чего это все. Зачем он учиться. Для чего важно хорошо учиться. И сны снились странные… снился Север. Лед, снег, бескрайние плато Лирнейских, погруженные в туман и он, перебирает лапами по глубокому насту… и только там, во снах, он чувствовал себя по настоящему свободным.