19 декабря 1926 (1 января 1927)
«Из детства Клара мне знакома...»
Из детства Клара мне знакома.
Отца и мать я посещал,
И, заставая Клару дома,
С нее портреты я писал.
Достигнул я в моем искусстве
Высокой степени, но здесь
В сентиментальном, мелком чувстве
Талант мой растворился весь.
Вот эту милую девицу
На взлете рокового дня
Кто вознесет на колесницу
Окаменелого огня?
А мне ль не знать, какая сила
Её стремительно вела,
Какою страстью опьянила,
Какою радостью зажгла!
– Вы мне польстили чрезвычайно! —
Остановясь у полотна,
С какою-то укорой тайной
Вчера сказала мне она.
О, эта сладостная сжатость!
И в ней жеманный ореол
Тебе, ликующая святость,
Я неожиданно нашел.
Светло, торжественно и бело,
Сосуд, где закипают сны,
Невинно-жертвенное тело
Озарено из глубины.
22 декабря 1926 (4 января 1927)
«Хоть умом не очень боек...»
Хоть умом не очень боек, —
Ведь не всем умом блистать, —
Но зато уж очень стоек,
Если надо не зевать.
Всё, что надо, держит память,
Каждый пункт и каждый срок,
И никто переупрямить
До сих пор его не мог.
С ним попробуй в спор ввязаться!
– Слово дал, а с ним и честь,
Так куда ж теперь податься?
Интерес-то в чем же есть?
– Вот, видны, как на ладони,
Слово, честь и интерес,
И не стащат даже кони
Ни в болотину, ни в лес! —
22 декабря 1926 (4января 1927)
«Упоенный ядом власти...»
Упоенный ядом власти,
Знавший радость и напасти,
Но презренной, робкой страсти
Не подпавший никогда,
Что донес он до порога
Светозарного чертога
К часу грозного суда?
Весь мундир совсем в порядке
До последней самой складки,
Безупречные перчатки,
Безупречный формуляр.
Где ж его злодейства? – Бредни!
Сорт простой, хороший, средний,
Не штафирка, не гусар.
23 декабря 1926 (5 января 1927)
Из старых былей
Чиновник молча взял прошенье,
Пожал плечами, – нельзя не взять!
– Когда же будет мне решенье? —
Сухой ответ был: – Надо ждать.
Проситель каждый день приходит,
И слышит тот же все ответ,
И наконец на ум наводит
Его какой-то сердцевел.
– Поймите, сударь, это слово:
Ведь надо ж дать, вам говорят.
Ну и давайте, хоть целковый,
Покуда не пойдет на лад. —
И точно, первая же взятка
Могла уж кой-что изменить, —
Чиновник, улыбаясь сладко,
Промолвил: – Надо доложить. —
Понятно стало все, что надо.
Проситель более не ждет,
И для солидного доклада
Он документы достает.
25 декабря 1926 (7января 1927)
Царь Содома
Из воспоминаний
Когда я был царем в Содоме,
Я презирал Господень гнев.
В моем раззолоченном доме
Теснилось много милых дев.
Наложниц нежных было двести, —
Для упражнения едва:
Не часто был я с ними вместе,
Мне докучали их слова.
А чем я славен был в рассказах
И в мыслях Содомлян велик,
То был мальчишек черномазых
Забавно-радостный цветник.
Да за дворцом зверинец шумный,
Весь полный буйных, диких сил:
Там жил и лев, и слон разумный,
И даже нильский крокодил.
И если был перед Всевышним
В растленьи тел тяжелый грех,
Я искупил его излишним
Разнообразием утех.
Я в благость Божию не верил:
Во всех сердцах царила мгла,
И я Господней злобой мерил
Мои содомские дела.
Мои невинные забавы —
Едва одно растленье в день —
Перед грозою Божьей славы
Ложились призрачно, как тень.
Господь, безжалостный Губитель,
Творец вселенских бед и зол,
К чему ж бы Он в мою обитель
Изобличителя привел.
Но Он пришел. Не в блеске молний,
Не в злом дыхании чумы, —
Полночной тишины безмолвней,
Неотразимей смертной тьмы,
Он посетил мою обитель,
Он поразил меня, – и я,
Безумец злобный и мучитель,
Пред ним склонился, вопия.
Ко мне прислали из Гоморры
Двух отроков: один, как все:
Улыбка, ласковые взоры,
И нежный стыд в нагой красе.
Другой, – тот прибыл издалека,
Из целомудренной страны.
Еше не ведал он порока,
Как день в предчувствии весны.
И все чего-то он боялся,
Не понимал нескромных слов,
И боязливо озирался
В толпе шумливых шалунов.
Одежды ль снимет предо мною,
Вдруг запылает он стыдом,
Но, обнаженный, красотою
Превосходил он весь Содом.
Так стройно возвышалось тело,
Суля безумство и любовь,
Что знойной страстью пламенела
Моя полуденная кровь.
Глаза полночные метали
Такой огонь, такую страсть,
Что забывал я все печали,
Труды державные и власть.
К его ногам мою порфиру
Я рад был с плеч моих совлечь,
И, поклоняясь, как кумиру,
У милых ног его возлечь.
Но поученьям страсти нежной
Он с отвращением внимал
И милый час, и неизбежный
Непониманьем ожидал...
«Умертвили Россию мою...»
Умертвили Россию мою,
Схоронили в могиле немой!
Я глубоко печаль затаю,
Замолчу перед злою толпой.
Спи в могиле, Россия моя,
До желанной и светлой весны!
Вашей молнии брызнет струя,
И прольются весенние сны.
И разбудят Россию мою,
Воззовут от могильных ночей!
Я глубоко тоску затаю,
Я не выдам печали моей.
