Все были сказаны давно
Заветы сладостной свободы, —
И прежде претворялись воды
В животворящее вино.
Припомни брак еврейский в Кане
И чудо первое Христа, —
И омочи свои уста
Водою, налитой в стакане.
И если верный ученик
В тебе воскреснет – ток прозрачный
Рассеет сон неволи мрачной,
Ты станешь светел и велик.
Что было светлою водою,
То сердцем в кровь претворено.
Какое крепкое вино!
Какою бьет оно струею!
«Что ж, дядя, нешто ненароком
Сцепились мы в краю далеком
С толпами басурман?
Иль сдуру схватки боевые,
Да, говорят, еще какие?
К чему ж узнала вся Россия
Шахо и Ляоян?»
«Да, были битвы, это точно,
И мы пошли туда нарочно,
А не занес нас черт.
Мы встосковались о просторе.
Нам тесно, – вот в чем наше горе,
И на далеком теплом море
Нам очень нужен порт.
Мы корабли туда послали,
В аренду от китайца взяли
Клочок его земли,
Там крепость мы соорудили,
Японцу этим досадили,
Зато уж пили, пили, пили,
Себя не берегли.
Японец злился да ершился,
Всё с нами воевать грозился,
А цепок он в бою,
Но мы с ним обходились важно,
Переговоры шли затяжно,
И повели весьма отважно
Мы линию свою.
Внезапно, невзирая на ночь,
Назвался он «Иван Иваныч»
И под завесой мглы,
Как самый низкий дикий воин,
Наделал нам больших пробоин,
За что, конечно, стал достоин
Презрительной хулы.
Тут стали пятиться мы раком.
По косогорам, буеракам
Сбиралась тихо рать.
Японец шел то врозь, то кучно.
Хоть отступать нам было скучно,
Но с малой ратью несподручно
Японца покорять.
Когда мы вышли понемногу
На Мандаринскую дорогу,
Мне разом оторвало ногу
И прострелило грудь.
Да вот, спасибо санитарам,
Забрали, не погиб я даром,
Поправлюсь как-нибудь.
Что дальше будет, я не знаю,
Газету каждый день читаю, —
В ней пишут мудрено:
Японец, вишь, обескуражен,
И в траур Ниппон весь наряжен,
А порт-артурский флот посажен
На самое на дно.
Не то кингстоны мы открыли,
Не то японцы просадили
Снарядами бока.
Да, скоро будет перемена:
Сидим мы крепко у Мукдена,
Разбитым кораблям замена
Ползет издалека.
Вот так-то. А расчислить точно,
Так что ж – пошли ли мы нарочно
Или понес нас черт?
Что тосковать нам о просторе,
Не в тесноте же наше горе.
На кой нам прах на дальнем море
Какой-то лишний порт».
Нерон сказал богам державным:
«Мы торжествуем и царим!»
И под ярмом его бесславным
Клонился долго гордый Рим.
Таил я замысел кровавый.
Час исполнения настал, —
И отточил я мой лукавый,
Мой беспощадно-злой кинжал.
В сияньи цесарского трона,
Под диадемой золотой,
Я видел тусклый лик Нерона,
Я встретил взор его пустой.
Кинжал в руке моей сжимая,
Я не был робок, не был слаб, —
Но ликовала воля злая,
Меня схватил Неронов раб.
Смолою облит, на потеху
Безумных буду я сожжен.
Внимай бессмысленному смеху
И веселися, злой Нерон!
Два солнца горят в небесах,
Посменно возносятся лики
Благого и злого владыки,
То радость ликует, то страх.
Дракон сожигающий, дикий,
И Гелиос, светом великий, —
Два солнца в моих небесах.
Внимайте зловещему крику, —
Верховный идет судия.
Венчайте благого владыку,
Сражайтесь с драконом, друзья.