11 июля 1915
«Быть может, нисхожу я вниз...»
Быть может, нисхожу я вниз,
К долине темного заката,
Зато я никогда не грыз
И не преследовал собрата.
Не опалялся на того,
Кто больше взыскан громкой славой,
Не ополчался на него
Хулою зависти лукавой.
А если был порой суров
И отвращался от ничтожных,
И не творил себе богов
Из мелких идолов и ложных, —
Прости меня, всезрящий бог,
За верный труд всей долгой жизни,
За утомленье злых дорог
И за любовь мою к отчизне.
14 августа 1915 На Волге
На Волге
Плыву вдоль волжских берегов,
Гляжу в мечтаньях простодушных
На бронзу яркую лесов,
Осенней прихоти послушных.
И тихо шепчет мне мечта:
«Кончая век, уже недолгий,
Приди в родимые места
И догорай над милой Волгой».
И улыбаюсь я, поэт,
Мечтам сложивший много песен,
Поэт, которому весь свет
Для песнопения стал тесен.
Скиталец вечный, ныне здесь,
А завтра там, опять бездомный,
Найду ли кров себе и весь,
Где положу мой посох скромный?
21 сентября 1915 Волга. Кострома – Нагорево
Объявления
Нужны врачи и фельдшера, —
Так объявляют все газеты, —
Нужны портные-мастера.
А вот кому нужны поэты?
Где объявление найдешь:
«Поэта приглашаем на дом
Затем, что стало невтерпеж
Обычным объясняться складом.
И мы хотим красивых слов,
И души в плен отдать готовы!»
Купить имение готов.
Нужны молочные коровы.
23 февраля 1916 Орел – Поныри. Вагон
«На свете много благоуханной и озаренной красоты...»
На свете много благоуханной и озаренной красоты.
Забава девам, отрада женам – весенне-белые цветы.
Цветов весенних милее жены, желанней девы, – о них
мечты.
Но кто изведал уклоны жизни до вечно темной, ночной
черты,
Кто видел руку над колыбелью у надмогильной немой
плиты,
Тому понятно, что в бедном сердце печаль и радость
навек слиты.
Ликуй и смейся над вещей бездной, всходи беспечно
на все мосты,
А эти стоны: «Дышать мне нечем, я умираю!» —
поймешь ли ты?
4 мая 1916 Таганрог – Ялта
«Хнык, хнык, хнык!»...»
«Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
Прошлый раз тебя я видел, —
Ты был горд,
Кто ж теперь тебя обидел,
Бог иль черт?
«Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык.
Ах, куда, куда ни скочишь,
Всюду ложь.
Поневоле, хоть не хочешь,
Заревешь.
Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
Что тебе чужие бредни,
Милый мой?
Ведь и сам ты не последний,
Крепко стой!
«Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык. —
Знаю, надо бы крепиться,
Да устал.
И придется покориться,
Кончен бал.
Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
Ну так что же! Вот и нянька
Для потех.
Ты на рот старухи глянь-ка, —
Что за смех!
«Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык. —
Этой старой я не знаю,
Не хочу,
Но её не отгоняю
И молчу.
Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
5 сентября 1916 Княжнино
«Какая покорность в их плаче...»
Какая покорность в их плаче!
Какая тоска!
И как же иначе?
Бежит невозвратно река.
Уносятся грузные барки
С понурой толпой,
И слушают Парки
Давно им наскучивший вой.
К равнине уныло
Осенние никнут дожди.
Уж раз проводила,
Так сына обратно не жди.
Уж слезы разлучные льются,
Кропя его путь.
Ему не вернуться
Припасть на вскормившую грудь.
Там, где-то в чужбине,
Далёко от знаемых мест,
В чужой домовине
Он ляжет под дружеский крест.
1 октября 1916 Ардаши – Ряхино. Вагон
«Пробегают грустные, но милые картины...»
Пробегают грустные, но милые картины,
Сотни раз увиденный аксаковский пейзаж.
Ах, на свете все из той же самой глины,
И природа здесь всегда одна и та ж!
Может быть, скучает сердце в смене повторений,
Только что же наша скука? Пусть печалит, пусть!
Каждый день кидает солнце сети теней,
И на розовом закате тишь и грусть.
Вместе с жизнью всю ее докучность я приемлю,
Эти речки и проселки я навек избрал,
И ликует сердце, оттого что в землю
Солнце вновь вонзилось миллионом жал.
