— Мне нужно с тобой поговорить, — начал Арин.

По одному его тону стало понятно, о чем пойдет речь. Она была права в своих догадках. Кестрель отвернулась к грядке.

— Я занята, — сказала она и положила в корзинку плод. Зеленоватый сок потек по руке…

Арин опустился на корточки и нежно отодвинул пряди волос, закрывавшие лицо Кестрель. Потом коснулся ее щеки большим пальцем. Это заставило Кестрель поднять глаза. Он пришел к ней как есть — не умывшись, взлохмаченный, в одежде, пропитанной солью. На подбородке красовался желто-зеленый синяк. Сапоги на Арине были валорианские, высокие, с длинной шнуровкой.

Кестрель не хотела видеть, как его глаза блестят на солнце, точно драгоценные камни. Не хотела чувствовать тысячи иголочек, пробежавших по коже от его прикосновения. Не хотела, чтобы Арин смотрел на нее вот так — будто где-то внутри нее есть дверь, которую он хочет открыть.

— Ты должен жениться на королеве, — сказала Кестрель.

Арин уронил руку:

— Нет.

— Значит, ты дурак.

— Я попросил Инишу переехать в губернаторский особняк.

— Это глупо. Попроси ее вернуться.

— Прошу тебя, послушай. Когда я отправился на восток, я заблуждался на твой счет. И ты была помолвлена. Отказывалась менять свое решение. Я попросил тебя… — Арин резко замолчал.

В памяти зазвучал его голос: «Ты можешь выйти за принца, но стать моей втайне от всех». Воспоминание ранило ее, и эта боль отразилась в глазах Арина. Кестрель словно наяву увидела выражение лица, с которым он смотрел на нее в таверне прошлой зимой. Арин молил о крошечном шансе. Ненавидел себя за это, но не мог не просить.

— Был всего лишь поцелуй, — выговорил он наконец. — Я ничего не обещал королеве.

— У тебя напрочь отсутствует чувство самосохранения. — Сердце громко стучало у Кестрель в груди. — Если ты ей ничего не обещал, так иди и сделай это. Почему, как ты думаешь, она согласилась на союз?

— Это не важно.

— Неужели?! — Кестрель вскочила на ноги, Арин тоже поднялся, схватив ее за руку, в которой она держала корзину. — Это была уловка? — спросила она. Сердце разрывалось между страхом и гневом. — Ты поцеловал ее, чтобы она поверила, что ваш союз значит гораздо больше?

— Нет!

— Тогда почему?

— Потому что я так захотел! — вырвалось у Арина. — Я чувствовал, что нужен ей, и это было приятно.

Кестрель порывисто вздохнула. Почему ей так больно, если она не любит его? Ветер усиливался, швыряя ей в лицо волосы. Кестрель помедлила, пытаясь справиться с собой, а потом сказала:

— По-моему, ты не понимаешь, что все это значит в политическом плане. Ты знал, что королева приедет в Гэрран?

— Нет.

— А Рошар? — спросила она, хотя и так знала ответ.

— Да.

— Однако он не предупредил тебя.

Арин помолчал.

— Нет.

— Зачем она приехала?

— Чтобы взять на себя оборону города.

— Арин, зачем она приехала?

Он не отвечал, догадываясь, что сейчас услышит.

— Она приехала, — сказала Кестрель, — чтобы показать солдатам, что считает эту землю своей. Дакраны не в восторге от союза. Они не видят в нем выгоды. Но все изменится, когда королева обоснуется в городе. Дело не только в твоем новом оружии и не в том, что надо остановить империю. Она согласилась помочь твоей крохотной стране с ослабленным населением по другой причине. Если ты победишь в войне, Гэрран можно будет присоединить к восточным владениям.

Арин не стал спорить.

— Она и без меня это может сделать, — произнес он наконец. — Просто захватит нас силой. От меня толку мало.

Кестрель понимала, к чему он клонит. Конечно, народ любил Арина, это было легко заметить всякий раз, когда он улыбался кому-то из гэррани или останавливался поговорить. Но настоящим правителем он был не больше, чем наследником погибшей королевской семьи. Политическим весом Арин обладал сомнительным. Кестрель по-прежнему считала, что правильно угадала планы королевы в отношении Гэррана, но теперь она поняла, что для нее важнее сам Арин, чем положение, которое он занимает. Внутри у Кестрель все сжалось.

— Значит, ты ей нравишься. Может, брак королеве и впрямь не нужен. Но, так или иначе, ты должен исполнять ее желания. Возможно, заработаешь себе неплохую награду. По крайней мере, попробовать стоит.

Его лицо выглядело напряженным.

— Нет, я не стану.

Кестрель поправила корзину так, чтобы она висела на сгибе локтя.

— Мне пора. Нужно отнести все повару. — Она с ужасом услышала, как надломился ее голос.

Арин переменился в лице:

— Кестрель, прости меня.

— Тебе не за что просить прощения.

— Я сожалею.

— Мне все равно.

Арин покачал головой, глядя ей прямо в глаза. Его взгляд изменился, теперь в нем сквозили удивление и какая-то мысль. Арин коснулся щеки Кестрель кончиками пальцев.

— Нет, не все равно, — произнес он.

Она отшатнулась.

— Постой!

Кестрель, не оборачиваясь, поспешила к дому. Корзина билась о бедро.

— Не ходи за мной. — Она потерла щеку грязным запястьем и хрипло выдохнула. — Я никогда больше не буду с тобой разговаривать, если ты пойдешь за мной.

Арин послушался.

Кестрель прикрутила фитилек в лампе и забралась на высокую кровать рядом с Сарсин. Она могла бы лечь на диване в другой комнате, но Сарсин и слышать об этом не желала. Кестрель, хоть и чувствовала неловкость от такой заботы, была тронута.

Сарсин повернулась под одеялом и посмотрела на Кестрель. Волосы, ресницы и брови Сарсин казались совсем черными и контрастировали с белой подушкой. Кестрель не понимала, что означает этот взгляд. Наверное, она слишком запуталась в своих чувствах. Сарсин была так похожа на Арина. Внезапно, будто пытаясь сменить тему, Кестрель произнесла:

— Раньше я иногда спала в одной кровати с моей подругой Джесс.

— Я ее помню. Ты спасла ей жизнь.

— Неправда.

— Я сама видела. Она умирала от яда. Если бы не ты, твоя подруга не выжила бы.

Но Кестрель помнила только, как Джесс обвинила ее в предательстве. Она попыталась объяснить все Сарсин, но многих фрагментов истории не хватало. Выслушав, Сарсин сказала:

— Может, вы обе просто изменились. Однажды вы снова встретитесь, и все встанет на свои места. Но я видела, что ты сделала ради нее. Как ты ее любила. — Сарсин поправила одеяло на плече у Кестрель.

Лицо Сарсин, ее нахмуренные брови и мягкий изгиб губ выражали заботу.

— Тебя волнует что-то еще? — спросила кузина Арина. — Можешь поговорить со мной. Я умею хранить секреты.

Кестрель почувствовала, как к глазам подступают слезы. Она открыла рот, снова закрыла. Потом все же ответила:

— Я не знаю, как все это передать словами. Я во всем сомневаюсь.

— Я твой друг. Хотя бы в этом ты можешь быть уверена. — Сарсин погладила Кестрель по щеке, позволяя тишине убаюкать ее. Потом она погасила лампу.

Но Кестрель никак не могла заснуть. Сарсин спала слишком тихо. Кестрель не привыкла к такому. Она помнила, что Джесс во сне часто пиналась и бормотала что-то. Кестрель скучала по подруге. Стоило ей вспомнить об этом, как накатывала тоска. Наверное, воспоминания всегда приносят с собой грусть. Подушка под щекой стала горячей и влажной.

Кестрель представила, как играет мелодию: ровный ритм, четкие и чистые ноты. Музыка подвластна ей. Пальцы извлекают яркие вспышки звука. Кестрель сосредоточилась на этой фантазии, потому что знала, что, если отвлечется, мысли тут же обратятся к… Но как только в голове мелькнуло то, чего она так избегала, воспоминание развернулось в полную силу.

Последний разговор с подругой произошел в валорианской столице, в доме Джесс. Бежевые занавески в гостиной. Кестрель забыла слова, которые та сказала ей, но теперь вспомнила, что разрушило их дружбу. Она услышала свой голос, который произносил то, чего Джесс никогда бы ей не простила. Кестрель отказалась от своего народа, друзей, отца. «Это из-за него ты изменилась», — бросила ей Джесс. «Никто не заставил бы меня измениться». — «Но все же это произошло».