28 ноября 1921
«Я создал легенду любви...»
Я создал легенду любви,
Жизнь обратил я в сказку.
Что же, душа, благослови
Страшную сказки развязку.
Всё это сделал я сам,
Плакать не надо малодушно.
Душу Тому я отдам,
Кому служил я послушно.
Кончаясь, улыбнуся я,
И улыбка моя не слукавит.
Страстная мука моя
Юных иногда позабавит,
И кто-нибудь слезы прольет
Над сказкою жизни жуткой,
И даже поэму сплетет
Мечтатель с душою чуткой.
6 декабря 1921
Колыбельная себе
Чадом жизни истомленный,
Тихо-тихо я пою,
Убаюкать песней сонной
Зыбку шаткую мою.
Спи, грозою опаленный,
Спи, от счастия спасенный,
Баю-баюшки-баю.
Вспомни верное кормило
Невозвратной госпожи,
Обо всем, что с Нею было,
Горько плача, потужи,
Всё, что звало и манило,
Всё, что было в жизни мило,
Туже в узел завяжи.
Вот, полуночная вьюга
Запевает: «Вью, вью, вью», —
Вея зыбко и упруго
Зыбку легкую мою.
Вышла светлая подруга
Из пылающего круга.
Баю-баюшки-баю.
Кто устал, тому довольно
Щедрых пытками годов.
Кануть вольно иль невольно
В запреднльность он готов.
Руки сжавши богомольно
На груди, где сердцу больно,
Слушай вещий, тихий зов:
«Истлевающие сети
Смертным хмелем перевью.
Покачаю в тайном свете
Зыбку жуткую твою.
Улыбаясь вечной Лете,
Спи, как спят невинно дети,
Баю-баюшки-баю».
8 декабря 1921
«Я дышу, с Тобою споря...»
Я дышу, с Тобою споря,
Ты задул мою свечу.
Умереть в экстазе горя
Не хочу я, не хочу.
Не в метаньях скорби знойной
Брошусь в гибельный поток, —
Я умру, когда спокойный
Для меня настанет срок.
Умерщвлю я все тревоги,
И житейский сорный хлам
На таинственном пороге
Я сожжению предам.
Обозревши путь мой зорче,
Сяду в смертную ладью.
Пусть мучительные корчи
Изломают жизнь мою.
13 декабря 1921
«Мой ангел будущее знает...»
Мой ангел будущее знает,
Но от меня его скрывает,
Как день томительный сокрыл
Безмерности стремлений бурных
Под тению своих лазурных,
Огнями упоенных крыл.
Я силой знака рокового
Одно сумел исторгнуть слово
От духа горнего, когда
Сказал: – От скорби каменею!
Скажи, соединюсь ли с нею? —
И он сказал с улыбкой: – Да. —
Спросил я: – Гаснут ли мгновенья
В пустынном холоде истленья?
Найду ль чертогов тех ключи,
Где все почиет невредимо,
Где наше время обратимо? —
И он ответил мне: – Молчи. —
Уста, как пламенные розы,
Таили острые угрозы,
Но спрашивать я продолжал:
– Найду ль в безмерности стремленья
Святую тайну воплощенья? —
Он улыбался, но молчал.
9 марта 1922
«Как я с Тобой ни спорил, Боже...»
Как я с Тобой ни спорил, Боже,
Как на Тебя ни восставал,
Ты в небе на змеиной коже
Моих грехов не начертал.
Что я Тебе? Твой раб ничтожный,
Или Твой сын, иль просто вещь,
Но тот, кто жил во мне, тревожный,
Всегда пылал, всегда был вещ.
И много ль я посеял зерен,
И много ль зарослей я сжег,
Но я и в бунте был покорен
Твоим веленьям, вечный Бог.
Ты посетил меня, и горем
Всю душу мне Ты сжег дотла, —
С Тобой мы больше не заспорим,
Всё решено, вся жизнь прошла.
В оцепенении жестоком,
Как бурею разбитый челн,
Я уношусь большим потоком
По прихоти безмерных волн.
11 марта 1922
«Творца излюбленное чадо...»
Творца излюбленное чадо,
Храня безмерные мечты,
Под сводами земного ада
В отчаяньи металась ты.
Сожгла тебя трехмерных дымов
Мгновенно-зыбкая игра,
О, шестикрылых серафимов
Лазурно-чистая сестра!
Ушла ты в области блаженных, —
К тебе, в безмерность бытия,
В чертог среди восьми вселенных
Приду и я, любовь моя.
23 марта 1922
«Ты – Воскресение! Ты, Смертью смерть поправ...»
– Ты – Воскресение! Ты, Смертью смерть поправ,
Свершила темный путь, – скажу ль, необратимый?
– Я – Воскресение, и Ты со Мной, любимый.
Смотри, как радужно сверканье райских трав! —
– А горечь терпкая земных Твоих отрав,
И этот грозный рок, немой, неумолимый? —
– В обиде горестной, в тоске невыносимой
Прошла я тяжкий путь, но этот путь был прав. —
– Ко мне Ты низошла горящим серафимом.
Вся жизнь моя была во тьме ползущим дымом.
Простила ли Ты мне безумство диких дней? —
– Пред нами вечный мир, безмерный, многоликий.
Я – Воскресение! Во мне огонь великий!
Смотри, как тает дым тех низменных огней. —
